Эйлет Уолдман - Любовь и прочие обстоятельства
— Кто это был? — спрашиваю я, выходя.
— Ноно.
Уильям называет так моего отца с первого дня их знакомства — это случилось за несколько недель до нашей с Джеком свадьбы. Папа сам так представился. Поскольку слово было незнакомое и не несло для мальчика никаких ассоциаций, Уильям легко его усвоил. «Ноно» — это жаргонное выражение, оно пришло из языка, на котором говорили евреи в Болгарии (оттуда родом предки моего отца). Папа заставляет всех своих внуков называть его «ноно» — возможно потому, что при слове «дедушка» он ощущает себя старым пнем.
— Что он хотел?
— Ничего. Я сказал, что мы идем в парк. Он посоветовал зайти в сосновый питомник. Все деревья там хвойные.
— Неудивительно, раз это сосны.
Уильям подозрительно хмурится.
— Ноно советует туда сходить, потому что там все зеленое и красивое.
Я протягиваю Уильяму пальто и одеваюсь сама. Отчего-то в застегнутом виде мое пальто выглядит чуть менее ужасно. Я по-прежнему похожа на сосиску, но не настолько, чтобы и впредь отважно бросать вызов погоде.
— Нам обязательно туда идти? — уточняет Уильям. — Обязательно идти в питомник?
— Нет, конечно. — Я не хочу ничего, что предлагает отец, потому что накануне вечером мама напомнила мне о том, как я на него зла.
— Питомник прямо рядом с нашим домом, — продолжает Уильям. — А я хочу открывать новые земли. Хочу в Рэмбл. По-моему, это хорошая идея.
Он топает ножкой в зимнем ботинке.
— Прекрасная мысль. Мы будем первооткрывателями. Я буду Христофором Колумбом. А ты кем хочешь быть?
— Колумбом? — Он качает головой, но его пренебрежение явно напускное. — Это же скучно, Эмилия. Я буду Коронадо. Я хочу найти семь городов Сиболы.
— Что-что? — переспрашиваю я.
Он удивленно смотрит на меня.
— Ты не знаешь, кто такой Коронадо?!
— Конечно же, я о нем слышала. Просто забыла про семь городов.
Уильям так поглощен рассказом об испанском конкистадоре Франсиско Васкесе де Коронадо и семи легендарных городах Сиболы, что минует детскую площадку, не попросившись зайти. Он то и дело подскакивает, будто танцует шимми, и ковыряет землю палкой.
— Рэмбл — отличное место, чтобы играть в первооткрывателей, — говорит он.
— Да.
— Это самая неосвоенная часть парка. Похожая на джунгли.
— Да.
Вдруг Уильям останавливается.
— Там опасно?
Я вспоминаю об одетом в полиэтилен бродяге, который напал на меня — или на которого я напала, в зависимости от того, с какой точки зрения посмотреть.
— Нет, — отвечаю я. — В парке вовсе не опасно. Те, кто говорит, что в парке опасно, просто глупы.
Уильям ковыряет палкой какую-то замерзшую гадость.
— По-моему, это дохлая птица, — говорит он.
— Фу.
Он тычет палкой, пока не становится ясно, что это всего лишь грязь и листья.
— Мама говорит, что человека, который построил часы Делакорта, ограбили прямо в парке.
— Да?
Как это типично для Каролины, которая, насколько мне известно, ни разу не бывала в Центральном парке. Разумеется, она знает, что Джордж Делакорт, один из крупнейших филантропов, в девяностодвухлетнем возрасте был ограблен прямо под часами, на которые он пожертвовал деньги. Каролина — кладезь информации, способной испортить человеку настроение.
— Семь городов Сиболы — это маленький домик в центре Рэмбл, — провозглашает Уильям.
— Что?
— Ну, домик в центре Рэмбл, который называется «сельским приютом». Я видел его в книжке, которую ты мне подарила. Это будут семь городов Сиболы.
— Или хотя бы один из них. Знаешь, я однажды сидела там, несколько лет назад, летом. Там было хорошо, потому что прохладно. А сейчас, наверное, в домике холоднее, чем снаружи.
— Он полон золота.
— Я помню. Он действительно был полон золота. Груды золота лежали повсюду. Я ничего не взяла только потому, что на летнем платье не было карманов.
— Идем, — говорит Уильям.
Мы шагаем в Рэмбл, стараясь держаться подальше от того места, где я видела бродягу. Карабкаемся по ступенькам и пересекаем маленький мостик над ручьем. Перед нами расстилается небольшое поле. Уильям, держась за дерево, перегибается через край каменистой тропы.
— Что это? — спрашивает он, указывая палкой на пустые пакеты из-под молока, которые висят на ветвях.
— Понятия не имею. Кормушки для птиц, наверное.
Он подозрительно хмурится, и мы идем дальше.
— Я чую золото, — громко сообщает Уильям. — Наверное, мы уже близко. Ты не знаешь?..
— Нет. Не помню, в какой части Рэмбл стоял этот домик. Но мы его найдем, если будем идти по кругу.
Он топает ногой.
— Холодно.
— Давай прибавим шагу и согреемся.
Мы пересекаем высокий мостик между двумя сланцевыми глыбами. Уильям на мгновение перегибается через перила, и я придвигаюсь ближе, готовясь схватить его, если он потеряет равновесие. Он громко харкает, собирая слюну во рту, а потом плюет. Мы наблюдаем, как плевок летит в ледяную воду.
— В яблочко, — говорю я.
Мы идем дальше. Через несколько минут мы почему-то оказываемся на том же самом мосту: тропинка привела нас обратно.
Уильям нетерпеливо щелкает языком.
— Может быть, купим карту?
— Но это нечестно. Мы должны искать, пока не найдем. Разве у Коронада была карта?
— Его звали Коронадо. — Уильям останавливается, уперев палку в мысок ботинка. — Я хочу карту.
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что.
— Почему?
— Просто потому что. Идем. Представь, что эти места вообще не нанесены на карту.
Мы идем, и нам становится все холоднее. Вскоре я понимаю, что очень весело играть в первооткрывателей, которые находят в недрах Рэмбл маленькую деревянную хижину, но гораздо неприятнее играть в неудачливых первооткрывателей. Вовсе не интересно брести вокруг замерзшего пруда и думать о том, что под камнями могут прятаться бродяги. Подвернув лодыжку на корне, я решаю, что Коронадо был идиотом. Поделом, если он не нашел семь городов Сиборы. Я смотрю на часы.
— Может быть, играть в первооткрывателей не такая уж хорошая идея.
— Здесь скучно.
— Тогда давай сделаем что-нибудь другое. Например, пойдем на север.
— И что?
Я загадочно шевелю бровями и ищу нужную тропу. К сожалению, на это уходит некоторое время, поскольку я окончательно заблудилась. Наконец по чистой случайности мы оказываемся в южном конце парка. Я показываю статую пантеры над Ист-Драйв и кричу:
— Ага! — Я хватаю Уильяма за руку, и мы бежим мимо статуи.
Пантера сидит высоко над дорожкой, на камне — слишком высоко, чтобы мы могли спрыгнуть. Но неподалеку от статуи начинается пологий спуск холма, и по нему мы выбираемся на улицу.
