Наталия Миронина - Отказать Пигмалиону
– Господи, да не вопрос! Мы обойдем все книжные, которые есть в Зальцбурге! Вы что-то конкретное хотите купить?
– Да. Нет. Я посмотрю… Вы знаете, я очень люблю книги. И читать, и иметь… Иметь в смысле – обладать. Как обладают библиофилы – ценить тексты, иллюстрации, качество переплета, редкость издания… Я не всегда могла найти, что люблю, сами знаете, в магазинах не все было… С переплатой покупать – не по карману… Правда, когда уже совсем все по-другому в стране стало, у нас на работе объявили подписку на четырехтомник поэтов Серебряного века. Я так обрадовалась, денег заняла, внесла в кассу. Я поэзию очень любила всегда, к тому же нам всем показали уже вышедшие первые тома. Так вот, ждали мы этих книг очень долго, примерно год, а когда получили, то разочарование было ужасное – представляете тонкие книжицы, отпечатанные на ротапринте, словно инструкции по использованию стиральной машинки. И такие противные обложки, шершавые, из плохого мягкого картона… Ужас, одним словом. Вы скажете, содержание – главное, но есть вещи, которые должны быть оформлены прекрасно. Да и контраст с уже выпущенными книгами был разителен.
– Будем считать, что вас не злостно обманули, а издательство не успело за инфляцией… Планировали одно, денег хватило только на другое… Я, кстати, тоже люблю красивые книги. Их, впрочем, любят все. Обязательно с вами посетим книжные…
Аля вошла в кафе и сразу же отыскала их взглядом. По ее лицу понять было ничего нельзя, но походка… Походка выдавала все. Унылое шарканье, ступня, цепляющаяся за ступню, – сейчас это все стало каким-то гротескным.
– Скорее всего, меня не примут… Даже на платное отделение… Во-первых, там с документами что-то… Я не очень поняла. Но это можно было бы поправить, они сами сказали. А во-вторых, у меня голос, который уже не раскроется… С ним работать можно, и можно даже меня научить правильно петь – они сами так сказали, но оперного будущего у меня нет. Это я поняла хорошо. Они сказали, что мы можем дождаться официального ответа – они его обязательно пришлют. Вот. – Аля взяла вилочку и стала есть торт, лежащий на тарелочке перед матерью. – Я так волновалась и теперь такая голодная, что съела бы корову.
– И надо съесть. Бросьте, Аля, сладкое, мы идем серьезно обедать. – Вадим махнул официанту, расплатился и, стараясь не смотреть на лицо Елены Семеновны, повел их по оживленному, в осенних солнечных лучах, старому городу. Он знал, куда идти, ресторан в национальном стиле он заприметил давно, но специально выбирал окольные пути, узкие улочки, сады и скверы, он вел их мимо знаменитых соборов, памятников, домов. Он сделал так, что помимо своей воли они вынуждены были разглядывать, рассматривать, удивляться. И вопреки своему настроению они влились в эту радостную, яркую толпу, включились в ее праздную, легкую жизнь. Сделав большой круг, уставшие, немного отвлекшиеся от случившегося, они наконец расселись за большим дубовым столом, и Вадим стал вслух зачитывать меню. Только на минуту он отвлекся и услышал, как Елена Семеновна проронила:
– Вадим Алексеевич, вас врачи-диетологи просто бы на костре сожгли. Глядя на вас, можно подумать, что лучшее лекарство от неприятностей – это еда!
– А что – нет? – Вадим рассмеялся. – Но если серьезно, то я вынужден всех присутвующих предупредить – сегодня мы отрываемся, отдыхаем. Завтра у нас рабочий день – мы должны выработать план действий на будущее. В Москву мы должны вернуться с графиком – что, как и в какой последовательности необходимо делать. Сами понимаете, Зальцбургом, как и Мерзляковским училищем, все не заканчивается.
Вадим обозначил цель, вернув этому не самому удачному дню смысл.
В отель они приехали поздно вечером, нагруженные покупками. Аля несла ноты и большой пакет с пуховичком – Вадим убедил, что здесь это купить намного выгодней, чем в Москве, сам он приобрел подарки Гале, матери и Бочкину, а Елена Семеновна осторожно держала большой художественный альбом с работами советского художника, некогда уехавшего на Запад и достигшего большого успеха здесь, правда, абсолютно забытого на родине. Эта забывчивость была отчасти политической, отчасти «человеческой» – художник был талантлив, чего не могли простить коллеги.
– Я или ничего не понимаю в живописи, или это просто не мое. – Еще в магазине Вадим пролистал выбранный Еленой Семеновной альбом.
– Этот стиль называется «экспрессионизм». Среди немцев было много художников, талантливо работающих в этом стиле. Немного карикатуры, немного гротеска, немного трагедии, немного комедии – здесь все. Но должна сказать, что попадаются не только выразительные вещи, но и очень красивые. – Елена Семеновна сидела на мягкой скамье, которых в этом магазине было очень много – специально для покупателей и просто любопытствующих. Любую книжку можно было взять с полки и читать, не покупая, прямо здесь.
– Господи, как же хорошо придумано! – воскликнула мать Али и добавила: – Можно я здесь посижу, альбом полистаю, у меня ноги отдохнут. А вы идите погуляйте, пакеты свои оставляйте здесь, около меня.
Вадим и Аля вышли в городские сумерки – уже прохладные, но уютные, позволяющие неторопливую прогулку по узким улицам. На вершинах лежали отблески красного, почти ушедшего за горизонт солнца. Городская толпа поредела, зато кафе и рестораны заполнились людьми. Вадим и Аля шли по Гетрайдегассе, улице, которая почти насквозь проходила через весь старый город.
– Ну вот, так получилось! Мне очень обидно… Я и вас подвела, вы уже столько денег потратили, и вернуть вам их нет никакой возможности… – Аля улыбнулась, и ее темные глаза как бы утонули в припухлых веках. Она улыбалась, но Вадим видел, что от этой улыбки до слез один шаг. И этот шаг был сделан. Аля наклонила голову, чтобы никто не увидел ее лица. Она плакала тихо и очень неумело – слезы, как состояние души, были ей непривычны, и не по причине легкости нрава, а потому, что все свои трудности она привыкла преодолевать с «сухими глазами». Вадим остановился и растерянно огляделся вокруг. Он захотел ее обнять, но стеснительность и боязнь напугать Алю не позволили ему это сделать. Глядя на нее, Вадим в панике думал, что он совершил роковую ошибку. Эта девушка – ребенок, не уверенный в своих силах, слабый в желаниях, требующий каждодневной заботы и опеки, никак не подходит на роль будущей звезды. «Где кураж? Где жизненные силы, где устремления, способные свернуть горы?! И что в таланте, если нет главного – стойкости?! Справлюсь ли я с этим?» Вадим решительно взял Алю за руку:
– Перестаньте плакать! От ваших слез мне еще хуже. Вы меня не подвели. Вы сделали больше, чем возможно. Вы ведь не готовились специально. Для поступления в подобные заведения дети готовятся с первого класса. Здесь очень высокие требования. Ваша матушка права – я авантюрист и вас втравил в эту историю.
