Высокий, царственный и сварливый (ЛП) - Монро Найла

Я обошел сарай с правой стороны, осматривая верстак. Но я так остро ощущала тихие шаги Карима по другую сторону металлических полок, что не могла разглядеть ничего, кроме общего беспорядка из пустых горшков для растений и мелких садовых инструментов.

— Как давно вы с принцем Каем близки?

Я вздрогнула и остановилась. Сквозь горшки с рассадой, стоявшие на уровне глаз на металлической полке, я смотрела на спину Карима, моё сердце испуганной птицей забилось в клетке моей груди. Но в тот момент, когда он положил то, с чем возился, я отдернула голову так быстро, что в шее щёлкнуло, а перед глазами всё поплыло.

Почему он спрашивал о Кае? Это было похоже на ловушку. Как будто он хотел, чтобы я сказал что — то, что дало бы ему повод осудить меня ещё больше.

— Я не хочу говорить о принце Кае, — быстро сказала я.

Позади меня послышался шорох.

— Я хотел бы знать.

Его почти безэмоциональное заявление вызвало во мне гнев и горечь. Ничего из этого я не чувствовала вчера, но сейчас они проявились с удвоенной силой, заставляя сжать мои руки в кулаки. После всех тех обидных вещей, которые он наговорил, после того, как он пресек мою попытку рассказать ему всю историю и сказал мне покончить с Каем, какой смысл спрашивать сейчас?

— Почему? — с горечью выплюнула я, прежде чем смогла подавить слова, кипевшие у меня в горле. — Так ты сможешь определить, насколько большой скандал я вызвала и насколько сильно это навредит твоему имени?

Последовавшая тишина была громкой, звенящей и холодной. Мой гнев пронзил словно ножом. Я сжала одежду в кулаке так сильно, что заболели пальцы, когда паника просочилась из меня. Зачем я набросилась на Карима и усугубила ситуацию? Мне не нужно было давать ему ещё один повод для гнева, и я не хотела ещё одного спора. Я уже так устала от этого.

— Я прошу прощения, Ваше Величество. Я не должна была этого говорить. Пожалуйста, простите меня.

Ответа от него не последовало, поэтому я повернулась к нему спиной и заставила себя поискать ответ на загадку.

— Карим, — его мягкий голос снова остановил меня, а его пристальный взгляд зеленовато — карих глаз пригвоздил меня к месту. Но я не могла понять, что означала маленькая складка между его нахмуренными бровями. — Не…не называй меня Вашим Величеством, когда мы наедине, — сказал он, и грубые нотки в его словах звучали…болезненно?

Мой разум был пустым пространством кружащегося оцепенения, я не могла понять, почему он так смотрит на меня или говорит так. Это был не тот Карим, на которого я потратила столько лет своей жизни, пытаясь не выводить из себя. Я не знала, кто это.

Мне стало трудно выдерживать его пристальный взгляд, поэтому я прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Затем снова открыла их, перевела взгляд вправо и замерла. Я моргнула несколько раз, мои губы приоткрылись.

— Я…я нашла, — тихо сказала я.

На двух полках над моим взором, прислоненная к большому горшку с растениями вдоль задней стены, была видна мордочка керамического жирафа, сидящего на коротких пятнистых лапах. Его блестящий розовый язычок облизывал уголок рта, глаза были широко раскрыты, а полукруглая ручка загибалась вверх за трехмерными ушами. К водяному смерчу в форме хвоста были прикреплены два красных конверта, похожих на тот, что был в руках Карима. На одном было написано “десять”, а на другом “пять”.

Карим испустил вздох, который мог бы сойти за смех, но я не была уверена. Я целую вечность не слышала, чтобы он смеялся по — настоящему.

— Чёртов Невиш, это жутко. Как мы это пропустили?

Вспышка неуверенного веселья, промелькнувшая в моей груди, почти заставила меня улыбнуться, и это потрясло меня до чёртиков. Я? Улыбаюсь Кариму? Какого хрена?

Он достал с полки наш пятый конверт, стараясь не опрокинуть пустой цветочный горшок рядом с ним. Он поднял его, чтобы показать мне, в его глазах был блеск. Затем он перевернул его, чтобы открыть. Но прежде чем вытащить листок с загадкой, он остановился и снова встретился со мной взглядом.

— Я хочу победить в этом году, — твердо сказал он.

Я изучала уверенность, окутавшую его лицо. Но в итоге меня отвлекла небольшая боль в груди, когда я изучала его.

Мой брат сильно постарел за последние восемь лет. Не то чтобы он выглядел намного старше своих тридцати одного года, но он выглядел…уставшим. Как будто он слишком много увидел и пережил, и это сделало его немного грубым и изношенным снаружи. Его квадратная челюсть всегда была сжата слишком твердо. Тени, говорившие о работе допоздна, залегли у него под глазами. Его теплой золотистой коже, на несколько тонов темнее моей, не хватало сияния. И его некогда полные щеки теперь впали, обнажив точеные скулы, которые граничили с резкостью, смягчаемой только короткими, небрежно уложенными волосами.

Может быть, из — за этого осознания или чего — то ещё, но узел настороженности в моём животе ослабел.

— Я тоже, — пробормотала я, щелкая ногтями.

Он неуверенно переступил с ноги на ногу, затем повернул руку, чтобы взглянуть на свои серебряные наручные часы.

— У нас есть тридцать пять минут, чтобы разгадать семь загадок, включая последнюю.

Я слегка пожала плечами.

— Вероятно, нам понадобится десять минут для последней.

— Остается двадцать пять на остальные.

— По четыре минуты на загадку.

Он слегка поморщился.

— Это большой дворец.

— Возможно, нам придется побегать.

— В этом нет ничего невозможного.

— Верно.

В разговоре воцарилось странное молчание, когда что — то настороженное, но тёплое появилось на лице Карима. У меня запылали щеки, и я быстро опустила взгляд. Судя по тому, как Карим прочистил горло, я была уверена, что не я одна волновалась из — за того, насколько вежливым был этот разговор.

— Тогда нам, наверное, стоит начать, — сказал Карим и повертел конверт. Он прочитал: “Раз: два: три: четыре, Я объявляю войну титулов. Пять, шесть, семь, восемь — тсс! — найди меня — тсс! — до — тсс!”

Загадка заставила нас поспешить в библиотеку, но на выяснение того, что означало “раз: два: три: четыре”, у нас ушло больше четырех минут. Именно Карим сказал, что это может быть ориентиром для определения для определения местоположения, и, немного поразмыслив, мы поняли, что это первый этаж, второй ряд, третья полка, четвертая книга.

Шестая загадка привела нас в кладовую на кухне. По пути мы прошли мимо группы детей, взволнованно искавших ответ на свою загадку. Девочки и мальчики хныкали и ворчали, когда Карим отругал их за попытку сжульничать, обратившись к нам за помощью. Лёгкая улыбка тронула мои губы, когда он заговорил с ними. Хотя моё сердце болело за маленькую девочку, которая годами каждый день надеялась, что её брат нежно взъерошит ей волосы, как он это делал, когда провожал детей.

К тому времени, как мы разгадали одиннадцатую загадку, мы с Каримом носились почти с тем же детским азартом, уверенные, находимся на пути к возможной победе. Я не могу сказать, что мы как будто вернулись к тому, что было, когда мы были детьми, но это определенно были лучшие наши отношения с тех пор. Мы снова были братом и сестрой, а не королем Каримом и кронпринцессой Эсмеральдой. Даже брат и сестра отдалились друг от друга, но всё же.

— Я вижу это. Я вижу! — крикнула я Кариму, ухмыляясь и указывая на красный конверт. Он был привязан к низкой ветке цветущей вишни на дальней восточной стороне сада. — И их там два! Номер девять. Кое — кого здесь ещё не было.

Карим подбежал ко мне от другого дерева, где лихорадочно искал, но я уже забиралась на деревянную скамейку. Я неуверенно встала на подлокотник, чтобы встать повыше развязать верёвочку вокруг конверта, помеченного большой золотой звездой.

— Эсмеральда, будь осторожна, — прогрохотал Карим, внезапно появляясь передо мной.

Два рывка за верёвку, и последняя загадка скользнула мне в пальцы.

— Я достала, — я показала ему сторону со звездой. Как только он помог мне спуститься, я протянула ему конверт. — Быстро прочти это, прочти — прочти.