Моё сердце в тебе бьётся (СИ) - Коэн Даша
- Представляешь, Никитушка, какое совпадение, – хохотала бабуля.
- Я польщен, – бубнила я между делом, – аж целое пугало и в мою честь.
Ну, а что тут еще скажешь?
Вечером бабуля снарядила меня помочь ей с протопкой бани, и я тут же согласилась, уцепившись за возможность остаться с ней наедине. Вот только не предполагала, что старая женщина устроит мне допрос с пристрастием.
- Ну, Никитушка, признавайся, любишь мою Алёнку?
- Люблю, – сквозь зубы процедила я.
- По-настоящему, али так? – прищурилась бабуля.
- Баб Вера, ну, само собой, по-настоящему, – и это какая-то пытка говорить такие страшные вещи.
Ну как такое вообще допустить-то можно, чтобы я и Соболевский в за правду любовь крутили? Да чур меня чур!
- Смотри у меня, сынок! Ежели что, то ты не смотри, что я старая. Уши надеру, дай Бог!
- Вот тут я точно не сомневаюсь, – тепло улыбнулась я, а потом не удержалась и крепко обняла старушку, сбивчиво объясняя ей свой поступок, – Алёнка была права, вы классная. Теперь понятно, почему она вас так сильно любит.
- Ой, сынок…
И снова глаза на мокром месте. Да, бабуля у меня сентиментальная, аж жуть.
Спустя час, когда банька протопилась, она повела меня на пар и жар, чтобы объяснить, где, что лежит и как нужно париться, хотя, конечно, я все и так знала, но услужливо кивала головой на каждое ее слово. А потом наконец-то осталась одна и решила, что…черт с ним, с этим ужасным мужским телом, к которому так не хочется прикасаться. Уж очень я любила это дело банное, чтобы ух, ах и вообще до красных щек.
А потом выйти и вдарить стакан холодного молока, м-м-м…
- Никитушка, совсем забыла, – вдруг открылась дверь в раздевалку, где я уже стянула с себя футболку, – ох, вот прости меня, старую! Веник-то я тебе принести забыла. Тебе крапиву или березу?
- Крапиву, – протянула я руку.
- Ага, Алёнка моя тоже крапивой только парится. Щас ты погреешься, и мы с ней тоже вместе пойдем.
- Капец, – потянула я, – ой-ё!
- Что?
- Да ничего, бабуль, все нормально, – но я только от паники прикрыла рот рукой и вытаращила на старушку глаза.
Че делать-то? Караул! Спасите, помогите!!!
- Ой, а это у тебя что за рисунок на боку такой? Ой, какой страшный, Господи, прости! Это зачем так, сынок? – указала бабуля на татуировку, и я с отчаянием вздохнула.
Да, кто этого Соболевского знает вообще, что все значит! Сам дурной и рисунки на себе такие же идиотские бьет, черт их разбери. Красиво, но…жуть какая-то, честное слово.
- Да просто так, бабуль. Делать было нечего, вот и набил, – разродилась я с объяснениями, но и того было достаточно.
- Эх, молодежь…
И ушла, а я отправилась прямиком в парилку, где впервые кончиками пальцев прикоснулась к странному рисунку. Интересно, что он значит? Хотя, нет, неинтересно. Совершенно!
После моего пара бабуля и Ник, конечно же, парились отдельно. Уж не знаю, что парень ей напел, но старая женщина даже не обиделась, а после напоила нас молоком и уложила по разным комнаткам своего маленького, ветхого, но чистого домишки.
Всего спустя пять минут на телефон пришло сообщение от Соболевского:
«Она у тебя крутая!»
Но я только улыбнулась и ответила:
«Я знаю».
На следующий день, почти перед самым нашим отъездом, нарисовалась моя мать, которую на проржавевшем драндулете привез ее новый кавалер. К слову, кавалер этот был с подбитым глазом, а еще с отчетливым запахом несвежего перегара. Герой-любовник восьмидесятого уровня, ни дать ни взять. Выкинул мать у ворот, кивнул всем сухо и умчался восвояси.
- Ой, дочка, приехала и не одна! Все-таки спуталась с этим бандюганом проклятым да? Эх, срамота! Позор для нашей семьи! – заголосила мать, поглядывая в мою сторону с реально кровожадным взглядом.
- Наташка, ты чего мелешь? – схватилась за сердце бабуля.
- А ты тут молчи, старая. Живешь в своем колхозе словно блаженная. А я мир повидала и вот таких женихов как облупленных знаю, под юбку, а потом в кусты! – не затыкалась моя родительница.
- А ну-ка, мать моя, пошли поговорим, – схватил Соболевский за локоть расходившуюся женщину и потащил в дом, пока мы с бабулей стояли и переваривали случившееся.
- Это она не со зла, Никитушка, – потянула старушка.
- Угу, – кивнула я, слыша, как в сенях ругается родительница.
И кем мы там только не были. Продажная шаболда и выродок бандитский – это самое мягкое, что вырывалось из ее рта в нашу честь. Потом и за квартиру понесла, мол продать надо. Выгодно! Вот у нее уже и документы все готовы, осталось только согласие на продажу подписать. А дальше мать моя вдруг неожиданно притихла, а Никита что-то быстро и сердито утрамбовывал в ее мозги. И, видимо, преуспел.
- Да как ты смеешь? – заорала она.
- Смею, мама, очень даже смею, а твой этот Петя пусть ищет другую лохушку для развода. И не зли меня, а то я возьму и все-таки нажалуюсь на тебя своему бандитскому выродку. Я как, доходчиво изъясняюсь? – но спустя небольшую паузу добавил, – И бабулю мне тут тоже не обижай, буду бдеть.
А потом мы уехали, молча проглатывая километр за километром. И черт, как бы плохо я не относилась к Соболевскому, какие бы дурные вещи о нем не думала, но сегодня мне было стыдно, что моя мать позволила себе столь нелицеприятные эпитеты в его честь.
Стыдно!!! Да!
- Никит, прости, – все-таки выпалила я, спустя примерно час езды.
- Все нормально, Алёнка. Да и не так уж твоя мать была далека от истины, – грустно усмехнулся парень, а я удивленно подняла на него глаза.
- Что?
Но Соболевский ничего не ответил, только привычно прибавил громкости в динамиках, пресекая дальнейшие расспросы. Вот так всегда.
Как заинтересовать идиота? Завтра расскажу.
А не все ли мне равно? Ну…так-то да.
Или нет?
Глава 32 – Без тормозов
POV Алёна
- Ладно, сдаюсь, Никита. Зачем мы здесь? – недоуменно посмотрела я на Соболевского, который зачем-то, вместо дома, приехал на какую-то пустующую парковку на окраине Москвы.
- А сама как думаешь? – повернулся он ко мне и как-то странно посмотрел, а потом и улыбнулся.
- Ну, может ты все-таки решил меня прикопать в ближайших кустах? Нет?
- Нет, не прикопать, – покачал головой парень.
- Не прикопать, – постучала я указательным пальцем по подбородку, – значит будешь опять склонять меня…
- О, да, Княжина! Я буду тебя склонять, – заржал Соболевский и вышел из автомобиля, а потом обошел его и открыл мою дверь, – давай, подруга, резче делай вещи.
- Не буду! Я боюсь! – буркнула я, отвернулась и сложила руки на груди.
- Ничего не знаю! Эта тачка не такая шустрая, как Porsche. Будет проще, обещаю.
- Ну, Ник, – посмотрела я на него жалобно исподлобья.
- Не-а, – покачал он отрицательно головой, – не прокатит. Давай, дуй за руль.
- Ненавижу…
- Чё?
- Когда ты командуешь, – не моргнув и глазом, закончила я свою мысль несколько иначе, чем хотела изначально.
- Ай, молодца. А теперь, давай, Алёнка, топ-топ-топ.
Зарычала, потрясла руками, но все же сделала так, как он велел мне, а потом и несмело уселась за баранку черного внедорожного чудовища. Дальше настроила сидение и зеркала так, как мне спокойно и без поучительного тона сказал Соболевский и пристегнулась.
- Все, готова?
- Нет, – честно выдала я и тут же вздохнула обреченно.
- Смотри, Алёнка, здесь, как и в той машине стоит автоматическая коробка передач, так что тебе, считай, повезло…
- П-ф-ф, повезло! – фыркнула я.
- Повезло, – поднял Никита указательный палец к верху, – ибо, помимо волшебной коробульки, у тебя еще и педальки внизу, не три, а всего две.
- Счастье-то какое! – прижала я театрально руки к груди.
- Итак, подруга, теперь полностью отжимай ногой левую педальку – это тормоз – и нажимай вот на эту большую кнопку.
- Так? – вздрогнула я, когда машина завелась.
