Даниэла Стил - Воспоминания
– О, дорогой, как великолепно! Сирина подошла к Брэду и крепко обняла.
Брэд был невероятно доволен.
– Тут гораздо лучше, чем я предполагал. Господи, разве так путешествуют?
Налив в бокалы немного шерри, он один вручил жене, второй поднял со словами:
– За самую красивую женщину, которую я знаю, за женщину, которую я люблю… – Он лукаво прищурился. – И за мать моей дочери.
– Сына, – в который уже раз поправила Сирина.
– Пусть жизнь в Штатах принесет тебе счастье, моя дорогая.
– Спасибо. – Она на мгновение взглянула на бокал, а затем на Брэда. – Верю, что так и будет. – Сирина чуть пригубила, затем приподняла свой бокал: – За мужчину, который дал мне все. За мужчину, которого люблю всем сердцем… Пусть ты никогда не пожалеешь, что привез домой военную невесту.
Когда она это говорила, в глазах ее мелькнула грусть, и Брэд поспешно заключил ее в объятия.
– Не говори так.
– Почему?
– Потому что я люблю тебя. А когда ты говоришь такое, то забываешь, кто ты есть. Как можешь ты забыть, кто ты в действительности, Сирина?! Принцесса Сирина.
Брэд нежно улыбнулся, но она покачала головой:
– Я миссис Фуллертон, а не принцесса, и мне это нравится. – Затем после небольшой паузы добавила: – Разве ты не пытаешься забыть, кто ты есть на самом деле, Брэд? – За несколько месяцев совместной жизни у нее сложилось именно такое впечатление. Сирина начала замечать в Брэде склонность к игре в анонимность, как прежде в армии, так и здесь, на корабле. – Разве ты не поступаешь так же?
– Возможно. – Брэд долго задумчиво смотрел в иллюминатор. – Правда в том, что принадлежность к кругу, из которого я вышел, всегда давила на меня тяжелым бременем… – Брэд прежде никому не признавался в этом, и странно, что сказал ей это сейчас, накануне отъезда домой. – Я всегда не очень вписывался в принятые рамки. Постоянно оказывался несовременным, как квадратный гвоздь в круглой дырке. Не знаю почему, но так было. Не думаю, что кто-либо из моих братьев чувствует то же самое. Тэдди вписывается куда угодно, Грег заставляет себя вписаться, хочет он этого или нет, а я не могу. И я больше не верю во все это дерьмо. И никогда не верил. В ценности таких людей, как Пэтти Азертон, моя мать, мой отец. Все это для самовозвеличивания, для показухи. Значение имеет лишь то, что значимо в глазах других. Я так жить больше не могу.
– Поэтому ты и остаешься в армии?
– Именно поэтому. Я доволен тем, чем занимаюсь в армии. Я могу жить в чертовски приятных местах, на значительном удалении от Нью-Йорка, если, конечно, не получу назначения куда-нибудь в Вашингтон. – Брэд закатил глаза, изображая ужас. – Мне больше не нужно играть в семейную игру, Сирина. Я не хочу быть Брэдфордом Фуллертоном Третьим. Хочу быть самим собой. Первым. Брэдом, человеком, которого мы оба можем уважать. Я не обязан ходить в клубы моего отца или жениться на дочери одной из подруг моей матери, чтобы гордиться собой, Сирина. Мне никогда это не нравилось, и теперь я знаю почему. Потому что просто не создан для этого. Но ты… – Он с нежностью посмотрел на нее. – Ты рождена быть принцессой. Тебе никуда не деться от этого. Ты не можешь убежать, не можешь спрятаться, не можешь перемениться, не можешь отказаться, сделать вид, будто этого нет. Это есть. Так же, как твои замечательные зеленые глаза.
– Откуда ты знаешь, может быть, мне это не нравится в такой же степени, как и тебе?
– Потому что я знаю тебя. У тебя нет кардинальных разногласий с твоими корнями, Сирина. Ты принадлежишь этому миру, и, если бы этот мир все еще существовал, я никогда не забрал бы тебя оттуда, потому что нынешняя Америка – это место, где люди не понимают мира, из которого вышла ты. Самое лучшее, что мы можем сделать, – это попытаться объяснить им все это. При условии, что у них хватит для этого понимания. – Он нежно улыбнулся. – Но мы не обязаны им объяснять ни черта. Потому что вот ты – красавица, грация, божественность, сама элегантность… И как бы тебя ни называли, любимая, ты до глубины души принцесса.
– Но это же глупости. – Сирина улыбалась и слегка покраснела от неловкости. – Если бы я тебе не рассказала, ты никогда бы не узнал.
– Обязательно бы узнал.
– Не узнал… – Теперь Сирина явно поддразнивала его.
Брэд поставил бокал, обнял и крепко поцеловал жену, затем подхватил на руки и осторожно опустил на большую кровать.
– Не двигайся. Мне нужно кое-что сделать.
Она улыбалась, глядя, как он, пятясь, идет к двери каюты, берет табличку с надписью «Не беспокоить» и вешает ее на ручку с внешней стороны.
– Так нам не помешает горничная, – заявил он, поворачиваясь к ней с широкой улыбкой на лице, и, задвинув шторы, начал развязывать галстук.
– Что это все означает, подполковник? – Сирина вопросительно взирала на него с кровати, в глазах ее плясали смешинки. „„
– А вы как думаете, миссис Фуллертон?
– Средь белого дня? Здесь? Сейчас?
– Почему бы и нет? – Он присел на кровать и снова поцеловал ее.
– Боже милостивый! Я же забеременею!
– Потрясающе. В таком случае у нас получатся девочки-близняшки.
– О, и не говори…
Но он не дал ей договорить. Его губы крепко прильнули к ее губам, спустя мгновение замечательное голубое атласное покрывало было сброшено. Простыни мягко и прохладно холодили ей спину, а теплые руки Брэда касались ее груди, бедер. Когда Брэд прижался к ней, ей вдруг страстно захотелось ощутить его в себе… Его губы скользнули по ее губам, пробежали по векам, коснулись волос, в то время как руки пробуждали в ней волшебные ощущения, затем резким движением он решительно проник в нее.
– О-о-о!
Этот единый долгий звук удивления и удовольствия очень скоро затерялся в симфонии нежного шепота и стонов. Тем временем судно медленно отчалило от пристани, и они поплыли домой.
Глава 17
Дни на борту «Либертэ» летели очень быстро. Погода была чудесной, даже неизменные для июня бризы не портили им настроения, когда они бок о бок лежали в шезлонгах на палубе. Лишь один раз Сирина почувствовала легкую слабость перед завтраком, но после того, как они перекусили, прогулялись по палубе, поговорили с новыми знакомыми, она уже забыла о своих недомоганиях и провела оставшуюся часть дня в полном наслаждении. Как правило, после ленча они удалялись в каюту вздремнуть. А отдохнув, успевали немного прогуляться по палубе, прежде чем идти переодеваться к чаю. Во время чая они знакомились с новыми людьми, беседовали с теми, с кем познакомились раньше, слушали камерную музыку. Все это очень напоминало Сирине о бабушке и ее друзьях, о музыке, которая им нравилась, о еде, от которой те были в восторге, о торжественных обедах, о вечерних нарядах – платьях из серого шелка с красными атласными подкладками, с несколькими рядами жемчуга и изящными туфельками, обшитыми серым атласом. Сирине не казалось это чуждым или странным, это было частью ее прежней жизни. Для Брэда это также не было новостью. Время от времени им попадались люди, знавшие его родителей или родственников или же имевшие общих знакомых.