Дмитрий Щеглов - Жиголо
– В туалет даже не сбегал родимый, все боялся, что мы мимо пройдем. А вы Федор говорили, что он членов Политбюро рисовал.
– Вот оттуда и дисциплина! – ответил Федор. – Потому и не бегал, что вас к члену Политбюро приравнял.
Аглаида благодарно улыбнулась.
Подошли к художнику. Потертый замшевый пиджак, платок на шее создавали ему достаточно богемный вид. Эдит стала рассматривать его немногочисленные портреты, не вступая в общий разговор. Аглаида сразу взяла быка за рога.
– Владилен. Писать меня вы будете разную, от ноги и выше. Я подумала и решила вас сделать своим личным живописцем.
Федор втянул голову в плечи.
Для тонкой, ранимой души художника это прозвучало, почти как «я вас решила сделать личным конюхом». Владилен Треска налился краской, губы вытянулись в презрительной гримасе, одну руку отвел за спину, вторую выбросил вперед. Федор подумал, что сейчас грянет гром. Но художник всего лишь, высоко задрав подбородок, с вызовом спросил:
– Если я вас правильно понял, то вы меня покупаете? С потрохами?
– А что тут обидного, – невозмутимо спросила Аглаида, – футболистов покупают, хоккеистов покупают, и я вас хочу купить. Лет на пять. В год десять портретов осилите? Осилите. Итого за пять лет напишите для меня пятьдесят портретов. В месяц по портрету. И еще будете иметь в году два месяца отпуска. Мне кажется это нормальное предложение. И не надо будет лаять на площади в голом виде. Мы вам такую рекламу сделаем. Баночки с вашим дерьмом в Англии покупать будут коллекционеры. Под Хохлому баночки распишем.
Не вынесла тонкая душа художника искушения сладким звоном монет и он, отведя взгляд в сторону, глухо спросил:
– Может лучше небольшие бочонки?
– Чего бочонки?
– Под хохлому распишем!
Пока Аглаида проникалась величием замыслов не раскрученного гения, гений вступил на рыночную тропу. Последовал меркантильный вопрос:
– Во сколько вы оценили мое творчество?
Аглаида фыркнула:
– Конь у меня в конюшне стоит, два миллиона долларов стоит. Вот его я оцениваю в два миллиона долларов. Своего агента Федора вы оценили в двенадцать процентов, а он больше стоит! – и тут же резко спросила: – А вы сами сколько просите? Только не думайте долго, говорите сразу. Я жду. Ну?
– Десять миллионов долларов! – брякнул Владилен Треска и уставился на Аглаиду извинительно-беспомощным взглядом. Аглаида жестко заявила:
– Ты? Как пять жеребцов? Ты что афонарел? Дам я за тебя пол жеребца, один миллион долларов, плюс мой стол, мои краски и моя арабская кровать.
У всех троих: у Федора, у Эдит, и у Трески вытянулись лица. С деньгами все понятно, а что означает кровать?
Владилен Треска мгновенно превратился во Владилена Тоску. Он жалобно проблеял:
– Пять миллионов и без кровати. Кровать, руке обремененной кистью не создает вдохновения.
Эдит и Федор отвели в сторону смеющиеся глаза.
– А на чем я буду позировать? – резко спросила Аглаида. – Моя последняя цена, миллион сто двадцать тысяч. Сто двадцать тысяч, это процент вот этого юноши, – она показала на Федора, – а начальником Треска у тебя будет Эдит. Мы свою галерею создаем. Проникайся идеей. Я тебе завтра с юристом пришлю договор. Пойдемте, господа.
Художник стоял как оплеванный. Когда Аглаида отошла, он услышал возмущенную реплику новоявленной хозяйки.
– Понимать надо куда тебя приглашают, чмо академическое. Аглаида Зауральская – не занюханный член Политбюро.
Федор задержался с Владиленом Треской.
– Соглашайтесь Владилен без разговоров. Договор подпишете, там видно будет.
Художник мялся. Федор подумал, что тот начнет просить у него денег взаймы. Ошибся.
– Федор, у меня мастерской нету!
– А куда она делась?
Владилен Треска неопределенно покрутил рукой.
– Понимаешь, то…се…развод…долги. Подвал в доме культуры и тот отобрали.
– Под что?
– Под платный туалет.
Федор легче смотрел на жизнь.
– Ну, тогда вам сам Бог велел соглашаться. Я завтра приду. Как вас найти? Где живете? Визитка есть? У меня рука везучая. Не переживайте. Эта мадам Аглаида Зауральская еще будет вам чай с поклоном подносить. Увидите.
– Лучше бы что покрепче поднесла!
Глава XV
Никита охранник встречал Аглаиду на выходе из Выставочного дома. Хозяйка приказала ее с гостями отвезти домой. Никита подогнал машину к парадным ступеням. Сели. Федор рядом с водителем, дамы сзади. В такой дорогой машине как этот «Майбах» Федору еще не приходилось ездить. Когда машина тронулась первой начала разговор Аглаида:
– Не переоценила ли я этого художника, как ты думаешь Федор?
Он усмехнулся.
– Пятьдесят картин за миллион? Даже не думайте. Представьте, что один из ваших портретов попадет в Третьяковскую галерею. Триста лет пройдет, экскурсовод будет водить народ и рассказывать: «А это портрет художника Трески, знаменитая Аглая Зауральская. Единственная женщина догадавшаяся запечатлеть себя на пятидесяти полотнах одного и того же художника. Никто из современников не предполагал такого ошеломляющего успеха. Как сказал великий философ девятнадцатого века Георг Вильгельм Фридрих Гегель эта идея бесконечно законченного в себе бытия или абсолютного духа, то есть духа «в себе и для себя» открылась ей во время посещения выставки в Выставочном доме. Озарение свыше, первобытный эрос перерос себя и выкристаллизовался в гарантированное удовольствие личностного восприятия в форме иконического полотна близкого себе по образу и подобию». И тут кто-нибудь из экскурсантов спросит, а где остальные полотна? И получит ответ: «В лучших коллекциях мира».
– Ой, как вы красиво выражаете свои мысли! – воскликнула Аглаида, – почти как эксперт или критик, ничего не поймешь, но так умно и здорово. Я от вас без ума. А вы что скажете, Эдит?
– По поводу художника или Федора? – с легкой, едва уловимой иронией спросила Эдит.
– По поводу художника. Мне кажется, он неплохо рисует, себя я думаю можно будет узнать, но вот фамилия – Треска.
– Вас она смущает? Чем?
– А вдруг, кто подумает, что это название картины?
Услышав ответ Аглаиды Федор неожиданно закашлялся и низко опустил голову. Подъехали к элитному кирпичному дому в центре Москвы. Никита приспустил боковое стекло и кивнул охраннику в будке головой. Шлагбаум поднялся. Федор фиксировал все рубежи защиты дома. Остановка у подъезда. Никита выходит и открывает двери автомобиля.
– Ты можешь быть на сегодня свободен! – говорит Аглаида Никите. – Завтра как обычно. С утра в бассейн.
Федор обратил внимание, что охранник Никита погнал автомобиль к воротам в подземный гараж.
Вошли в подъезд. И тут Федора ждал сюрприз. Два дюжих охранника с немигающими взглядами сидящие за пуленепробиваемым стеклом жестко сказали гостям:
