Луиза Розетт - Больше никаких признаний
Джейми поднимает из-за головы руку с маленькой гантелькой. Она весит примерно полкило, но ему так тяжело, словно в ней килограммов двадцать. Его серая футболка вся пропиталась потом и прилипла к спинке инвалидного кресла. У него до сих пор большой гипс на ноге, но на руке уже мягкая повязка, и Коулман заставляет его работать над верхней частью тела почти каждый день, а иногда — два раза в день.
Джейми пробудет здесь еще две недели, а потом, наконец, сможет поехать домой. Но для нас это ничего не изменит, к тому времени я уже уеду.
Мы с мамой улетаем в Лос-Анджелес завтра утром.
Это последний шанс уговорить его переехать, когда ему станет лучше — сегодня я последний раз пришла в реабилитационный центр, и неизвестно, сколько еще я его не увижу.
— Чувак, если ты не поднимешь руку выше, я тебя заставлю делать все подходы сначала, и ты пропустишь ужин, а я знаю, как ты любишь нашу резиновую лазанью, ты же не хочешь остаться без нее. Выше. Давай, давай. Не позорься перед своей девушкой. Она же здесь.
Всегда, когда я рядом, Коулман использует меня, как средство мотивации для Джейми. Сначала меня это смущало, казалось, что Коулман при помощи меня смеется над Джейми, но когда я начала внимательно за ним наблюдать, поняла, что Коулман знает свое дело и умеет мотивировать пациентов. В первый же день он отвел меня в сторону и объяснил, что в случае с Джейми, ему полезно знать, что любящие его люди присматривают за ним и переживают за него. Он сказал, чтобы я болталась здесь как можно дольше, хоть Джейми и никогда не признается, что ему нравится, когда я наблюдаю за его занятиями.
— Как думаешь, Роуз? Джейми сейчас такой горячий, да?
Коулман хлопает Джейми по здоровому плечу, несмотря на то, что Джейми все еще старается поднять гантельку над головой. Пристальный взгляд Коулмана переключается на меня, давая понять, что он ждет ответа на вопрос.
— Он выглядит потрясающе, — говорю я.
Рука Джейми дотягивается до Коулмана, и Коулман издает вопль, на который поворачиваются все головы. Даже пожилые люди со слуховыми аппаратами хотят посмотреть, что за шум. Когда все понимают, что Джейми добился какого-то результата, они аплодируют. У меня появляются слезы на глазах, из-за чего я чувствую себя полной дурой.
— Я же говорил, чувак. Просто продолжай в том же духе. Неплохо сработал, неплохо. Да, Роуз? Это было очень хорошо. Мы мигом вернем этого парня в форму, — Коулман поднимает руку и дает Джейми «пять». — Вечером отдохни. Если думаешь, что сегодня было тяжело, на завтра я приготовил неслабые пытки.
Коулман еще раз подмигивает мне и начинает собирать грузы и веревки, которыми они пользовались на занятии.
Я беру чистое полотенце из стопки на столе и протягиваю Джейми.
— Я не просто так это сказала. Ты потрясающе выглядишь.
Джейми улыбается мне.
— Коулман тебе платит.
— Не думаю, что Коулман вообще кому-то за что-то платит. Люди просто слушаются его.
— Ты заметила, да? — он вытирает пот с лица и смотрит на свою футболку.
— Хочешь, отвезу тебя в палату переодеться?
— Спасибо.
Я встаю позади него и берусь за ручки кресла. За последние несколько недель я делала это много раз — и здесь, и в больнице — но мне все еще некомфортно, ведь это большая ответственность. Я осторожно качу Джейми по коридору. Все, мимо кого мы проезжаем, здороваются с ним, и он здоровается в ответ.
Когда мы приезжаем в его палату, я ставлю кресло боком рядом с кроватью, блокирую колеса и помогаю ему встать, как мне показывал Коулман. Когда он выбирается из кресла, он поднимает здоровую руку, и я медленно поднимаю его футболку и снимаю ее через голову и эту руку, а потом стягиваю через другую руку, чтобы ему не пришлось ее поднимать. Мне до сих пор тяжело смотреть на раны и корки на его теле, которые медленно превращаются в ярко-лиловые шрамы.
Проверяю их, чтобы убедиться, что ничего не воспалилось, хотя медсестры и так делают это по несколько раз в день. Беру у него из рук полотенце и мягко промокаю его грудь, спину и шею. Пока я это делаю, мы оба молчим — теперь это наш особый ритуал. Кладу мокрую футболку в мешок для грязного белья, который принес его папа — сегодня вечером он его заберет — и беру из комода чистую рубашку. Помогая ему одеться, я сижу рядом с ним на кровати и понимаю, что он немного клонится набок. Он совсем вымотался.
— Хочешь лечь?
Он кивает. Я помогаю ему, укладываю ногу в гипсе в нужное положение, потом снова сажусь рядом и беру его за здоровую руку.
Это наш последний, тихий и спокойный момент перед тем, как мы встретимся с неизбежным.
Он начинает прощаться, говоря грубым голосом:
— Мне повезло.
Киваю, и хотя я говорила себе, что не заплачу, у меня текут слезы. Он протягивает руку и вытирает их с моих щек. Такой знакомый жест, что я почти смеюсь — Джейми всегда вытирает мне слезы.
— Уже? — подшучивает он.
— Мы завтра улетаем, — говорю я, хотя он и так это знает. — Кто теперь будет тебе помогать снимать потные майки?
— А ты хороимую систему придумала. Научи кого-нибудь, пока не уехала.
Знаю, что должна засмеяться, но не могу.
— Меня здесь не будет, чтобы тебе помочь, — произношу я, снова говоря очевидные вещи.
Он разглядывает мое лицо, как будто пытается запомнить.
— Ты всегда помогала мне, Роуз. Но ты не можешь делать это за меня.
— Заниматься физкультурой?
— И физкультурой, и не пить…
А я думала, заговорим ли мы сегодня о его алкоголизме. Мы первый раз поднимаем эту тему после моего дня рождения, хотя анализы показали, что в ту ночь, когда произошла авария, уровень алкоголя в крови Джейми зашкаливал. Когда я узнала, мне не хотелось об этом говорить. Все, чего я хотела, это: чтобы он очнулся после операции, потом начал нормально есть, потом встал с кровати, потом начал восстанавливаться, а потом вышел из больницы и вернулся к своей жизни. Или начал новую жизнь со мной.
Просто невозможно требовать от него большего, вдобавок ко всему этому.
— А ты… ты хочешь бросить пить? — спрашиваю я, стараясь, чтобы это звучало как можно спокойнее.
Он кивает.
— Коулман собирается отвести меня на собрание.
У меня столько вопросов, но я не знаю, какие из них будут уместны. Несмотря на то, что после аварии я вижусь с ним каждый день, мы с Джейми в каком-то подвешенном состоянии. Я прикасаюсь к нему все время, когда помогаю, но мы даже не целовались. И мы не обсуждали то, что было между нами в отеле, хотя это постоянно крутится у меня в голове.
В той ночи я бы ничего не поменяла. Ничего.
— Спрашивай, — говорит он, видя мой вопросительный взгляд.
