Вадим Норд - Девушка по имени Августа
«Нужен ли мне этот расходник? – подумал Александр. – Совсем не нужен. Захочу – десять таких напишу».
«Отдайте расходник в бухгалтерию, возвращайтесь на ресепшен и займитесь делом, – написал он в следующем письме. – Если не станете мне больше надоедать, будем считать, что ничего не было».
Резкий тон письма не был свойствен Александру, но он был весьма уместен. Другой бы просто послал шантажистку в известном амурном направлении. Со всем почтением.
Ответа Александр уже не ждал, но, едва оказавшись в кармане, телефон снова запищал.
«Откуда вы знаете?»
«Камеры отключать надо! – ответил Александр. – Имейте в виду, что запись я сохранил».
Пусть теперь гадает, где находятся камеры, которые она не отключила. Почему бы не пошутить, если хочется.
Телефон все никак не хотел униматься. Не пролежав в кармане и трех секунд, он зазвонил снова. На этот раз никакой таинственности, звонил Андрей из Москвы.
– Как дела? – требовательно поинтересовался он.
Александр рассказал.
– И что ты будешь делать дальше?
– Думаю, что теперь я могу рассказать…
– Именно так! – одобрил друг, не дослушав. – По большому счету, ты представляешь опасность для своего пациента только до тех пор, пока не расскажешь все следователю…
– Вопрос в том, как я смогу дать понять своему пациенту, что я все рассказал следователю? – подумал вслух Александр. – Завести блог и написать пост? Только кому и куда ссылку отправить? Это называется…
– Это называется «влип», – снова перебил Андрей. – Но на самом деле далеко не так все страшно, как кажется.
– Если смотреть со стороны – то да, – вырвалось у Александра.
– Я, между прочим, искренне за тебя переживаю.
– Извини, нервы.
– Бывает, – великодушно ответил друг. – Ты знаешь, я сам пару-тройку раз оказывался в подобной ситуации и могу поделиться своим небольшим опытом.
– Когда это ты успел? – удивился Александр. – И почему я об этом ничего не знаю?
– Это было во время командировок, длилось недолго, обошлось благополучно, поэтому и рассказывать нечего. Опытом поделиться – это другое. А правила простые. Во-первых, надо стараться избегать одиночества и малолюдных мест…
– Где-то я читал об этом, – улыбнулся Александр.
– Перечитай – лучше запомнится, – посоветовал Андрей. – Правила простые и тысячи раз описаны в детективах, но они реально работают. Обычно подсылают одного киллера, совсем не суперснайпера, которому надо грохнуть объект и благополучно унести ноги. Эффектный запоминающийся расстрел из проезжающего мимо автомобиля чаще встречается в кино, нежели в жизни. Слишком шумно, и скрыться после такого шухера тяжело. Опять же – ты, друг мой, не президент Кеннеди.
– Не президент! – согласился Александр.
– Каждое «удовольствие» имеет свою цену, – продолжал развивать мысль Андрей. – Как убили главного врача твоей питерской клиники? Тюкнули по голове в подъезде. Какой отсюда вывод?
– Что меня может ожидать нечто подобное.
– Верно! – оживился Андрей. – Итак, запоминай – в одиночку не ходить, малолюдных мест избегать, толпы тоже избегать, потому что в толпе легко приблизиться и пырнуть ножом, маршруты менять, о своих перемещениях не распространяться…
Перечисляя, он, наверное, загибал пальцы на правой руке, была у него такая привычка, а когда загнул все пальцы, сразу же разжал их, чтобы начать загибать по новой.
– Поменьше телефонной болтовни, поменьше сведений в переписке, все это легко взламывается, о месте и времени встреч договариваться шифром…
– Ну, это ты загнул, – поморщился Александр. – Я и шифров-то никаких не знаю.
– Зато я знаю один очень простой. Говоришь любую фразу с цифрами. Первая цифра – дата, вторая – время встречи. Например: «В сервисе совсем оборзели. Сначала запросили за ремонт моего корыта двенадцать тысяч, потом скинули до восьми». Это означает…
– В восемь вечера двенадцатого числа, – «перевел» Александр.
– Схватываешь на лету! – похвалил Андрей. – А место встречи тоже обозначаешь намеком. Типа – встретимся в Октябрьском музее или там, где в предпоследний раз. Главное – не называть конкретики.
– А что такое «Октябрьский музей»?
– Это мы на работе так станцию «Площадь Революции» называем. Революция-то октябрьская, а станция со своими медными фигурами – вылитый музей. А «Китай-город», например – «У безногого».
– Безногий-то кто такой?
– Никто. Просто раньше эта станция как называлась?
– Площадь Ногина вроде.
– Правильно. А теперь Ногина нет, потому и «безногий». У нас, брат, целая система.
– Верно же считают, что все журналисты – шпионы, – рассмеялся Александр.
– От мясника слышу, – огрызнулся Андрей. – Короче говоря, Сашка, выжить ты вполне можешь, если станешь вести себя умно…
– С чего мы начали и до чего дошли? – перебил друга Александр. – Знаешь, мне кажется, что мы излишне увлеклись. Шпионские игры – они такие захватывающие…
– Когда ты вернешься? – в свою очередь перебил Андрей.
Сумбурный получился разговор, торопливый.
– Я пока не знаю, – честно ответил Александр. – Надо пообщаться с Тамарой, а там видно будет. Если удастся встретиться с ней сегодня…
– То приезжай прямо завтра, – предложил Андрей.
– Я еще не закончил, – напомнил Александр. – Кроме того, хочется сходить на какую-нибудь интересную экскурсию по Питеру, так что в лучшем случае я вернусь в понедельник. На утреннем «Сапсане».
В субботу Августа приглашала на экскурсию. Среда и воскресенье – «отцовские» дни у ее сына, значит… Глупо бы было уезжать раньше понедельника.
Александр вспомнил кое-что из детства. О том, что у матери есть близкий друг, он начал догадываться лет с восьми. По косвенным признакам, урывками. Мать сама никогда о таком не говорила. Даже мельком не упоминала, не проговаривалась и не намекала. Но маленький Саша случайно замечал кое-что и делал выводы. Специально он никогда не подглядывал и не следил за матерью – такое даже в голову не приходило. Лишних вопросов в семье не задавали, не было принято, но замечать и делать выводы никто никому не мешал. Иногда, задержавшись на работе, мать приходила не уставшей, как обычно, а в приподнятом настроении. Однажды, проснувшись ночью от жажды, Саша застал на кухне мать за упаковкой в подарочную бумагу коробки с электрической бритвой. Дело было незадолго до двадцать третьего февраля. Время от времени, всегда в отсутствие Саши, дома что-то починялось или собиралось. «Кто повесил мне полку?!» – радовался Саша. «Домовой, – с улыбкой отвечала мать. – Я его попросила, он сделал. Если тебе что-то надо по дому, оставляй записку на кухонном столе, только пиши без ошибок и не забывай о волшебном слове». Письма срабатывали. Напишешь домовому, что хочешь над столом лампу, которую можно опускать, поднимать и поворачивать в разные стороны, и дней через пять-шесть (раскачивался старичок долго) по возвращении из школы видишь то, что просил. Саша был прагматиком и рационалистом. Еще со старшей группы детского сада он не верил ни в Деда Мороза (увы), ни в Бабу-ягу, ни в волшебство вообще и прекрасно понимал, что в роли домового выступает какой-то мастер на все руки из числа знакомых матери, которого ему видеть не положено. Понимал, но в игру, предложенную матерью, играл с удовольствием лет до двенадцати, пока она сама собой не сошла на нет.
