Ольга Дервиш - Положительная нота
За дверью оказался Илья. Бодрый, сосредоточенный, хмурый.
– Привет, – он сделал шаг в дом, закрывая за собой дверь. – Ты нужна для разговора с юристами отца.
По телу Ксении пробежал холодок. Значит, ее официально обвиняют в случившемся.
– Д-да… конечно. Дай мне пять минут, я оденусь.
– Жду.
Парень присел на пуф в прихожей, чтобы не разуваться.
Когда одетая Ксю спустилась, его в доме уже не было. За воротами слышался шум мотора. Торопится, значит. Что же теперь будет!?
На дрожащих ногах Лесина вышла из дома, заперла дверь и заторможено дошла до автомобиля Ильи. Ставшими вдруг ледяными руками долго не могла открыть пассажирскую дверь, пока водитель сам не нажал на замок изнутри.
Взгляд Ильи прочесть не было возможно. Парень был зол, но на кого, распознать не получалось. А спросить было очень страшно. Тем не менее, без слов Речинский прибавил тепла в салоне, видя, как Ксю перебирает побелевшими пальцами.
– Все плохо? – Решилась она на вопрос.
– Нет. – Напряженный ответ.
Молчание. «Нет». Значит, есть надежда?
Через двадцать минут машина припарковалась у небольшого офисного здания. Выйдя из салона и дождавшись, пока Ксения вылезет следом, Илья мотнул головой, молча указывая следовать за ним. Внутри в вестибюле их уже ждали.
– Ксения Валерьевна? – поприветствовал ее немолодой коренастый мужчина в темно-сером костюме и при галстуке.
– Да. – Кивнула в ответ.
– Меня зовут Юрий, я адвокат Станислава Даниловича Речинского. И он попросил меня заняться вашей проблемой. Пройдемте?
Ксю обернулась на Илью:
– Стас… Станислав очнулся?
– Да.
Ксюша снова повернулась к адвокату, который терпеливо ожидал, пока она будет готова пройти с ним. Не говоря больше ни слова, она кивнула, что готова.
В кабинете на третьем этаже девушке предложили чай, усадили в мягкое кресло. Юрий занял свое рабочее место и на минуту углубился в документы на столе перед ним.
– Итак… Ксения. Станислав поручил мне оказать вам помощь и содействие в известном нам обоим деле. Я ознакомился с деталями и могу с уверенностью сказать, вашей вины в случившемся нет. Но есть один неприятный момент…
Лесина перестала дышать. Адвокат продолжил.
– Вашим оппонентом оказался сын известного в городе человека. Богатого человека. И влиятельного. Как минимум, вас собираются ободрать как липку, завалив штрафами и другими поборами. А как максимум – вы можете сесть за причинение вреда здоровью, ибо люди там серьезные и сынку берегут, как единственного наследника приличных капиталов. Но вам повезло. В определенном плане, конечно. Станислав заинтересован в вашем благополучии. А значит заинтересован и я.
Далее господин юрист очень скрупулезно расписывал, что и как они будут делать и говорить, где нужно будет промолчать, как себя вести. Лесина слушала и с трудом понимала слова и их значения. Она крайне далека была от подобных сторон жизни, несмотря на то, что после смерти мужа так же велось расследование. Но тогда всеми делами занимались юристы его фирмы, и Ксюша принимала в этом косвенное участие.
– Вы меня слышите? – выдернул из воспоминаний голос адвоката.
– Да, – взгляд уткнулся в серебряные точечки на черном галстуке мужчины.
– Что ж, тогда прошу вас оставить ваши контактные данные, чтобы я в любой момент смог с вами связаться в случае необходимости.
– Я… у меня пропал сотовый после аварии. Я могу оставить только домашний номер.
Адвокат вздохнул.
– Оставляйте домашний, что же делать… Но настоятельно советую вам исправить эту ситуацию, потому что вы же не будете сидеть дома и ждать моего звонка?
Ксю молча взирала на юриста.
– Нет. Поэтому, да и не только поэтому, сотовый вам все равно нужен. Правильно?
Кивнула.
– Хорошо. Диктуйте номер и ступайте. И не переживайте. Всё образуется.
Ксю еще раз кивнула, написала на предложенном клочке бумаги домашний номер телефона и на деревянных ногах вышла из кабинета.
В коридоре стоял Илья, что-то просматривая в своем мобильном.
– Всё? – спросил.
Девушка опять кивнула и поплелась за парнем по коридору до лестницы.
– Куда тебя отвезти? Домой? Или в больницу? – поинтересовался Речинский.
– А ты сам куда собирался? – Лесиной не хотелось зря напрягать парня своим присутствием.
Илья пожал плечами.
– Тогда в больницу.
Оба сели в машину и тронулись в нужном направлении.
По прибытии Ксю спросила:
– Как ты думаешь, меня пустят к Станиславу?
– Не знаю. Любу не пустили, потому что она не родственник. Но они не проверяют ничего. Можешь сказать, что ты… – он хмуро посмотрел на нее. – Жена…
Лесина покраснела.
– Илья… Всё не так…
– Ты уверена, что это необходимо? – жестко перебил он ее.
– Что? – Ксю даже остановилась от ощущения сквозившей ярости в его вопросе.
– Ты и отец… Ты уверена, что тебе нужно об этом говорить?
– Я просто хочу, чтобы ты правильно оценил ситуацию.
– Я оценил ситуацию с точки зрения того, что видел собственными глазами. И слышал.
– У нас с ним ничего не было. – Зачем она оправдывается? Она же решила, что строит отношения со Стасом.
– Теперь это уже не важно, – будто читая ее мысли, выдал Илья.
– Наверное, ты прав… – теперь, когда Стас, возможно, останется инвалидом по ее вине, быть с ним – ее долг.
Парень ничего не сказал, продолжил идти, не оборачиваясь узнать, идет ли она следом.
Глава 26
В больнице Илья сразу направился к отцу, а Ксению ждал крайне неприятный сюрприз: у Евы утром был кризис и остановка сердца. Девочку вернули к жизни, но из комы вывести так и не смогли. Оповестить об этом из больницы не получилось: домашний не отвечал, сотового номера им не оставляли. Зато дозвонились бабушке, которая приезжала, но вскоре уехала, не видя необходимости находиться в отделении. Ксюшу не дождалась, сославшись на дела.
Все это ей рассказала дежурная медсестра, и Лесина, глотая слезы, бросилась в кабинет к врачу.
– Мы делаем все возможное, Ксения Валерьевна, но девочка… – доктор отвел глаза. – Плоха.
– Но ведь она поправится? – вытирая мокрые щеки, с надеждой вопрошала Ксю.
– Я не хочу делать каких-либо прогнозов, – с грустью ответили ей. – Жизнь ребенка сейчас полностью обеспечивает аппаратура, но, как видите, даже это не всегда способно справиться. Сегодняшняя остановка сердца тому подтверждение. Организм слабый, ваша дочь еще очень мала, чтобы иметь силы и желание поддерживать жизнь. Я сожалею… и пока никаких надежд давать не хочу.
