Луиза Бэгшоу - Карьеристки
Перед последними секундами Джо весь собрался и потом рванул вглубь, касаясь маленького нежного местечка, о котором некоторые сексологи и большинство женщин говорили — ничего такого нет. Но не женщины, имевшие дело с Джо Голдштейном.
Он знаток женщин, и это помогает. Конечно, усмехнулся Джо, помогает и величина твоего достоинства — двенадцать дюймов.
— Джо! — вскрикнула Лиза, и ее плоский живот задергался. — Джо! Джо! О Боже, о Боже!
— Лиза, — выдохнул он, чувствуя, как все внутри разорвалось и выбросилось в нее.
Несколько секунд они лежали неподвижно, стараясь обрести дыхание.
— Боже мой! Ты самый лучший, — сказала она, скатываясь с него и убирая влажные волосы с глаз.
— Ты сама замечательная, — автоматически ответил он. — Всегда.
Она поднялась и медленно пошла в душ, как бы выставляя напоказ свое упругое плотное тело с красивой грудью и ногами, может, несколько тяжеловатое в бедрах. Крашеные волосы у корней слегка отросли. Джо и Лиза уже несколько лет занимались любовью. Она была замужем за финансистом с Уолл-стрит, у которого редко получалось в постели, и любовников выбирала осторожно, кстати, так же тщательно, как и сам Джо партнерш. Мужчина не должен состоять в другой связи, иметь перед кем-то обязательства, он должен быть на многое способен в постели. Лиза Фостер — чувственная особа, но и истинная материалистка. Она не хотела никакого риска. Так же, как и Джо.
— Дорогой, ты вполне мог бы участвовать в конкурсе на лучшего любовника в мире, — сказала Лиза, прощаясь с ним. Ярко-розовый костюм от Унгаро здорово оттенял ее румянец.
Джо улыбнулся и поцеловал ей руку. Ему нравилась Лиза. Женщины вроде нее стоили того, чтобы спать с ними, им несложно угодить, с ними легко заниматься любовью, и они не собирались колотить тебя большой феминистской палкой. Она наслаждалась разницей между мужчиной и женщиной и менее всего хотела обсуждать ее по пять часов подряд. Уж наверняка Топаз Росси презирала бы женщину типа Лизы. Паразитка, проживает деньги мужа, сказала бы она, или что-то в таком духе.
Голдштейн раздраженно закурил. Одна мысль об этой девице портила ему настроение. Он пошел в кухню, взял пару булок, намазал плавленым сыром, налил кружку свежего кофе и включил Ай-би-эм. На экране появились заметки для выступления на заседании совета компании. Речь обещала получиться прекрасной, отлично подготовленной и доходчивой.
Джо почувствовал себя лучше. Да, речь сразит всех наповал, «Экономик мансли» — его, к тому же имя Джо Голдштейна уже появлялось в этом серьезном новом ежемесячнике с глянцевой обложкой, адресованном мужчинам. У него есть опыт руководства тремя журналами такого типа и уровня, и весьма успешный, на презентации он сможет похвастаться не только умением увеличивать тираж издания, но и степенью магистра экономики управления, полученной в Вартоне, где и нашел его Розен, а это заведение очень ценится у американцев. Джо давал свои предложения по снижению себестоимости изданий, помогал проверять контракты, приобретать новые издания.
Голдштейн не просто великолепный редактор, он — бизнесмен, и «Экономик мансли» — трамплин для прыжка в правление.
Топаз Росси! А с какой стати вообще возникла ее кандидатура? Правда, после пары недель в нью-йоркском офисе Джо понял — он ошибался, видя в ней пустую особу с шикарной грудью. Она очень талантливая журналистка — ее колонка пользовалась бешеным успехом, и прекрасный редактор в «Женщинах США». Ну а с «Герлфренд» сотворила просто чудо. Но девчонка возглавляла пока только один журнал! Причем для девочек-подростков. Никакого опыта в бизнесе. Ну, училась она вечерами — большое дело! Всего этого недостаточно, чтобы руководить журналом, адресованным высокообразованным мужчинам.
«Так почему я, Джо Голдштейн, должен позволить ей стоять у меня на пути? — сердито подумал Джо. — Я заставлю ее писать кипятком из-за «Экономик мансли» Вот и все. Конец истории».
Но это не был конец истории.
Топаз Росси прочно поселилась в голове Джо Голдштейна, и это ему совсем не правилось. Ужасно не правилось. Она раздражала его и постоянно беспокоила. Обычно, когда на его пути встречалась женщина, которую он не выносил, он ее просто выбрасывал из головы. Полно других дел, требующих внимания, сосредоточенности, а раздражение бесплодно, бессмысленно. Оно ничего не дает, а только разрушает. Пустая трата времени — не для него.
Но Росси, похоже, не собиралась оставить его в покое.
Может, причина в ее крайнем феминизме? Да, пожалуй, нет, разве он мало повидал этих жутких баб? Или дело в характере Росси — нахальном, смелом? Она все лепит в лицо и, похоже, специально путается у него под ногами — то громко здоровается с сотрудниками «Герлфренд» через коридор, то тащит макеты мимо его офиса, направляясь в свой и приветствуя по пути каждого встречного, будто все в этом чертовом здании ее лучшие друзья. Странно, но, кажется, так и есть. От этого ситуация еще хуже. На собраниях Росси со всеми держалось очень вежливо, обаятельно улыбалась, но его она просто не замечала. В Лос-Анджелесе, где раньше работал Голдштейн, в дочерней компании «Америкэн мэгэзинз», он привык — люди, чтобы чего-то добиться, время от времени идут на компромисс. Но не такова мисс Росси. В ее словаре скорее всего вообще нет слова «компромисс». Она готова спорить два часа, но не уступить хоть что-нибудь.
А ее манера одеваться, продолжал размышлять Джо, возвращаясь на кухню доесть булку. Он взглянул на «Роллекс». Восемь сорок. Пора двигаться. К счастью, костюм от «Брук Бразерз» уже отглажен, белая рубашка висит на спинке стула. Да, манера одеваться. Совершенно невозможная для рабочей обстановки. Все в обтяжку. Яркие краски. Именитые дизайнеры. Дорогая ткань. В общем-то она могла показаться и вульгарной, но следует согласиться — у нее есть чувство стиля, своего собственного, неповторимого, основанного, если угодно, на самоуверенности. Он никогда не встречал рыжеволосой, отважившейся носить шокирующе розовый костюм от Вивьен Вествуд, но она в нем выглядела бесподобно. Да, одно присутствие этой наглой, бесстыжей итальянки — уже угроза ядерного взрыва. И это лишало покоя Джо Голдштейна.
Джо быстро оделся, он не суетился и не волновался насчет своего вида.
Его это никогда не беспокоило.
Конечно, он время от времени думал о Топаз. Фантазировал. Воображал всякое. Черт побери, девчонка и впрямь очень красива, и у нее самая лучшая фигура, которую он когда-нибудь видел даже на обложках «Плейбоя».
Ну и что? Когда он пытался представить ее обнаженной на ковре, то сразу вспоминал нечто приводившее его в исступление. Например, как в последний раз она пожала ему руку на заседании редакторов со всей теплотой, на которую способен айсберг.
