Джейн Кренц - Нежный огонь любви
— Расчет? Он вздрогнул.
— В чем дело, Зельда?
— Вы не спите?
— Нет, сплю и разговариваю с тобой во сне. Зельда с трудом повернулась в своем спальнике к нему лицом, и он тихо улыбнулся.
— Вы слышите это странное бряцание? В темноте он не мог разглядеть ее лицо, но ощущал в ее голосе настоящий страх.
— Слышу. Наверное, это залоны. У них панцири, прочные, как броня. И они очень любят драться. Иногда бряцание разносится на несколько километров. Они громадные, но едят только растения.
— А почему они дерутся?
— Самцы-залоны бьются за самок. Брачные ритуалы. Они очень часто совокупляются.
— На Возлюбленной и Ренессансе все часто совокупляются, — сказала она, словно размышляя вслух. — Дезма говорит, что у нее четверо детей.
— По волчьим меркам, это маленькая семья. По последней статистике среднее количество детей — по пять на каждую семейную пару.
— Не могу даже представить себе, что это значит — иметь братьев и сестер. Когда я росла, на Клеменции почти не было других детей.
Ее голос стих, но Расчет понял, что осталось невысказанным. И без ее слов он знал, что те немногие другие дети не были хорошим обществом для волчонка, родившегося среди голубей.
— Моя семья тоже была меньше обычного. У меня был только один брат, — неожиданно для себя сказал он.
— Тот, который оказался голубем?
— Да. — Некоторое время Расчет молчал. — В каком-то смысле Джед задержался в развитии. То, что он голубь, мы поняли, только когда он стал уже почти взрослым. Сначала просто считали, что он не такой, как все, — тихий и задумчивый. Немного странный. Мои родители только-только начали сознавать, что он, возможно, голубь, — и в это время погибли.
— Ох, Расчет! — тихо проговорила она. — Что случилось?
— Они были геологами. Работали на крупную горнодобывающую компанию на ЧТД. Произошел несчастный случай. Взрыв. — Он почувствовал, что она пошевелилась, и в следующую секунду ее пальцы коснулись его руки. — Джед воспринял это тяжело. Очень тяжело. И с тех пор отказывался со мной расставаться. Он и слышать не хотел о том, чтобы перебраться на Клеменцию.
— И вы разрешили ему перевозить с вами почту?
— У него хорошо получалось, очень хорошо. Время от времени я разрешал ему летать одному, пока я доставлял почту адресатам и искал новые контракты
На Ренессансе или на Возлюбленной. Ему нравилось летать к ЧТД одному, в обществе Фреда. Он говорил, что у него остается больше времени, чтобы думать. Я понимал, что надо было бы настоять, чтобы он отправился учиться на Клеменцию, но он все время отказывался, а у меня не хватало духа спорить с ним. И из-за моей глупости он погиб.
— Он погиб на том красном плоскогорье? Которое вы изобразили в светошаре, на корабле?
Пусть она и не была голубкой, но иногда интуиция у нее работала безошибочно.
— Во время песчаной бури он врезался в землю, когда летел на сигнал бедствия. Во время песчаных бурь на ЧТД погибает все, что летит. Единственное, что может сделать пилот, — это попытаться убежать от бури. Но Джед убегать не стал. — Расчет почувствовал, как его рука сжалась в кулак, и заставил себя распрямить пальцы. — Фред уцелел. Когда прилетели спасатели, то нашли его обернувшимся вокруг ног Джеда. Корабль разлетелся на куски. А груз так и не удалось найти.
— Мне очень жаль, Расчет.
— Знаю.
Он ни секунды в этом не сомневался. Сострадание Зельды было столь же истинным, как и ее мастерское владение «Лунным светом в зеркалах». Она была вся доброта и свет. Расчет тряхнул головой, стараясь отогнать противоречивые мысли.
— Это прошлое, Зельда. Жаль, что я вообще об этом заговорил.
Расчет устало потер глаза: он уже очень давно ни с кем не говорил о Джеде.
Зельда не настаивала, чтобы он продолжал. Спрятав руку обратно в спальник, она легла на спину и стала смотреть в низкий потолок палатки. В ночи разнеслось новое отдаленное бряцание — и тут же воздух у самого лагеря разорвал пронзительный вопль.
— Навар говорил правду. Ренессанс немного давит, — тихо проговорила Зельда.
— Тебе страшно?
— Нет, конечно. Я все понимаю насчет системы безопасности и защитных экранов, и всего… Беспокоиться не о чем.
— Зельда…
— Жаль только, что никто не придумал, как приглушать ночные звуки. Очень трудно заснуть, когда в джунглях такой шум.
— Зельда. Она не слушала.
— Надеюсь, Фред не скучает у Дезмы. Кажется, она ему нравится. Но его ждет большой сюрприз, если он забредет в лабораторию, правда?
Расчет расстегнул свой спальник:
— Зельда, забирайся ко мне. Здесь хватит места нам двоим.
Она резко повернула голову:
— Нет, Расчет. По-моему, это плохая мысль. Где-то он был с ней согласен. Но невыносимо будет всю ночь чувствовать, как она напряжена.
— Успокойся, я не собираюсь продираться через эти твои брюки, которые ты не захотела снять. Я просто предлагаю немного тебя успокоить.
— Я не ребенок.
— А тебя кто-нибудь укачивал на руках, когда ты была ребенком?
После долгого молчания она ответила:
— Голуби прикасаются друг к другу только во время полного телепатического контакта. Мои родители никогда не могли установить со мной такую связь.
Выслушав ее дипломатичное объяснение, он протянул руку и расстегнул ее спальник:
— Иди сюда, Зельда. Я буду укачивать тебя, пока ты не заснешь.
— Право, Расчет, в этом нет нужды. Я прекрасно себя чувствую.
Он сел и мягко заставил ее вылезти из спальника. Сначала она сопротивлялась, а потом вдруг сдалась — и уже в следующую секунду ее теплое тело и прижалось к нему. Секунду она лежала неподвижно, а потом он почувствовал, как напряжение начинает ее отпускать. Снова раздалось далекое бряцание залонов, но на этот раз она не вздрогнула. Неуклюжие бойцы продолжали свою ночную драку, но мало-помалу Зельда перестала их слышать.
Гораздо позже, когда Расчет был совершенно уверен, что Зельда уже крепко спит, он разрешил себе притянуть ее поближе. Его рука легла ей на грудь — и неожиданно для самого себя он вдруг сладко зевнул. Было удивительно приятно ощущать рядом ее тело, прижавшуюся к нему крепенькую попку. Ему понравилось то, как спокойно она уснула. Было приятно сознавать, что она ему доверяет — пусть даже подсознательно. Она настолько зациклилась на доверии, была
Так убеждена в том, что не сможет целиком довериться мужчине, пока не станет голубкой.
Зельде не суждено быть голубкой. Расчет знал это абсолютно точно. Чего он не мог сказать, так это, сколько продлится ее бесплодный поиск. Она не умела сдаваться. Единственное, что может заставить ее отказаться от поставленной цели, это ее собственное, добровольное решение. А судя по тому, что он уже знал о Зельде, это казалось маловероятным. Она женщина упрямая.
