Маргарет Роум - Холодная страсть
— Я, к сожалению, не смогу тебе объяснить, — сказала она решительно. — Ты должен поверить мне на слово — я не могу помочь тебе.
Внезапно он склонился над ней и рассмеялся прямо в ее изумленное лицо.
— Нет, ты не можешь объяснить ничего, ты, озорница, потому что вложила все до последнего доллара, какие только у тебя есть, в Керри, не так ли?
— Откуда тебе это известно? Что это значит? — заикаясь, воскликнула она.
— Я давно это подозревал, — триумфально заявил Майкл, — но даже при всей моей уверенности мне нужно было подтверждение. Ты меня очень расстроила тем, как ты покинула Орлиную гору, но теперь, думаю, я начал кое-что понимать…
Он смутил ее тем, что внезапно остановился на середине фразы и переменил тему разговора.
— Ты поступила превосходно, милочка, — сказал он ей хрипло, — и я горжусь тобой.
— Ты обманул меня! — возмутилась Джорджина. — Как ты мог!..
На лице Майкла возникло выражение такого искреннего раскаяния, что она смягчилась.
— Ну что же, хорошо, я полагаю, что говорить об этом хватит, но обещай мне, — она схватила его за лацканы пиджака и встряхнула самым серьезным образом, — обещай мне, что никогда не расскажешь ни единой душе про свое открытие!
Он лизнул указательный палец и провел им по горлу:
— Никогда, — торжественно поклялся он.
Она не поверила ему из-за таящегося в его глазах смеха, однако удовлетворилась его обещанием. Когда он взял свою шляпу и направился к двери, она попыталась задержать его.
— Куда же ты пошел? Ты же еще не рассказал мне, что ты здесь делаешь, да мне хотелось бы услышать от тебя ответы еще на ряд вопросов.
Однако он с раздражающей беззаботностью помахал ей на прощание рукой через плечо и сказал:
— Потерпи до завтра!
Весь вечер этого дня Джорджина, одна в квартире, которую она делила со Стеллой, думала о последних таинственных словах своего дяди. Почему, удивлялась она, ей надо ждать до завтра ответов на ее вопросы? Что за неотложное дело появилось у него, что он смог посвятить ей всего несколько минут времени?
Эти вопросы оставались без ответа все утро следующего дня и даже половину послеобеденного времени, когда она механически исполняла повседневные обязанности, связанные с ее бизнесом. Однако даже переворачивая гору переписки, она все время прислушивалась к телефону, нетерпеливо ожидая звонка от дяди. Звонки, конечно, раздавались, и не единожды, но ни разу ей не отозвался веселый голос дяди.
Последний звонок был от Драйзберга. Совершенно незаинтересованно выслушала она его новость о том, что министр промышленности и торговли Ирландской Республики уже прибыл в Нью-Йорк в начале этой недели и уже сегодня утром звонил, чтобы узнать, может ли она принять его, и, если так, нельзя ли назначить встречу на сегодня, потому что он намеревается завтра рано утром улететь в Ирландию. Первым ее порывом было отказать во встрече — ей хотелось, чтобы весь день был свободным и посвященным дяде, — однако хорошие манеры возобладали, и она, внутренне сопротивляясь, поручила Драйзбергу сообщить министру, что она готова встретиться с ним в любое удобное для него время.
Следующий час тянулся бесконечно, и все еще не было ни одного слова от дяди. Когда Сузан вошла и сообщила ей голосом, полным скрытого возбуждения, что прибыл ирландский министр, она почувствовала некоторое облегчение.
— Проводи его сюда, Сузан, — ответила она ей рассеянно, так как была погружена в разрешение какого-то вопроса, который для того, чтобы подготовить к завтрашнему дню документ, должен был быть решен немедленно. Несколькими секундами позже она ощутила присутствие кого-то в комнате, и, посмотрев вверх, уперлась взглядом прямо в голубые глаза Лайэна Ардьюлина. Она приподнялась в кресле, потом опустилась обратно, не в силах произнести ни слова от потрясения.
— Джина! — Казалось, что он тоже потрясен их встречей. Он сделал несколько шагов к ней. Стройный, безупречно одетый, он вписывался в окружающую обстановку, будто это был его родной дом. Ее озадаченный взор отметил кожаную папку для бумаг у него под мышкой, неяркий клубный галстук в полоску и безукоризненно белую льняную сорочку, и, наконец, выражение напряжения на его лице, гораздо более бледном, чем запомнилось ей; губы были сжаты плотнее, а глаза были гораздо сильнее углублены каким-то чувством, то ли болью, то ли разочарованием. Она глубоко вздохнула.
— Лайэн! Что вы делаете здесь, в Нью-Йорке?
Крайне озадаченный, он запустил пальцы в шевелюру, совершенно растрепав аккуратную прическу, что, однако, позволило его волосам улечься беспорядочными волнами и сделало его гораздо более похожим на того Лайэна, которого она помнила.
— Я здесь по делам, — ответил он ей. — Мне было поручено связаться с мистером Драйзбергом, что я и сделал, и он сообщил мне, что меня ожидают в офисе фирмы «Электроник Интернэшнл», где я встречу лицо, с которым должен был увидеться. Не спрашивайте меня об имени этого человека, я его не могу сообщить вам; он пожелал остаться анонимом. Все, что я знаю о нем, это то, что он является благотворителем Керри, и мы обязаны отдать ему долг благодарности.
— Но мне сказали, что меня посетит министр, — прошептала Джорджина.
Лайэн гордо поднял голову:
— Я и есть министр, я думал, что вам это известно. И кого, на ваш взгляд, вы ожидали…
Последние его слова захлебнулись в быстром вдохе, когда его осенило. В эти долгие секунды, в течение которых он пытался осознать это открытие, он смотрел на нее в изумленном молчании, а потом его плотно сжатые губы растянулись в причудливой улыбке и он мягко произнес:
— Я должен бы был догадаться, ну и дурак же я, я никогда не подозревал.
Она отвернула свое пылающее лицо от его нежного взгляда и набралась смелости.
— Так вот что имел в виду дядя, когда сказал, что я сегодня получу ответы на все мои вопросы?
Лайэн наморщил лоб:
— Вы видели Майкла? Вы хотите сказать, что этот старый нечестивец все знал и ничего мне не сказал?
— Он и мне забыл сообщить о целом ряде вещей, — она проглотила подступившие слезы. — Например, что вы являетесь министром.
Его удивление, несомненно, было истинным.
— А разве вы не знали этого, когда были у меня в Керри? Тогда были парламентские каникулы, а я всегда провожу свободное время в Орлиной горе. Наверняка, кто-нибудь упомянул об этом — может быть, Кэт?..
Она покачала головой, пристыженная, вспомнив те обвинения, которые она так часто предъявляла ему. Она не заметила, как он приблизился к ней. Глядя на нее с улыбкой, тайны которой она не могла разгадать, он спросил:
