Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют
— Я хочу писать о Звездной девушке, — сообщила я.
— Надеюсь, ты шутишь? — еле слышно отозвалась Лариса.
— Абсолютно серьезно. Как думаешь, мне разрешат?
— Кэндейс!
Ей явно хотелось завизжать. Или прилететь в Филадельфию, нанять пару крепких парней, поднять меня вверх ногами и трясти, пока не вывалится новый роман.
— Какая разница, разрешат или нет? Все истории о Звездной девушке выходят под псевдонимом.
— Я в курсе.
В этом для меня была половина их притягательности.
— Ты знаешь, сколько «Вэлор» платит за книгу? Сущие гроши! — распалялась Лариса. — Хочешь снова кормить своего пса дешевым кормом?
— Ничего, справлюсь, — успокоила я. — Если мне только позволят.
Молчание.
— Посмотрим, — наконец смягчилась Лариса. — Может, уговорю издавать их под твоим именем.
— Нет! Хочу быть Дж. Н. Локсли. — Я сбросила покрывало на пол и вскочила.
Впервые за несколько недель мне представилось будущее без страха и вины. Я стану писать романы о Звездной девушке. Смогу работать, получать деньги и заниматься делом, и никто в мире об этом не узнает и не обратит внимания. Я схватила три кружки с остатками чая и отнесла на кухню, пока Лариса вздыхала мне в ухо.
— Мне надо кое-кому позвонить, — сказала она.
К следующему утру сделка состоялась. Лариса даже выбила из издателя королевские пятнадцать тысяч долларов за книгу и увеличила обычный шестинедельный срок до трех месяцев.
— Обещай только, что это не навсегда.
— Конечно нет! — воскликнула я. — Только пока все не уляжется.
— Обещай, — повторила она.
Я подчинилась, скрестив пальцы за спиной. Для себя я твердо решила, что никогда больше не опубликую роман под именем Кэнни Шапиро. Но совсем необязательно сообщать об этом Ларисе. Через несколько лет, а может, несколько месяцев она найдет других клиентов и заключит с ними выгодные сделки. Другие книги попадут в список бестселлеров. Отец не будет нам досаждать. Мир перестанет мной интересоваться. Мы окажемся в безопасности.
Уже на следующей неделе по почте пришел здоровенный талмуд со всей подноготной Звездной девушки. К нему прилагалась черная папка. В ней лежали две странички — план книги, которую мне предстояло написать. Начало, середина и конец. Все остальное — полностью на моей совести.
Так продолжается последние десять лет. В год я выпускаю четыре романа о Звездной девушке. Никаких обзоров, никакой критики; гроши по сравнению с «Большими девочками»… Но, судя по письмам, которые пересылает мне редактор, фанаты счастливы. А значит, счастлива и я.
Через шесть месяцев после публикации «Больших девочек» Брюс Губерман вернулся на берега Америки и шокировал весь мир (меня, по крайней мере) тем, что закончил докторскую и женился на Толкальщице, которую со временем я научилась называть по имени — Эмили. Эмили Губерман. Легко слетает с языка, не правда ли?
Мой отец снова исчез. С того августа я не слышала о нем и не пыталась его найти. Ни в Интернете, ни в реальной жизни. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», — размышляла я. Со времен Иисуса смысла в этой фразе не прибавилось, учитывая, что мы с отцом оба живы. И все же я вспоминала ее, и мне становилось немного спокойнее.
Нифкин, неизменный спутник моей молодости, мирно скончался, когда Джой было четыре года. Холодной ночью в ноябре, когда ветер громыхал ставнями в спальне, я отнесла пса вниз и накормила сливочным сыром с таблетками, которые он принимал каждый вечер. Нифкин свернулся на подстилке у огня, закрыл глаза, вздохнул и содрогнулся. Его маленькое пятнистое тело окоченело, а когти простучали по половицам. Я сидела рядом с ним, рыдала и гладила по голове, повторяя: «Хороший мальчик, хороший мальчик, ты мой хороший мальчик».
Через несколько месяцев после возвращения Брюса я попросила у Одри номер его телефона, собралась с духом и позвонила.
— Думаю, ты должен видеться с дочерью, — заявила я.
— Весьма великодушно, — холодно заметил Брюс.
— Она наверняка будет довольна, — пояснила я, метнув тоскливый взгляд на бутылку вина. — Хочу извиниться, — добавила я. — За книгу.
Брюс промолчал.
— Прости… — продолжала я. — Я… не хотела… Ладно, не стану врать, что не хотела причинить тебе боль, на самом деле очень хотела, но понятия не имела, ну, знаешь, что все так обернется.
— Мой адвокат, — ответил Брюс, — с тобой свяжется.
Через два месяца мы встретились за ужином в торговом центре и заключили сделку над тарелкой самых неудобоваримых блинчиков в моей жизни. Каждое второе воскресенье Брюс будет забирать Джой и привозить ее обратно через два часа. Со временем ограничения немного ослабели. В прошлом году мы оба пришли на выпускной Джой, хотя и сидели в разных углах большого зала. В некотором роде это стало прогрессом.
Та Кэндейс Шапиро, которая давала интервью, встречалась с читателями и весело рассказывала на сайте, как ее дочь пыталась есть гальку на игровой площадке, испарилась. Я не обновляю сайт. Не отвечаю на письма поклонников. Не пишу аннотации к чужим книгам и не посещаю книжные клубы. (В прошлом году в игре-викторине «Рискуй!» был задан вопрос: «Этот автор своей книгой „Большие девочки не плачут“ сорвал жирный куш». Участник ответил неправильно.) Я по-прежнему выращиваю зелень и пеку кексы, стираю белье, глажу рубашки и простыни. Механическая работа меня успокаивает. Пока Джой в школе, я пишу о Лайле, живущей среди звезд. Днем я всегда готова подбросить соседей или расписаться за посылку, забрать одежду из химчистки или начистить тридцать фунтов картошки для празднования Хануки в синагоге. Я не отвечаю на звонки с незнакомого номера. Не открываю дверь, если не жду гостей. И изо всех сил стараюсь уберечь дочь от того, что написала, от того, что натворила много лет назад.
Часть II
АМСТЕРДАМ
16
В субботу в десять утра приехала бабушка Энн на своем гибридном автомобильчике. Его бампер весь покрыт политическими наклейками, которые сливаются в единую красно-бело-голубую антивоенно-экологическую массу. Бабушка нажала на гудок, помахала матери в окошко и, когда я забралась в машину, поцеловала меня в щеку.
— Чему обязана такой честью? — спросила бабушка, пока я застегивала ремень безопасности.
По правде говоря, моему расследованию. Но я заверила, что скучала по ней и люблю ее дом. Бабушка улыбнулась, включила Национальное общественное радио и тронулась с места.
Бабушка Энн раньше жила в Эйвондейле — пригороде в двадцати минутах от города. Она, муж и дети обитали в большом колониальном доме, имевшем четыре спальни и отделенном от дороги изумрудно-зеленой лужайкой. Потом бабушка развелась, дети уехали, и какое-то время она была одна, пока не познакомилась с Таней. Семь лет они составляли пару и даже обменялись клятвами. Но в конце концов Таня сбежала с водопроводчиком, которого встретила на воскресном семинаре по проблемам с питанием. («У Тани до сих пор проблемы с питанием?» — удивилась мама, когда тетя Элль лично явилась сообщить новость. «Да, она так и не сумела отказаться от яиц», — мрачно пошутила тетя Элль. Мама бросила в тетю посудным полотенцем. «Много будет знать — скоро состарится!» — прошипела она, кивая на меня.)
