Анастасия Соловьева - Очарованные
– Извини, если я разбудил тебя.
– Дело не во мне! Родители уже спать ложатся.
– Ну что родители – дело молодое! А ты сама-то как?
– А я – в Интернете пасусь. Институт себе подбираю.
– Хочешь вторым дипломом обзавестись? Молодчина! Хвалю. Хотя... нужно ли тебе это?
– Нужно. Мне это даже очень нужно. – В Ленином голосе прослышалась твердость, хотя внутренне она находилась в состоянии близком к панике: вот сейчас разговор про второе образование исчерпает себя, и что? Боря попрощается, положит трубку...
– И что же мы теперь собираемся штудировать?
– Психологию.
– Это еще зачем?!
– Да просто для себя – интересно. Хочу разобраться в психологии творческого процесса.
– Эва куда тебя занесло! – заметил не без уважения Боря. – Ну ладно, валяй... А я тебе чего звоню-то, хочу предложить кое-что. Может, клюнешь?
– Предлагай, может, клюну. – Обмен короткими, сухими фразами напоминал Лене партию в пинг-понг. В ответах было важно все: индифферентная тональность, быстрота реакции. Растеряйся она хоть на секунду, Боря легко просечет ее истинное душевное состояние.
– Надо встретиться – поговорить.
– Зачем? – привычно уже парировала Лена.
– Мне понравились твои кошки. Такие вещи и в салоне не в лом выставить.
– Выставить?
– На продажу.
– Ну... – Она все-таки сбилась с тона. – Ну, выставляй, если тебе они правда понравились.
– Это не так просто, дорогуша. Приезжай завтра в салон к семи часам, озвучим детали.
– Приезжать? – Лена замялась – их разговор подошел к роковой развязке.
– Пиши адрес. – В Борином голосе послышалась откровенная насмешка, но отказаться Лена не смогла.
Борин салон – официальное название Muratoffs Аrt Galery – находился вблизи станции метро «Кузнецкий Мост», на старинной, типично московской улице, соединяющей Лубянскую площадь с Рождественским бульваром. Дома стояли здесь вплотную друг к другу. С одной стороны галерея соседствовала с помпезным банком, выстроенным в прекрасных традициях начала двадцатого века, с другой – примыкала к некоему Государственному комитету (Лена прочитала и сразу позабыла его название).
Она немного задержалась у стеклянной тонированной двери в галерею, делая вид, что всматривается в выставленные на витрине диковинные вещицы.
Смешно... В последний момент выясняется, что к встрече с Борей она совсем не готова, а между тем в последние полгода только и делала, что мечтала о ней. Сейчас, переступив порог, она лицом к лицу столкнется с Муратовым – он мгновенно прочтет на ее лице радость, робость, надежду и укор. Лена задумалась, представив себе эту сцену, машинально потянула дверь на себя и оказалась в выставочном зале.
В самом его центре, под стеклянным куполом потолка, воткнулся в пол фюзеляж немецкого самолета времен начала Второй мировой войны. Фюзеляж торчал под наклоном, на его боку были хорошо заметны остатки черной свастики в белом круге. От фюзеляжа в плитах пола расходились трещины, тоже напоминающие свастику.
Лена подумала, что ошиблась, повернулась к дверям, но ее неожиданно окликнул вкрадчивый женский голос:
– Добрый день, что заинтересовало вас?
– Это галерея Бориса Муратова?
Только теперь, оглянувшись на голос, Лена заметила на серых, обтянутых рогожкой стенах многочисленные картины. Она успела отметить странное соседство чисто декоративных и мудреных, концептуальных полотен. А вот традиционный реализм в Бориной галерее, по всему заметно, не жаловали.
– Совершенно верно! Галерея Бориса Муратова. Так что же все-таки заинтересовало вас? – Из глубины зала к Лене приближалась высокая, гибкая женщина с распущенными по плечам русыми волосами – должно быть, менеджер или администратор зала. Одета она была в длинную широкую юбку и шаль – настоящую униформу сотрудниц художественных салонов. – Да, я вижу, вас заинтересовал самолет! – продолжала администратор, радостно посверкивая крупными сиреневатыми камнями в серьгах и браслетах. – Но, кроме самолета, я могу предложить вам...
– Я приехала к Борису Владимировичу, – перебила Лена. – Он назначил мне встречу на сегодня, на семь часов.
– Так вы Елена?
– Да, Елена Векшина. Дизайнер игрушек.
– Ах! – оживилась менеджер снова. – Да что же вы сразу не сказали-то? Борис Владимирович, к сожалению, отъехал ненадолго. Извините, что заставляем вас ждать... Он вернется в течение получаса.
– Хорошо, я подожду, – согласилась Лена.
– Может быть, кофе?
– С удовольствием.
– Пожалуйста, присядьте. – Администратор указала на рыжее кожаное кресло возле ее рабочего стола. – Я сейчас... А если кто-то зайдет, вы... да я быстро! – С этими словами она устремилась в проем между рогожными стенами.
Почти сразу после ее ухода в салон забрели две посетительницы-блондинки. Лена сидела тихо, ничем не выдавая своего присутствия, поэтому блондинки, уверенные, что они одни в выставочном зале, говорили громко и непринужденно.
– Смотри, Ань! Это точно то, что нам нужно! – хриплым голосом воскликнула одна из них.
– Ну ты даешь, Вер... – жеманно протянула ее приятельница. – Это же Муратов! Тут написано, посмотри. Могу себе представить, сколько она стоит.
– Ну и сколько?! – возмутилась хриплая.
– Если к нашей сумме приписать пару нулей, тогда думаю, нам хватило бы.
– Да кто этот Муратов такой? Тоже мне важная птица! Хозяин галереи?
– И не только. Я недавно по радио слышала: две его вещи купил какой-то музей в Чикаго. Представляешь уровень?
– Жаль, – удручилась хриплая. – А чего вот так, кинем завтра клич на работе: на подарок Валентине Васильевне, не хватает каких-нибудь...
– Шутишь? Они же нас на месте растерзают! Эти-то гроши выцарапали еле-еле...
Интересно, где они работают, прикинула Лена, в Комитете или в банке? Наверное, в Комитете. Банковские не стали бы так насчет денег жаться. Хотя, конечно, куда им до музея в Чикаго...
Вернулась администратор – поставила перед Леной кофе.
– Борис Владимирович звонил только что из машины. Он скоро вернется. Еще раз извините, что заставили вас ждать.
Борис Владимирович... Лена медленно и с трудом осознавала, что это все – о Боре. Она находится в принадлежащем ему салоне, беседует с его секретаршей, за его картины иностранные музеи выкладывают ломовые суммы. А она по старой памяти представляет его невзрачным, небрежно одетым юношей и до сих пор таит на него обиду... А между тем новый Боря, Борис Владимирович – это совершенно неизвестный ей человек. Также и Елена – личность для него незнакомая.
...Даже внешне за три года их разлуки она разительно изменилась. Хаотичной гриве золотистых волос предпочла сдержанную, аккуратную стрижку. Колор тоже сдержанный – лесной орех. И такой же сдержанный макияж: тонкие контуры глаз, пепельные тени, бледную перламутровую помаду.
