Я твоя навеки, ты мой навсегда (СИ) - Ночь Ева
Кот на бешеного не походил. Скорее, на несчастного. Окраска у него была шикарная – тигрово-пятнистая. Но сам он выглядел не лучшим образом: уши ободраны, худющий, глаза как плошки, большие лапы – враскорячку.
– Мяу, – жалобно вздохнул кот и прижал уши. Видимо, решил, что его бить будут. В этот эпический момент к нам пожаловала Галочка.
– Вот он где! – всплеснула она руками. – А я его найти не могу. Прибился, паршивец. Вы уж не ругайтесь, ладно? Я всё понимаю: антисанитария и такое прочее. Жалко его. Холодно на улице. А он слабый. Старый. У него клыки сточены. Пропадёт.
Я поднял ладонь. Кот прижал уши ещё сильнее. И тогда я его погладил. От неожиданности кот ещё шире глаза распахнул и в тот же миг потёрся усатой мордой о мою руку. Ласковый какой, мерзавец.
– Вот что, – решился вдруг я, – я его заберу.
– Отличное решение! – возликовала Галочка. – Я б его сама, но дома дети и пёс, как бы некуда. Давайте я распоряжусь. В ветлечебницу его свозим, обработаем, прививки там, всё остальное, чтобы домой не стыдно было принести.
– Я сам, – сказал неожиданно для самого себя. – Сам чуть позже заеду и всё, что надо, сделаю.
Если он мой кот, не дело на кого-то вешать свои хозяйские обязанности.
«Возьму к Илонке», – решил твёрдо, и лишь много позже, когда кота вымыли, обработали, дали противоглистное и ещё что-то там, испугался. А вдруг она нас выгонит? Вдруг не примет?..
– Держись, Васенька, – сказал я коту, что пригрелся у меня за пазухой и обнимал лапами за шею. – Надеюсь, нам будут рады.
Глава 25
Илона
У Островского было такое виноватое лицо, что я испугалась. Что он натворил? Или… это всё? Пришёл попрощаться?..
– Илон… мы тут это… вот. Не выгонишь? Я его в ветлечебницу свозил, всё, как положено. Мы чистые, обработанные, голодные, очень ласковые.
Вначале я подумала, что он умом тронулся. А потом заметила лапы, что лежали аккурат с обеих сторон его шеи, в этот раз без шарфа. Из-под пальто торчала голова.
И тогда я растерялась.
– Кот?.. – спросила слабым голосом и чуть не съехала по стенке, потому что готова была разрыдаться от счастья. Бодя не собирался от меня уходить. Он наоборот: приехал ко мне с «хозяйством».
– Ага, – смело шагнул он вглубь коридора и расстегнул пальто. – Вот. Вася. Прижился, понимаешь, у меня в офисе, подрабатывал то ли домовым, то ли привидением, пугал честной народ. Юльку мою чуть до обморока не довёл.
Юлька. В груди толкнулась такая ревность, что я готова была Островскому рожу расцарапать. Внезапно. Но в этот миг он сунул мне в руки полосатого кота с оборванными ушами, а сам принялся раздеваться.
Кажется, кто-то был счастлив. Островский, конечно. Кот пока не определился, смотрел на меня такими глазами, что мне снова захотелось плакать.
– Бодь… у меня ж даже цветов в доме нет. А тут целый кот. Ну, ты что… я ж не знаю. У меня никогда животных не было.
– А он хороший, – горячо начал убеждать меня Богдан. – Просто клад, а не кот. Умный. Всё понимает. А на улице он пропадёт, Илон. Старенький. У него клыки затупились. Не боец. И трудно ему. Понимаешь?..
Я понимала. Кот выжидательно гипнотизировал меня.
– Ну, ладно. Хотя не знаю.
И тут кот лизнул мою руку. Взял и прошёлся шершавым языком по коже, словно упрашивал. И я разревелась. Кота к груди прижала. Само как-то получилось. Васька заурчал, видимо, понимая, что всё, никто никого не выгонит в ночь. Да я б и не смогла.
– Ты б хоть предупредил, что ли. Это ж животное, – заметалась я по комнате. – Ему ж еда нужна. Горшок. Когтеточка. Что-то там ещё.
– Да я купил, Илон, – потряс он большим пакетом. – Ему любовь нужна. Вот. Ему без нас никак. Семья коту нужна.
Семья. Я сглотнула судорожно и отвернулась. Слёзы продолжали градом катиться по щекам. Он на что-то намекает?.. Что-то я совсем уже запуталась за последнее время.
– Давай, Вась, обживайся, – осторожно опустила я кота на пол.
Кот принюхался, навострил хвост трубой и важно пошёл тыкаться носом по всем углам.
– Я тут наполнитель. Еду. Всё, что надо, купил, – шёл по пятам за мной Островский. Я шмыгнула носом. – Илон, ну ты чего, – обнял он меня и поцеловал в шею. – Ну всё ж хорошо, что ты?
А я знаю? Знала б, рассказала. Как-то меня это подкосило: Островский, кот. Не понятно, что и как.
Мы ж с Богданом практически жили всё это время. Из постели не вылезали буквально. И всё мало, мало, мало… Я уже просто потерялась в своих чувствах и чем дальше, тем больше запутывалась, потому что Бодя вёл себя как… муж. Ну, любимый мужчина, с которым у нас долгие и трепетные отношения.
Ни одного промаха. Вежливый, добрый, ласковый. Советуется, завтраки иногда готовит. Вещи свои сюда перетянул. Как-то так получилось, что мы обосновались в моей крохотной квартирке.
И он не роптал. Просто приходил каждый день или забирал меня, и мы возвращались вместе. Ни о чём не спрашивал, ни к чему не принуждал. Мы ни разу не поругались.
Всё как-то выровнялось, заполнило пустоты, стало очень важным, будто не игра это вовсе, а настоящая жизнь. Та самая, о которой я мечтала: дом, любимый мужчина, гармония. Не хватало цветов на подоконнике и детей.
Вот, даже кот появился, хоть о животных я никогда не мечтала.
– Ему ж скучно будет, меня ж сутками дома не бывает.
– А теперь будешь возвращаться, а тут тебя хвостик встречает.
Богдан достал кошачью кормушку, открыл мягкий корм из пакетика и насыпал. Кот принялся жевать. Голодный, а на еду жадно не кидался. Столько благородства в нём было.
– Ты не подумай. Он домашний был когда-то. Это мне в ветлечебнице рассказали. Кастрированный. Видать выкинули на улицу. А он же непривычный. Да и старенький. А может, у него хозяин умер, и остался Васька один-одинёшенек.
– Не дави на жалость. Я ж не гоню. Не смогу, – снова лью слёзы и присаживаюсь, чтобы кота погладить. Вроде нельзя так, но Васька благодарно принимает ласку, даже от еды отрывается, чтобы мордочкой в ладонь ткнуться.
– Видишь, ты ему нравишься.
Я видела. Но не могла понять, в какую пропасть меня всё это ведёт.
– И что я с ним буду делать?
Когда ты уйдёшь, – добавила мысленно. Вслух не смогла произнести.
– Любить, – присел он рядом. – Любить ведь несложно, Илон, правда?
Он сейчас точно о коте?.. Смотрит на меня пристально, а я не выдерживаю взгляда этого острого, глаза отвожу. Мне только бесед по душам не хватает для полного счастья.
– Ужинать будем, Илон? – спросил Островский буднично, словно только что не задавал неудобные вопросы.
– Да-да, конечно, пробормотала я и кинулась накрывать на стол.
Как-то так получилось, что в последнее время у меня и еда в холодильнике появилась, и я тряхнула «стариной»: стала готовить домашние ужины, хоть Островский меня и по ресторанам охотно возил.
Рестораны ресторанами, а дома вкуснее – почему-то вдруг решила я. И оказалось, что готовить мне не в тягость, а даже в радость. Богдану тоже нравится.
Васька наелся и вылизывал лапу. Кажется, он почти адаптировался к новым условиям и чувствовал себя прекрасно.
– Илон, давай поговорим, – вдруг сказал Островский после ужина.
– Нет! – испугалась я. – У меня голова болит!
Богдан тяжело вздохнул. Снова посмотрел на меня испытывающе тяжёлым взглядом, а я развела бурную деятельность – посуду кинулась мыть да со стола убирать.
Это что: кот – прощальный подарок? Чтобы мне было кого любить? Не хочу разговаривать. Не буду. Я не готова.
Я так себя накрутила, что у меня и впрямь голова разболелась. Впервые я Островскому «не дала». Как-то не до того мне было. Он робко попытался приласкаться, но внутри у меня разрасталась паника, поэтому я честно сказала:
– Давай не сегодня.
И он покорно согласился. Слова не сказал. Притянул меня к себе, обнял руками и ногами и уснул. А я долго лежала, смотрела в темноту и боялась дышать. Кажется, тяни не тяни, а нужно что-то решать. Рано или поздно надо.