Я назову твоим именем сына (СИ) - Шолохова Ирина
— Вот это заявление! — Максим только после её последней фразы, сбросил
оцепенение, охватившее его. Его мысли крутились около Марго, рассматривая то с той, то с другой стороны размолвку, произошедшую между ними.
Я люблю тебя, Максим! — она искоса взглянула - понять как он отреагирует на признание. Объяснение в любви - безотказный приём, она это знала и решила его использовать. Любила ли она на самом деле Максима? Иногда ей казалось, что да - очень, а иногда она о нём и не вспоминала. Просто ей было ужасно обидно, что он так быстро переметнулся к Ритке, и это фраза: «Знаешь, Милая! Когда очень хочется есть, с голоду, можно и корку чёрствого хлеба ухватить!», эта ужасная фраза сводила её с ума. Разве можно говорить такое девушке? Только если она очень понравилась тебе, а потом, когда ты стал настаивать на большем, она отказала - ты разозлился, сказал обидные слова и переметнулся к другой. — Именно так объяснила себе Милка, то, что произошло между ней, Максом и Ритой.
Он молчал и только нервно дёрнувшийся уголок губы, выдал то, что он слышит слова Милки.
— Ты всё ещё сердишься на меня? — она вкрадчиво заглянула ему в глаза.
Он презрительно дёрнул уголками губ, пожал плечами:
— Нет, я и думать забыл об этом.
Если бы я видела, что между тобой и Ритой есть чувства, я бы никогда не призналась тебе в любви.
— Интересное заявление! Я вроде тебе ничего не говорил о наших чувствах с Марго, — он разозлился: «Видела - не видела! Какое тебе дело! Да пошла ты… куда подальше и со своей любовью и со своими выводами!» — но не произнёс грубые слова вслух, только иронично хмыкнул, — любишь, значит?
Она испуганно кивнула, услышав недобрые нотки в его голосе: «Вот тебе и безотказный приём!»
— Докажи, если любишь!
— Но как, Максим? — жалобным голоском простонала Милка.
Максим остановился, повернулся к ней лицом, отметив про себя, что её история любви к нему, всего лишь, её история, и он к этому не имеет никакого отношения.
— Ты знаешь как! — жёстким голосом произнёс он.
Пронзительный звук горна заставил их вздрогнуть, испуганная резким звуком птица, вспорхнула высоко над ветвями деревьев.
— Пора ребят поднимать на завтрак! — Милка проводила взглядом испуганную птицу и взглянула на Максима, — это то, о чём я думаю?
— Да! — резко ответил он, — если девушка объяснилась в чувствах - это приглашение в постель! Любой нормальный парень понимает это именно так! Приходи после завтрака на это место - разберёмся, есть у тебя ко мне чувства или нет!
— А у тебя? — после секундного молчания, произнесла она.
— Я тебе в любви не объяснялся! — он шагнул в сторону от неё, собираясь вернуться к себе в комнату.
Она суетливо перебирала пояс простого хлопчатобумажного халатика, накинутого утром, впопыхах, очевидно, принимая решение.
— Придёшь? Или для чего ты затеяла этот разговор?
Она пожала плечами:
— Так сразу - в постель?
— В постель не обещаю. Постели здесь нет, а места, чтобы заняться сексом предостаточно! Я же у тебя не первый, так что ломаться, девочку из себя строить!
Милка хотела «взбрыкнуть», обидеться, наговорить кучу неприятных слов, ну, да - не первый! И что теперь? Она сразу должна бросаться в его объятья? Но вместо этого, произнесла:
— Не первый! И даже не второй! Но, я же не какая-нибудь «прости господи», чтобы только пальчиком поманили, сразу ложиться на спину…
— Мила, я пока ещё в здравом уме и твёрдой памяти! И это ты меня поманила, а не я! Ладно, мне пора идти, да и тебе тоже. Если надумаешь - приходи сюда - разберёмся! — он пошёл прочь так, будто ничего особенного и не произошло в разговоре - так, сухая, деловая договорённость и ничего больше.
Она осталась в замешательстве, растерянная: «Если бы я знала, что он так ответит, то не начала бы этот разговор. А, ведь и в самом деле - я призналась, что люблю его и что дальше? С его стороны всё логично - любишь, идём дальше, начинаем сексуальные отношения! Почему нет?» Милка пошла в сторону отряда, мучительно раздумывая как быть - пойти на сближение с Максимом или послать его куда подальше: «Пусть я и не девственница, но не такая, чтобы сразу же заниматься сексом, без романтических встреч, без цветов и красивых слов любви. Красивые слова любви были! Но только с её стороны!» Она подошла к корпусу, распахнула двери в спальни мирно посапывающих ребят: «Подъём! Вставайте, ребята! Умываться, бегом на зарядку и завтракать!» «Пойду!» — окончательно решила она, допивая кофе с молоком и вертя головой по сторонам - Максима в столовой не было. После завтрака, она незаметно улизнула, заставив ребят заниматься уборкой территории около корпуса. Переоделась в джинсовый сарафанчик, надела кружевное бельё и пошла на условленное место. Максима ещё не было. Прошло минут десять, она начала заметно нервничать, обдумывая - ждать или вернуться в отряд, к ребятам.
— Мила! — она ждала его, но почему-то вздрогнула от его оклика.
— Привет, Максим! Как видишь, я пришла!
— Вижу! — буркнул он, — не слепой! Сразу сексом займёмся или погуляем немного для приличия?
— Погуляем! — они пошли поодаль друг от друга.
«Хоть бы приобнял или за руку взял!» — тоскливо щемило сердце у Милки, но она не подала виду:
— Тебя, почему на завтраке не было?
— Нет аппетита, — он сунул руки в карманы, отчего Милка сделала вывод, что он и не собирается приобнять её, взять за руку, поцеловать.
«Ну, и ладно, — решила она, — после секса он ко мне привяжется сильнее и, может быть, даже влюбится!»
Они поднялись на обрывистый берег реки, туда, где он встречался с Марго, постояли недолго, вглядываясь в бурлящую воду, и пошли, углубляясь, в лес.
Отошли недалеко от тропинки.
— Сядем? — Максим махнул рукой в сторону старой, изуродованной суровым климатом, сосны.
Милка не возражала, она только сейчас увидела у него подмышкой пакет. Максим вытащил из пакета покрывало, расстелил, ухмыляясь:
— Ты-то, конечно, не догадалась прихватить? — он сел, похлопал рукой по покрывалу рядом с собой, — садись!
Она примостилась чуть сзади от него, за спиной, вытянула шею и положила голову ему на плечо.
— Любишь меня, значит? — он покосился в её сторону.
Она тряхнула рыжими лохмами:
— Да!
— А с Максимилианом в обнимочку гуляла! Его тоже любишь? — он осторожно убрал её подбородок с плеча, отодвинулся, взглянул пристально ей в глаза.
— Нет! Мы просто договорились, что будем изображать безумно влюблённую парочку, чтобы вы с Риткой нас приревновали.
— Ну-ка, ну-ка! С этого места поподробнее, пожалуйста!
— Максимилиан в Ритку влюблён, ну, а я… Сам знаешь в кого влюблена. Вот и решили спектакль разыграть.
— Всё дело в том, Милая, что я не люблю тебя! Если тебя устраивает секс без обязательств - я готов.
Милка не успела ответить, хрустнули ветки сосны, отодвигаемые рукой.
— Как интересно! Вы бы хоть дальше в лес ушли! Расположились почти рядом с тропинкой, — всё плыло перед Риткиными глазами - рыжие лохмы, кроваво-красная помада, расползшаяся по губам, взгляд его серых глаз, что в них было? Она не понимала.
— Смешалось всё - кони, люди! — процитировала она слова классика, пришедшие ей в голову. Рассмеялась искусственным смехом, чувствуя приближение урагана в груди: он поднял голову, ощерился и грозно зарычал. Вот и пришёл его час, он будет терзать её сердце, рвать, грызть снова и снова, наслаждаясь победой. Вырвет рыдания из горла, сначала глухие и робкие, затем, мощной волной сокрушающие, девичью грудь. Она нетвёрдой походкой пошла прочь, из последних сил сдерживая натиск разбушевавшегося зверя в груди. Вышла из леса на тропинку, скрывшись от глаз парочки, уединившейся в лесу. Ураган взвыл, торжествуя, запустил острые когти в измученное сердце - его час настал! Она не могла больше сдерживать разбушевавшуюся стихию: вздрогнули худенькие плечи раз, другой и вот она уже сотрясается от рыданий: «Почему! Почему!» — твердила она, одно и то же, точно в бреду. Свернула с тропинки в лес - только бы никто не увидел. Только бы никто! Прошла чуть-чуть, насколько хватило сил, обхватила руками тоненькую молоденькую сосёнку с мягкой, не успевшей ещё затвердеть хвоёй, уткнулась лбом, в светло-коричневый с прозрачными капельками смолы, ствол и, сотрясаясь от рыданий, сползла на землю. Упала навзничь, уставившись невидящими глазами в кружево сосновых веток, устремляющихся ввысь к солнцу. Сердце, искромсанное в клочья, трепетало и билось в груди, точно хотело избавиться от ограничений, обрести свободу, обернуться птицей и полететь туда, где он дарит любовь другой. Налететь на них, исхлестать крыльями в кровь и взмыть высоко-высоко, где нет места печали и боли. Туда, где поёт жаворонок, радуясь жизни. Она поднялась, держась за ствол сосёнки, прижалась к ней, точно к лучшей подружке: «Всё? — произнесла она вслух, — всё закончилось, не успев начаться!» «Всё! Всё! Всё!» — почудилось ей в шелесте деревьев. «Всё!» — горько подтвердила она и пошла в сторону корпуса, стыдливо пряча зарёванное лицо. Незаметно прошмыгнула к умывальнику и долго-долго умывалась холодной водой, как бы пытаясь смыть наваждение, привидевшееся ей в лесу. Насухо вытерлась полотенцем, причесала волосы. Она приняла решение. Стремительно, почти бегом, подошла к корпусу, где находился кабинет заведующей лагерем, резко постучала в закрытую дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. В кабинете никого не было. «Тем лучше», — прошептала Ритка, выудила из пачки, лежащей на подоконнике, лист бумаги, отыскала взглядом ручку, написала прыгающими буквами заявление: «Прошу уволить меня по собственному желанию». Поставила число, расписалась, положила заявление не стол заведующей. Вышла из кабинета, осторожно прикрыв дверь, недолго постояла на крыльце, вернулась, взяла лист и приписала: «По семейным обстоятельствам». Подумала и добавила в скобках: «Умерла бабушка». Это была истинная правда, а не ложь, бабушка действительно умерла, но только много лет назад. «Ложь во спасение», — она где-то слышала эту фразу. Положила белоснежный лист на стол и выскользнула за дверь. «Теперь уже точно всё!» — торжественно - печально произнесла она в закрытую дверь и пошла к себе. Торопливо побросала вещички в дорожную сумку, положила ключ на стол и вышла. Она знала, что через десять минут из лагеря выезжает служебная маршрутка. «Опоздала!» Маршрутка уже катила к воротам лагеря.