Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

— Дай мне что-нибудь получше, Аврора, — рычит он.

— Я… — я не могу сосредоточиться, когда твоя рука там. — Я, эм. Я не просто украла ожерелье Виттории. Я украла запонки Тора, Nintendo Switch Леонардо, Данте…

Ещё одно сжатие. Оно разливается искрами по моей киске, заставляя ее пульсировать. На этот раз предвкушение слишком велико, и я не могу удержаться, чтобы не откинуть голову на спинку сиденья и не застонать.

— Остановись, пожалуйста.

— Нет, пока ты не назовешь мне настоящий грех.

Я поднимаю на него взгляд, и даже по его боковому профилю я могу сказать, что выражение его лица мрачнее тучи.

— Например, что?

— Ты знаешь что.

Моя грудь сжимается. Он знает, что хочет от меня услышать — мое признание. Прослушивал ли он мои звонки? Я немедленно отбрасываю эту идею, я была бы мертва, если бы он это сделал. Моя голова раскалывается от миллиона грехов, которые могли бы его заинтересовать, но по мере того, как мое дыхание становится все более и более неровным, я не могу выделить ни одного.

Сквозь свои трепещущие ресницы я вижу, как открывается входная дверь и Альберто заслоняет дверной проем. Он косится в сторону машины, затем начинает спускаться по ступенькам.

— Анджело…

Он усиливает хватку и поднимает мизинец на миллиметр вверх.

— Грех. Сейчас же.

Святой ворон. Альберто пересекает подъездную дорожку к нам, а рука Анджело практически лежит на моей киске.

— Я не знаю. Я не знаю…

— Да, ты знаешь.

— Пожалуйста, — шепчу я, отчаянно следя взглядом за Альберто. Сейчас он всего в нескольких футах от машины. — Отпусти меня.

— Тогда скажи мне.

— Я не могу.

— Я не предоставляю тебе выбора, Аврора.

— Нет…

— Сейчас же.

Альберто проходит мимо передних шин.

— Сегодня утром, в море я удовлетворяла себя, думая о тебе.

Это срывается с моих губ неясно и быстро, высасывая весь кислород из крошечного пространства между нами. Анджело поворачивает голову и пристально смотрит на меня. Мельчайший проблеск чего-то мелькает в его взгляде. Может быть, шок. Гнев? Я не знаю, и у меня нет времени расшифровывать это, потому что Альберто наклоняется, чтобы заглянуть в окно.

Ахая, я отбрасываю руку Анджело, и, к счастью, его больше не нужно убеждать. Он перемещается всего на несколько дюймов, так что он легко ложится на центральную консоль.

Стук, стук, стук. Кулак Альберто, унизанный кольцами, стучит в окно.

Челюсть Анджело дергается от раздражения, затем он неохотно опускает стекло.

— Вот вы где, двое, — Альберто делает паузу, переводя взгляд туда-сюда на нас. — Все в порядке?

— Все хорошо, дядя Ал, — бесстрастно протягивает Анджело.

— Хорошо, хорошо. Моя невеста была тебе сегодня полезна?

— Очень полезна, — его взгляд скользит по-моему. — На самом деле, она дала мне кое-какую полезную информацию, которую я могу использовать.

— Отлично. Ты зайдешь выпить?

— Не могу. У меня куча дел.

— О, ладно. Что ж, — он снова постукивает костяшками пальцев по крыше, — увидимся на следующей неделе, малыш.

Он идет обратно к дому, и в моей груди снова поднимается паника. Я должна выбраться из этой чертовой машины. Подальше от Анджело, подальше от своего ужасного признания, повисшего между нами. Мои пальцы натыкаются на дверную ручку, но в конце концов я открываю ее и захлопываю за собой. Меня не волнует, что я только в своих мягких носках с тыквами.

Его пристальный взгляд обжигает мне спину.

— Аврора, — я неохотно останавливаюсь и поднимаю голову к небу. — Мне всё равно, что говорит Альберто, не делай ничего со своими кучерявыми волосами.

Глава семнадцатая

Двадцатиоднолетняя невеста моего дяди, выходящая из моря в крошечном черном бикини — олицетворение искушения. Но ее рассказ о том, что она ласкала себя пальцами, наблюдая за мной на берегу?

Смертный приговор.

Черт возьми. То, как она просто стояла там. Мокрая насквозь и почти голая. Она была контрастом крайностей — тело, как у чертовой порнозвезды и мягкие карие глаза, излучающие невинность. На самом деле, притворяясь невинной. Хотя все, что я мог видеть, это ее светлые волосы и большие глаза, покачивающиеся над волнами. Я и не подозревал, что под ними она трахала себя пальцами. Я рад, что не узнал об этом тогда, потому что один ее вид заводил меня. Если бы она сказала мне, что ее киска все ещё не оправилась от оргазма, я бы ни за что не смог удержаться, чтобы не подхватить ее на руки, не затащить обратно в гребаное море и не устроить ей настоящий трах.

К черту семейный этикет.

Раф выключает радио. Перегибаясь через руль, чтобы выглянуть в лобовое стекло своей Model X.

— Мы правильно приехали?

Я отодвигааю все мысли о невесте Альберто на задворки своего мозга и поднимаю взгляд.

— Вишневый и яблоневый сады Бофорта, Коннектикут, — читаю я на большой вывеске, висевшей на воротах. За ними раскинулись холмы, испещренные красными, зелеными и оранжевыми крапинками, создающими впечатляющий пейзаж. — Габ выбрал это место?

Раф мрачно усмехается.

— Я удивлен не меньше твоего. Каждый раз, когда он выбирает место, мы обычно оказываемся в цементном подвале.

Я потираю свою бороду.

— Да, это очень не похоже на Габа. Это…

— Красиво, — заканчивает он, и хитрая ухмылка растягивается на его лице. — Я рад, что он наконец-то приобщился к театральности игры, — он бросает на меня косой взгляд. — Ты мог бы взять у него пример.

Анонимные грешники для Рафа — больше, чем просто игра, это гребаное шоу. Каждый раз, когда ему поручают выбрать место, куда привезти наших грешников, я знаю, что в конечном итоге мы окажемся в самых безумных местах. Колизей в Риме. Фьорды в Исландии. Он всегда хочет совершить убийство самым драматичным образом, на самом запоминающемся фоне. Что касается меня, то меня устраивает любое старое место, пока я могу использовать нашего грешника в качестве груши для битья. Каждая кость, которая хрустит под моим кулаком, каждый мучительный крик, срывающийся с их губ, снимает все больше и больше напряжения, накапливавшегося в течение месяца.

Быть хорошим — это стресс.

Габ другой. Он садист. Если бы это зависело от него, он бы не убивал грешника, он бы нашел новые и захватывающие способы мучить его как можно дольше. Он использовал бы их, как подопытных кроликов, тестируя на них новые дополнения к своему инструментарию, и не прекращал их мучения до тех пор, пока они буквально бы не сходили с ума от его психотического гнева.

Поэтому, когда я слышу шум двигателя, приближающегося к Тесле Рафа, коктейль из возбуждения и беспокойства вскипает в моей крови.

— Что, черт возьми, ты планируешь, Габ? — бормочу я, наблюдая в зеркало за тем, как он выходит из фургона.

Возбуждение, исходящее от Рафа, ощутимо.

— Ну погнали, черт возьми! — кричит он, выпрыгивая из машины.

Габ выходит из фургона и направляется к нам, как будто у него есть все время в мире.

— Доброе утро, — протягивает он и окидывает наши костюмы каменным взглядом. — Вы одеты не для охоты.

Раф смотрит на меня.

— Что?

Не говоря ни слова, Габ широкими шагами возвращается к фургону и возвращается с тремя винтовками, перекинутыми через плечо. Он ударяет одной в мою грудь, другой — в грудь Рафа.

— Охота. Это то, что делают настоящие мужчины.

— Ха-ха, — огрызается в ответ Раф. Но он поднимает винтовку к раннему утреннему свету и зачарованно изучает ее. — Черт. Что ты с ней сделал?

— Очевидно, модифицировал ее. Это всего лишь Barrett M107A1, но я снял оптический прицел и купил мощные патроны 50-го калибра.

— А по-английски?

Я поворачиваюсь к Рафу.

— Снятие прицела означает, что теперь нет видоискателя, который помогал бы повысить точность. А калибр 50 мм достаточно велик, чтобы размазать кого-нибудь по деревьям, — переводя взгляд на Габа, я добавляю: — Итак, ты хочешь, чтобы мы стреляли вслепую и пулей размером с гребаную гранату, — мои губы дергаются. — Ты псих.