Татьяна Корсакова - Слеза ангела
Парнишка-водитель попался исполнительный: как и было велено, двигатель не глушил, сам из машины не выходил.
– Вперед! – скомандовал Сабурин, плюхаясь на заднее сиденье. – Подруливай к кондитерской, там у дороги стоит белобрысая девица, возле нее притормози.
Парнишка инструкции выполнил, и уже через пару минут ничего не соображающая Белоснежка яростно сражалась с замаскированным Сабуриным на заднем сиденье «девятки», а сама «девятка» на всех парах мчалась прямиком к дому с арочкой.
– Белоснежка, уймись! Это я! – Было приятно прижимать к себе гибкое девичье тело и вроде как в порыве битвы иметь вполне законную возможность дать некоторую волю рукам, но ходить из-за этой маленькой вольности с расцарапанной физиономией не хотелось.
Еще пару секунд она трепыхалась по инерции, а потом затихла и с изумлением уставилась на Сабурина. Пришлось снять кепку и очки, чтобы успокоить ее окончательно.
– Ты?! – На бледном лице зажегся яркий румянец, заметный даже в полумраке салона. – А почему?..
– Потом! – Сабурин не дал ей договорить, потому что «девятка», визжа истертыми покрышками, притормозила как раз напротив арочки. – Выходи из машины, живо! – Он распахнул дверцу, толкнул Белоснежку в бок, сам проворно выбрался следом, махнул парнишке и, волоча девчонку на буксире, под затихающий рев удаляющегося авто нырнул под арочку.
Через пару секунд он уже заводил свою верную «бээмвуху» и выруливал со двора. Теперь их преследователям, а Сабурин в наличии погони не сомневался, придется попотеть, чтобы отыскать беглецов. Вот так нужно уходить от «хвоста»!
– Что это было? – едва придя в себя, набросилась на него Белоснежка.
– Это тактика и стратегия, – буркнул Сабурин, не глядя в ее сторону. – А теперь ты мне расскажи, что за самодеятельность устроила.
– Это не самодеятельность, а вынужденная необходимость, – по голосу было ясно, что каяться она не собирается. – Иван позвонил. Что, по-твоему, я должна была делать?!
– Сообщить мне!
– Каким образом? Ты оставил мне номер своего телефона?
– Значит, просто меня дождаться, а не мчаться, задрав хвост, на встречу с этим мутным типом, – сказал Сабурин зло.
– Это не мутный тип! Это Иван! Как я могла его бросить, после того как сама же втянула его в эту историю?!
– Обязательно при этом встречаться? Нельзя было поговорить по телефону?
– Тебе этого не понять, – сказала Белоснежка с такой убежденностью, что Сабурину стало обидно. Он ее спасает, жизнью своей рискует, а она, оказывается, вот так с ходу записывает его в непонятливые. Он, значит, непонятливый, а Брэд Питт понятливый… Вот и делай после этого людям добро!
– Ну, так ведь ты мне сейчас все расскажешь, непонятливому? – спросил он с угрозой в голосе.
– Может, дома, а? – Девчонка почувствовала его настрой и решила дать задний ход.
– Так мы все-таки едем домой? А то я грешным делом подумал, что ты решила заночевать у этого… у Ивана своего.
– Нет. С чего ты взял? – Она нахмурилась, а потом спросила: – Ты за мной следил, что ли?
– Не следил, а наблюдал. Если хочешь, страховал.
В салоне «бээмвухи» повисла долгая пауза, а потом Белоснежка сказала:
– Спасибо.
– Не за что, ты мне заплатила, я просто отрабатываю свои деньги. И учти на будущее: халтурить я не привык. Так что советую не утаивать от меня информацию. Для твоего же блага, – добавил он мрачно…
Информация оказалась занимательной и в некотором смысле удивительной. Настолько удивительной, что Сабурин поймал себя на том, что слушает Белоснежку с открытым ртом. Они сидели на его кухне за чашкой чая и держали военный совет. Точнее, совета пока никакого не происходило, девчонка просто излагала факты или то, что ее дружок Иван желал выдать за факты, потому что уж больно ошеломительно, если не сказать дико, все это звучало.
– …И если я не найду перстень в течение трех дней, Иван умрет, – закончила Белоснежка свой рассказ и всхлипнула.
– Так уж и умрет? – хмыкнул Сабурин, но под ее укоризненным взглядом смешался и, чтобы переломить возникшую неловкость, спросил: – А ты вообще уверена, что он не один из них?
– Ты уже веришь в существование вампиров? – Девчонка растянула бледные губы в ехидной усмешке.
– Я верю в существование банды, не брезгующей убийствами молодых девушек и обставляющей эти убийства с ритуальным размахом! – рявкнул Сабурин.
– А как же быть с Риткой? С тем, что я видела своими собственными глазами? И с тем, о чем рассказал Иван? Зачем я нужна этому князю? Для чего придумывать байки про какой-то там перстень? – Девчонка тоже перешла на крик, из чего Сабурин сделал вывод, что она уже на пределе.
Он бы и хотел ответить, агрументированно и красиво разложить все по полочкам, но ответов на поставленные вопросы у него не было. Перед этим странным делом пасовал не только его здравый смысл и природный скепсис, но даже немалый опыт разыскной деятельности. Это ведь сейчас он промышлял по большей части выслеживанием неверных супругов и шпионажем за нечистоплотными бизнес-партнерами, а раньше, всего каких-то пару лет назад, под ним земля горела, и делами он занимался отнюдь не тривиальными, а очень даже уголовными. И до сих пор бы занимался – что душой кривить? – если бы не чертова принципиальность да неумение прогибаться перед нужными людьми, закрывать глаза на то, на что велит начальство. Сабурин ушел из органов вовсе не из-за денег – это уже потом он понял, что при его связях и профессиональных навыках частным сыском можно заработать не только на хлеб насущный, но еще и на недоступные доселе излишества, – а из-за вот этой своей недипломатичности и негибкости. А сейчас что получается? Получается, вот оно дело – необычное, сложное, возможно, опасное, а он пасует и неуверенность свою прикрывает пошлым ерничаньем. Да если разобраться, Белоснежка в несколько раз смелее и отчаяннее его, бывшего опера, бравого молодца Виталия Сабурина, потому что без сомнения и без оглядки собирается сунуть свою хорошенькую голову туда, куда не всякий матерый мужик отважился бы сунуть. А он тут сидит и с умным видом обдумывает вопросы, на которые ответов быть не может по той простой причине, что для того, чтобы их получить, надо самому сунуть голову в петлю.
– Ладно, успокойся, – Сабурин поймал Белоснежку за руку, сжал тонкое запястье. – Давай по порядку. Значит, этот князь уверен, что перстень у тебя, а Иван – гарантия того, что ты никуда не денешься и станешь активно сотрудничать, так?
Она молча кивнула и попыталась убрать руку, но он не позволил, сжал пальцы чуть сильнее.
– А ты уверена, что о перстне этом ничего не знаешь? Вспомни, может, дед что-нибудь рассказывал? Или фотографии какие сохранились? Конечно, было бы лучше, если б не фотографии, а дневники твоей матери, но это, наверное, маловероятно?
