Джоджо Мойес - Последнее письмо от твоего любимого
О’Хара не скрывал от нее своих недостатков: эгоист, упрямец, часто не проявляет должного внимания, — а потом рассказывал о том, что благодаря ей ему захотелось избавиться от них. Снова и снова писал, что любит ее, получая удовольствие даже от самого процесса написания этих слов.
Ее же письма, напротив, были краткими и деловыми. «Давай встретимся там-то». Или: «Нет, давай на полчаса позже». Или просто-напросто: «Да. Я тоже». Сначала он боялся, что такая краткость означает, что она не так сильно любит его, и никак не мог совместить эти краткие, сухие записки с образом женщины, с которой встречался: нежная, ласковая, ироничная, заботящаяся о его благополучии.
Тем вечером Дженнифер сильно опоздала. Оказалось, что Лоренс явился домой куда раньше обычного, и ей пришлось соврать, что у нее заболела подруга, так как другого повода выйти из дома не нашлось. Когда она пришла, Энтони уже успел основательно набраться.
— Ты все-таки пришла? Как мило с твоей стороны, — с издевкой сказал он, поднимая бокал. Он прождал ее два часа и за это время успел выпить четыре двойных виски.
Она молча сняла с головы шарф, заказала себе мартини, но тут же передумала и отменила заказ.
— Как, уже уходишь?
— Я не хочу видеть тебя в таком состоянии.
И тут он словно с цепи сорвался, начал обвинять ее во всем: у нее никогда нет времени, она ему мало пишет — словом, ему не хватает ее во всех отношениях. Бармен Фелипе предостерегающе взял его за плечо, но Энтони не обращал внимания. Его пугали собственные чувства, и он хотел отомстить ей, причинить ей боль.
— Да что с тобой такое? Боишься написать что-нибудь, что может быть использовано против тебя в суде? — Он ненавидел себя за эти слова, знал, что выглядит отвратительно и жалко, отчаянно пытаясь скрыть от нее свою слабость.
Дженнифер развернулась на каблуках, легкой походкой поднялась по лестнице, не обращая внимания на его крики, когда он умолял ее остаться.
Утром он оставил ей короткую записку в абонентском ящике, два дня промучился жутким чувством вины, а потом наконец получил ответ.
Бут, мне сложно доверять свои чувства бумаге. Мне вообще сложно чему-либо доверять. Для тебя мир слов — родная стихия, и я ценю и радуюсь каждому слову, которое ты написал мне. Но прошу, не суди о моих чувствах по тому, что я не могу ответить тебе в такой же форме.
Боюсь, разочарую тебя, если я попробую писать как ты. Я уже говорила, у меня редко спрашивают, что я думаю — особенно по таким важным вопросам, — и мне нелегко самой сделать первый шаг. Попробуй поверить тому, что я здесь. Попробуй поверить мне, глядя на мои поступки, на мои эмоции — это моя валюта.
Твоя,
Д.
Прочитав это письмо, он заплакал от стыда и облегчения. Впоследствии он часто думал о том, что, возможно, ее поведение было связано и с тем, что она так и не смогла забыть унижение, которое пережила, придя к нему в отель на Ривьере, хотя он изо всех сил старался убедить ее, что не стал заниматься с ней любовью по совершенно другим причинам. Ему никак не удавалось убедить ее в том, что она не просто очередная замужняя дама, с которой он решил завести интрижку.
— Твоя девушка не придет? — присаживаясь на соседний стул, спросил Фелипе.
В клубе почти не осталось свободных мест, над столиками стоял гул голосов, в углу играл пианист, через полчаса на сцену должен был выйти Фелипе — он играл на трубе. Над их головами лениво вращались лопасти вентилятора.
— Надеюсь, на этот раз ты не станешь так нажираться, — продолжал бармен.
— Видишь — кофе пью.
— Будь осторожен, Тони.
— Я же сказал — пью кофе.
— Я не об этом. Однажды ты влюбишься не в ту женщину, и когда-нибудь ее муж покажет тебе, где раки зимуют.
— Я, конечно, польщен, Фелипе, — ответил Энтони, заказывая еще кофе, — что ты так серьезно обеспокоен моим благополучием, но, во-первых, я всегда очень тщательно выбираю партнерш, — ухмыльнулся он. — Поверь мне, я многому научился с последней красоткой: ее муж-дантист лечил мне зубы всего через час после того, как я… имел честь развлекать его жену.
— Ах ты, бесстыдник! — расхохотался Фелипе.
— Вот и нет. Во-вторых, я больше не буду встречаться с замужними женщинами.
— Только со свободными, да, дружок?
— Нет. Других женщин не будет. Она — Единственная, и других после нее не будет.
— Не будет? До следующей недели? Или до следующего месяца? — хохотнул Фелипе. — Ну, давай, срази меня окончательно: ты подумываешь изучать Библию?
В этом-то и заключалась ирония его положения: чем больше он ей писал, стараясь убедить ее в искренности своих чувств, тем меньше значения она придавала словам, которые с такой легкостью слетали с кончика его пера. Она не раз дразнила его на этот счет, однако за шутками скрывалась неприглядная, жесткая правда.
Дженнифер, как и Фелипе, видела в Энтони человека, не способного любить по-настоящему. Человека, который желает получить запретный плод, только и всего.
— Однажды, Фелипе, я удивлю тебя, и тогда ты, друг мой…
— Тони, ты достаточно давно сюда ходишь, какие уж тут сюрпризы. О, гляди-ка, легка на помине. Вон твой подарочек. А как красиво завернут!
Энтони посмотрел на лестницу и увидел пару туфелек из изумрудного шелка, спускающихся вниз. Дженнифер шла медленно, держась одной рукой за перила, совсем как в тот день, когда он впервые увидел ее. Дюйм за дюймом она приближалась к нему и наконец очутилась совсем близко. Она слегка раскраснелась, он взглянул на нее, и сердце болезненно сжалось в груди.
— Прошу прощения, — извинилась Дженнифер, поцеловав его в щеку и беря за руку Энтони почувствовал теплый аромат ее духов, прикосновение влажной щеки. — Возникли непредвиденные… непредвиденные обстоятельства. Мы можем где-нибудь посидеть?
Фелипе проводил их в отдельную кабинку. Дженнифер села за столик, пытаясь привести в порядок прическу.
— А я уж думал, ты не придешь, — сказал Энтони после того, как Фелипе, поставив перед ней бокал с мартини, вышел.
— К нам в гости вдруг ни с того ни с сего явилась мама Лоренса. Она такая болтушка. Я сидела, подливала ей чай и боялась, что вот-вот закричу.
— А он где? — спросил Энтони, беря ее за руку под столом — господи, что за ощущение!
— В Париже по делам. Встречается с представителями «Ситроен» насчет каких-то там тормозных колодок…
— Если бы ты была моей, я бы ни на минуту не оставлял тебя одну.
— Ты, наверное, всем девушкам так говоришь.
— Перестань!
— Да ладно, не притворяйся. Ты наверняка уже испробовал все самые эффектные фразы на других женщинах. Я тебя знаю, Бут: ты же сам мне рассказывал, помнишь?
