Ирина Лобановская - Измайловский парк
— Считали, что наоборот — выше королевский «меч»?
Петр Александрович улыбнулся:
— Нет. Другие утверждали, что оба «меча» по «длине» — равны, одинаковы. Чтобы тогда, в Средние века, кто-нибудь осмелился заявить, что светская власть откровенно выше церковной — нет, это было невозможно! Верхом смелости считалось объявить об их равенстве, но — уж никак не более. А в России, в нашей великой и идиллической дореволюционной России, система государственного управления была поставлена предельно четко и деловито. А именно: высшее и самое культурное сословие — дворяне — били купцов ногами в живот и кнутами по лицам. Купцы, в свою очередь, пинали сапогами в лица крестьян. Крестьянам оставалось — на иное они права не имели — бить только своих лошадей, в чем они иногда и перегибали палку — поклон Федору Михайловичу Достоевскому! Ибо им не на ком больше было отыграться. Вот, собственно, и суть всей иерархии управления монархической России, по которой некоторые до сих пор плачутся. Зато уж российские лошади оттого сделались самыми безропотными и одновременно закаленными, крепкими и выносливыми существами. Вот потому и были столь долгое время основной тягловой силой, транспортом и вообще опорой любого хозяйства во всех смыслах. И оставалась дореволюционная Россия аграрно-патриархальной страной, когда уже в других странах лошадей вовсю заменяли техникой. Господа иностранцы, видимо, животных жалели больше, потому и ездить предпочитали на механизмах. Или на рикшах — тоже можно…
Арам вспомнил о панинском дворянстве. Неужели оно выбралось на свет и уцелело до сих пор в этом наглом потомке?.. Кто знает.
— Дворянство спокойно и беззаботно пользовалось чужим трудом с тех пор, как исправники, предводители и губернаторы охранили его покой от призраков пугачевщины, — продолжал Бочкарев. — Таким образом, дворянство осталось без серьезного дела: вот важный факт, признаки которого становятся заметны с половины восемнадцатого века. Это дворянское безделье, политическое и хозяйственное, — основание, на котором во второй половине все того же восемнадцатого столетия сложился любопытный конгломерат со своеобразными нравами, отношениями и вкусами. Когда люди отрываются от действительности, от жизни окружающих, они обычно создают себе искусственное существование — а что еще им остается делать? И заполняют его призрачными интересами, привыкая игнорировать реалии, как чужие сны, а собственные грезы принимая за истину. А среди властителей, конечно, попадались самые разные личности. Например, римский император Антонин Гелиогабал — явно человек без комплексов, склонный к чудовищному мотовству и разврату. Стремясь доказать свою демократию, он как-то устроил конгресс проституток Рима, надел женское платье и обратился к ним так: «Товарищи!» А затем стал обсуждать с ними различные позиции совокупления.
Арам хихикнул.
— Александр Македонский умер в тридцать три года. Есть версия, что от белой горячки. Во всяком случае, пил он запоями. И три недели до смерти как раз пил. Вообще это надо было постараться: в те времена пить запоями и умереть от так называемой белухи, когда самым крепким напитком тогда было крепленое вино. Водка и другие напитки такой крепости — изобретение уже Средних веков. Помните, как в «Преступлении и наказании» купец на поминках Мармеладова выпил десять рюмок водки и стал громко кричать и поднимать шум? Немного странно, вы не находите? Ведь в те времена водка была не такой крепкой, как сейчас. Сорока-градусовку изобрел Менделеев. Или вот еще любопытный тип — Карл Маркс. Отпрыск многих поколений раввинов, проповедовал братство рабочих, но женился на баронессе Женни фон Вестфален. И все равно ратовал за уничтожение этой самой аристократии. Жил на нетрудовые доходы и мог бы жить как настоящий буржуй, если бы он не спекулировал на бирже, где все проигрывал. Был на содержании у капиталиста Фридриха Энгельса. В стародавние времена такие люди, как Карл Маркс и Гитлер, просто попали бы на костер инквизиции. Жестоко? Но что лучше для человечества? При Сталине Карл Маркс, думаю, угодил бы в концлагерь как тунеядец. А в более поздние годы его посадили бы в дурдом или выбросили за границу. В советское время мы все обчитались: инквизиция, жестокая и мерзкая, жгла людей на кострах. Но теперь, когда нам, в прошлом атеистическим детям, на многое открыли глаза, когда мы наконец-то поняли, с какими темными и вполне реальными силами может иметь дело человек, сознательно или несознательно соединившийся с бесами, то невольно думаешь: а так ли уж не права была эта «жестокая и мракобесная» инквизиция? На Западе ведьм сжигали на кострах, а на Руси — пороли кнутом. Но не дала ли тут слабину именно наша извечная русская гуманность? Ведь если разобраться: пусть ведьмы превращают нас в свиней или лягушек, а мы, вместо того чтобы уничтожить их и спасти от них общество, всего-навсего побьем их кнутом?
Арам усмехнулся.
— И опять о дамах. Например, о Мессалине, жене римского гомо-императора Клавдия, который приказал убить ее в двадцать шесть лет. Вам кажется, что она прожила мало? Да, немного. Зато успела завести себе невероятное количество любовников, и если кто-то из них ей не угождал, то не церемонилась: моментально приказывала его убить. Кстати, на Западе Екатерину Великую называли русской Мессалиной. К этому же типу относится царица Тамара из поэмы Лермонтова. У мужчин Мессалине соответствует тип Дон Жуана. В медицине это называется сатириазис. Очевидно, ваш друг, будущий психиатр, знает о таком.
Нет у меня больше никакого друга, злобно подумал Арам. И этот Панин… Он сам напоминает похожего типа.
— Подобные донжуаны не способны любить женщину по-настоящему и охотятся за ними, только чтобы доказать окружающим и самим себе свою мужскую состоятельность, — продолжал профессор. — Это, конечно, сам Дон Жуан и Чайльд Гарольд лорда Байрона, тоже слывший ловеласом. У Лермонтова это герой нашего времени Печорин. И почти все из них одержимы синдромом власти. Печально… А как вы думаете, Арам, кто в действительности обладает настоящей властью в современном мире?
Арам пожал плечами. Его пока этот вопрос не тревожил.
— Во всяком случае, не тот, у кого под рукой «красная кнопка», и не тот, кто отдает приказы заводам и войскам, руководит экономикой или армией, — задумчиво сказал профессор. — А кто тогда? Очевидно, тот, кто способен формировать самосознание людей и государственное мировоззрение. Поэтому главное в этом мире — удержать контроль над общественным мнением, разрушить, сломать мешающие идеологические приоритеты и создать вместо них иные, удобные для себя. Вот за это идет настоящая борьба… И такая концептуальная власть над обществом, если она окажется в руках злобных людей, смертельно опасна для любого государства и народа — особенно для народа русского, доверчивого и доброжелательного. А в принципе в мире мало что меняется, поэтому учите историю, господа… Истории народов редко умещаются на клочках суши, переданных им прошлым, — и снова опрокидывается, клубится, медленно оседает пылью степь… Хотя во многих новомодных исторических романах присутствует не только вполне оправданный исторический домысел, но еще и исторический вымысел. Вам понятна разница между этими понятиями? — Бочкарев помолчал, словно задумался о чем-то очень своем. — Есть воспоминания, напечатанные еще в советское время и написанные каким-то соратником Ленина, который вместе с ним где-то купался. И этот единомышленник якобы наблюдал, как Ленин идет по длинной отмели, погружаясь в воду лишь до половины голени, и думал: «Ильич идет по водам, как Христос!» Вы представляете, Арам, настоящего антихриста сравнить с Христом!.. Те же самые ассоциации, библейские, незыблемые, но как использованные! Все повторяется… В Древнем Египте «рукоположенный» фараон выходил к народу в одной набедренной повязке и носился вокруг пирамиды, обгонял быков… Народ смотрел и восхищался. А ныне? Один президент бегает в трусах и майке с ракеткой на корте, другой скользит по льду с клюшкой… Народ смотрит и восхищается. Да, все повторяется с древнейших времен. Викинги стояли на стругах во фьордах и грабили проплывающих мимо, а сейчас точно так же действуют братки на БМВ. Мы все учились в институтах, жили среди одинаковых обоев, наливали в стаканы одинаково горькую воду… И тихий потомок Чингисхана пил чай в моей комнате… Зазвенел звонок на лекцию. Арам встал:
