Пат Бут - Майами
— Итак, позвольте мне сообщить вам, что, посовещавшись с медицинской экспертизой и с прокурором штата, мы пришли к выводу, что это трагический случай, в котором мы не усматриваем ничьей вины, и я могу лишь от себя добавить, как глубоко сожалею, что это ужасное происшествие имело место.
Что ж, пора выносить шампанское, подумал Джонни Россетти. Вспыхнуло всеобщее ликование. Воздух нагрелся. Воцарилась атмосфера взаимных поздравлений. Лишь Лайза, казалось, отгородилась от всего, и Джонни вынужден был с восхищением признать, что она великолепно это сыграла. Еще никогда она не казалась такой ослепительно красивой. Видение контракта с Уитни вспыхнуло перед его мысленным взором. Голос в его мозгу сказал совершенно ясно: «Пять миллионов долларов».
Лайза встала. Она тяжело вздохнула и вздрогнула. Улыбка пробилась сквозь слезы, словно теплое солнышко после холодного дождя. Она повернулась к капитану, начальнику отдела «Убийства». Она знала, чего от нее ждут. Настало ее время совершить свою часть неписаной сделки, которая только что была заключена.
— Позвольте мне сказать слова благодарности, от всего сердца, нашему замечательному департаменту полиции Майами и особенно капитану Эрнандесу, который работал так упорно и внимательно, проводя это расследование, и который тем не менее всегда держал себя по-рыцарски, был мягок и внимателен все эти ужасные часы. Я вернулась в Майами, потому что всегда его любила и люблю, потому что тут живут такие замечательные люди, как вы, капитан…
Капитан Эрнандес сиял, словно один из таинственных источников света у президента. Через некоторое время ему предстояло выступить в паре местных программ новостей. «Геральд» хотела дать его снимок в профиль. Другие ходили кругами возле него, как акулы. Уже звонили, прощупывая ситуацию, из «Эн-би-си. Ночные новости». Впрочем, капитан Эрнандес действительно вел себя по-рыцарски, мягко и внимательно к Лайзе Родригес, потому что с самого начала усмотрел в этом деле однозначную возможность прыгнуть на ступеньку вверх по служебной лестнице. «Майор Хуан Эрнандес, человек, который умеет держаться в центре внимания, hombre, который знает, как обращаться с леди, обожаемой всей испанской Америкой. Избиратели этого не забудут, не забудет этого и майор, который всегда помнил, что избиратели этого не забудут. Конечно, в безупречно правильном мире расследование не должно было заканчиваться так быстро. Однако торговцы всегда бывают замешаны в наркобизнесе, а жена торговца всегда соучастница. В бумагах Эрнандеса происшествие числится, как „несчастный случай“… а это, пожалуй, и был несчастный случай… с какой стороны на него ни взглянешь».
— И мне хотелось бы также сказать слова сожаления и извинения очень милому мальчику, который попал во всю эту историю не по своей вине, и… и… Хосе, благодарю тебя.
Она улыбнулась ему. Он послал в ответ взгляд, полный рабского обожания. Лайза чувствовала себя уже лучше, угрызения совести, если это были они, побледнели. Черт с ними. Это был ее вечер. Все статисты подыграли ей, как и всегда. Она выиграла, а победа делала всю тяжелую работу, борьбу и боль стоящими того. Жирный полисмен сделает себе карьеру на ее славе. Избалованный, богатый щенок получит шанс хвастаться своим внукам, что общался с супермоделью, и все это ценой какой-то вшивой лодки. И даже его отец, украдкой бросающий на нее взгляды, в чем-то наберет свои очки. Лайза может поспорить на свой месячный доход, что лощеный миллиардер позвонит ей через неделю, будет говорить о яхтах, самолетах и долгих уик-эндах у «Картье». Однако Лайза еще не закончила. Ей еще нужно продолжать свою месть.
Потому что в другом конце помещения восседал дорогой старина Джонни. Он не насиловал ее в ванной, но зато посадил ее на кокаин, когда ей было четырнадцать, а когда она торчала от кокаина, перевел на героин. Он держал ее за руку и показывал, как ширяться, а когда она тащилась от принятой дозы, он фотографировал ее, выделывающую такие странные вещи, что хоть включай их в учебник по сексуальным извращениям, который она как-то читала. Она уцепилась за край пропасти, несмотря на его старания, удержалась и кирпичик за кирпичиком выстроила свою колоссальную карьеру, пока не стала недосягаемой ни для кого, пока не оказалась в безопасности, благодаря своим деньгам и славе.
И все время она получала от жизни почтительные уроки. Люди используют и бросают тебя, даже те, кого ты любишь. И если допустить это, мир будет причинять тебе невыразимо тяжкие вещи. Единственное средство — быть сильной. Тогда они не просто оставят тебя в покое, а станут поклоняться тебе и лизать тебе ноги. Ты сможешь ходить среди них, как божество, сможешь до дна испить чашу мести. Отчим заплатил свою цену за то, что изнасиловал ее. Мать отправилась в ад за то, что вышла за него замуж. Хосе стал соучастником убийства и потерял свой катер за то, что назвал ее крестьянкой. Теперь настал черед Джонни. О да, настал его черед.
Лайза направилась к нему.
— Спасибо, что ты приехал, — сказала она.
«Маловато благодарности», — подумал Джонни. Опять по спине Россетти забегали мурашки. Он подозрительно уставился на нее.
— Я так рад, что все благополучно закончилось. Господи, детка, ты напугала всех нас. Что за ужасная вещь… ужасное дело…
— Да, — кивнула она. — Вот уж действительно не повезло.
Она знала, что он знает. Она знала, что он знает, что она знает, что он знает.
И она знала, что он ничего не сможет доказать.
— Послушай, Лайза, я должен поговорить с тобой с глазу на глаз. Ты просто не поверишь, что случилось.
— Хорошие новости?
— Самые лучшие.
— Нет, — отрезала она. — Все лучшие уже позади.
Улыбка обнажила ее безупречные зубы. Россетти они показались надгробными камнями на могилу ее родителей.
К ним направлялся капитан. А также юрист Арагона. Россетти не мог больше ждать.
— Позвонил Дон Бланкхарт и предложил тебе двухгодичный подтвержденный контракт с фирмами Уитни. Не знаю пока точно, но он может стоить пять миллионов или даже больше.
Он остановился, чтобы поглядеть на эффект от разрыва его бомбы.
Она слегка покачнулась, приняв информацию. Ее голова склонилась набок, и она улыбнулась, обдумывая услышанное.
— Пять миллионов долларов, — вздохнула она наконец. Затем повернулась и крутанулась на каблуке, прищелкнув пальцем. — Ах! Пять миллионов долларов, — снова повторила она.
— Разве это не замечательно?
— Это замечательно, замечательно… для меня.
— Для нас, — поправил ее Россетти. Семьдесят пять процентов были лучше, чем пятнадцать, но пятнадцать лучше, чем ничего, а работать должна была она.
