Айрис Джоансен - Приручить единорога (Странное предложение)
Раф стоял у бортика фонтана, в котором по его приказу пустили воду. Струйки воды, стекая из чаши в чашу, горели на солнце пурпурным и золотисто-розовым огнем, и по бронзовому лицу Сэнтина метались красные блики, подчеркивавшие его дикую, мужественную красоту. В глазах его, однако, Жанна не заметила ни всегдашней жесткости, ни насмешки. Странно, она никогда не думала, что столь темные, почти черные глаза могут выражать такую теплоту.
— Я хочу поговорить с тобой, — негромко сказал Сэнтин все с тем же торжественно-непроницаемым выражением лица.
При этих его словах Жанна ощутила укол беспокойства. Легкая дымка эйфории уже истаяла, и она взглянула на Сэнтина даже с некоторой опаской.
Нет, ей определенно не хотелось говорить с ним ни о чем серьезном. Сегодняшний день, наполненный чувственными наслаждениями, лежал вне времени, вне реальности, и она позволила себе позабыть обо всех резонах и практических соображениях. И расставаться с этой запредельной легкостью ей вовсе не хотелось. «Что ему надо? — подумала Жанна с непонятным раздражением. — Он так серьезно смотрит, словно собирается официально сделать мне предложение!»
Впрочем, свои подлинные эмоции она почла за благо скрыть.
— Может быть, поговорим после ужина? — небрежно предложила она. Сэнтин упрямо покачал головой.
— Нет, сейчас, — сказал он мрачно. — Для меня это в любом случае будет не просто, поэтому я хочу покончить с неприятной темой как можно скорее.
Жанна снова посмотрела на него. На сей раз она даже не пыталась скрыть своей тревоги, и выражение лица Сэнтина смягчилось почти волшебным образом. Он даже поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но его пальцы застыли в воздухе.
— Не гляди на меня так, Оленьи Глазки, — сказал он. — За это время ты должна была уже узнать, каким грубым и нетерпимым я порой бываю. Я не хотел тебя пугать. Просто я… чувствую себя дьявольски неловко, и мне это очень не нравится.
— Я не испугалась, — спокойно ответила Жанна, хотя в первые несколько секунд она испытывала самый настоящий страх. Очевидно, она уже успела привыкнуть к тому, что лицо Сэнтина выражает только нежность и страсть — вот почему его обычное жесткое выражение так ее напугало.
— Вот и хорошо, — сказал Сэнтин и поглядел на нее со странной смесью ранимости и решительности во взгляде. — Я не хочу, чтобы ты боялась меня… — Он невесело улыбнулся. — Вот, кстати, одна из первых трудностей на моем пути. В моих отношениях с другими людьми я всегда старался внушить им страх. Это усиливало мою уверенность в себе и мою власть над окружающими.
— А для тебя это важно? — робко спросила Жанна.
— Да, черт возьми! Очень важно! — воскликнул Сэнтин. — В детстве мною столько помыкали, я получил столько тумаков, что мне хватило их на всю последующую жизнь. Еще тогда я решил, что никто и никогда не будет указывать мне, что и как делать, и я своего добился. Теперь я и только я управляю людьми и обстоятельствами.
— Да, — неохотно согласилась Жанна. — Ты сделал, как хотел, и я не думаю, что сейчас тебе следует кого-то опасаться. Вряд ли найдется кто-то, кто рискнет выступить против тебя. Ты не только управляешь — ты подавляешь.
— Да? — негромко спросил Сэнтин, проводя пальцем по ее нижней губе. — Почему-то я больше так не думаю, во всяком случае — когда я с тобой. И, как ни странно, меня это почти не беспокоит. Ты можешь считать это важной победой, Жанна.
— Победой? — переспросила Жанна, и в ее глазах отразилась боль. — Разве мы воюем? Нет, мне не нравится это слово. Я вовсе не хотела одерживать никаких побед, особенно если это касается тебя.
— Я знаю, — кивнул Сэнтин. — К сожалению, дух соперничества тебе совершенно чужд. Ты даже не ревновала меня к Дайане!
Он опустил ей на плечи обе руки, машинально сжимая и разжимая пальцы. Лоб его прочертили морщины.
— Какими бы ни были твои намерения, — сказал он решительно, — результат от этого не изменится. А теперь помолчи, пока я не выговорюсь до конца.
Жанна покорно наклонила голову, но губы ее чуть дрогнули от удовольствия. Впрочем, Сэнтин этого не заметил.
— Быть может, это выйдет у меня не слишком гладко, — сказал он грубым голосом и сильнее сжал плечи Жанны, — но… Я хочу, чтобы ты оставалась со мной. Не только до тех пор, пока я смогу вернуться во Фриско, как мы договаривались…
Он резко втянул воздух в легкие и внезапно сказал:
— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне насовсем.
Потом он свирепо нахмурился и неохотно добавил:
— Пожалуйста!..
Если бы не ее крайнее удивление, Жанна была бы польщена и тронута его последним добавлением. Интересно, когда в последний раз Раф Сэнтин о чем-нибудь просил?
— Ты хочешь, чтобы я стала твоей постоянной любовницей? — недоуменно спросила она. — Как Дайана?..
— Нет, не как Дайана, — перебил он ее. — Все будет не так. На Дайану мне было по большому счету плевать. И на нее, и на многих других… — Он замолчал, как будто подыскивая слово. — Мне нужно, чтобы ты была со мной, Жанна.
— Ничего не выйдет, Раф, — сказала она ровным голосом. — И ты сам это понимаешь.
Почему, почему, как только она произнесла эти слова, внутри образовалась тоскливая пустота? Может быть, именно так болит и ноет душа?
— Откуда, черт возьми, ты знаешь, что ничего не выйдет, если ты не хочешь даже попробовать? — спросил Сэнтин, слегка встряхнув Жанну. — Всю свою жизнь я занимался тем, что сначала выдвигал самые безумные, самые бредовые идеи, а потом заставлял их работать, и — будь покойна — все они работали как надо! Так что не говори, что из этого ничего не выйдет. Я сделаю так, что все получится.
— Это не изменения в политике компании и даже не поглощение конкурента, Раф, — вздохнула Жанна. — Мы с тобой — два непохожих человека, которые далеки друг от друга настолько, насколько это возможно. Мы хотим от жизни совершенно разного, так что я сомневаюсь, что мы когда-нибудь найдем общий язык. Пожалуйста, не сердись на меня за эти слова и пойми.
— Мы хотим друг друга, — мрачно возразил Сэнтин. — А это что-нибудь да значит. Многое, если не все.
— До меня у тебя было множество женщин, и всех их ты хотел, — спокойно ответила Жанна. — Возможно, секс — действительно сильное, универсальное средство, но в твоем случае его действие всегда оказывалось непродолжительным. Возводить по-настоящему близкие отношения на фундаменте одного лишь телесного влечения было бы неразумно.
— Если еще раз скажешь о «простом физическом влечении», — прошипел Сэнтин сквозь стиснутые зубы, — то, помоги мне, Господи, удержаться, а не то я сверну тебе шею! Я вовсе не скрываю, что намерен наслаждаться твоим роскошным телом всеми доступными мне способами. Черт, я готов сорвать с тебя одежду и овладеть тобою прямо здесь, сейчас, но я хочу большего!..
