Эмма Картер - Карта любви
– Еще дальше.
Она откинулась на подушки и положила ладони на горящие желанием груди. Подняла колени чуть повыше.
– Так?
– Еще выше.
Келли услышала шорох, который донесся до нее с его стороны: он сел на кровать рядом с ней. Его руки запутались в ее волосах, он поднимал и отпускал их вниз, и они волнами спадали на подушки и на обнаженную грудь. Он снова пошевелился, и Келли почувствовала его руки на своем теле. Он хотел ее.
– Так, Келли, только так.
Она застонала, когда он коснулся губами и языком самого интимного места. Это было так неожиданно, что она задрожала и попыталась соединить ноги и закрыть нежное место, скрыться от него под одеялом или выбежать из комнаты, но Джек зарычал и придвинул ее ближе к себе, заставив затихнуть. Она сдалась больше своему собственному желанию, чем его силе и настойчивости. Он поцеловал ее округлое нежное бедро и зашептал ласковые слова, склонившись над ней.
Искусные пальцы проникли глубоко внутрь, и когда он коснулся ее языком, очень нежно и осторожно, она застонала и сильно закусила нижнюю губу, задрожав всем телом. Она милостиво позволила любимому исследовать каждый дюйм трепещущей плоти, и он медленно сводил ее с ума своими умелыми движениями.
А ей-то думалось, как быстро все случится. Ей казалось, что она так заведена. Ей бы самой хватило всего нескольких секунд, и наступило бы освобождение от навязчивой страсти и желания. Однако вместо этого ее тело само просило и просило еще больше удовольствия, и, когда она уже была готова его получить, все неожиданно закончилось. В самый последний момент Джек остановился, дразня ее. Она застонала от нетерпения. Ее стон, казалось, разнесся на сто миль вокруг. Изогнувшись, она впилась ногтями в его плечи и начала просить.
Впрочем, вскоре он продолжил свои движения внутри ее и довел до полного изнеможения. Наслаждение было сильным и сладостным. Она попросту была не готова к подобного рода ощущениям. Голова закружилась и поплыла, тело содрогнулось в сладких конвульсиях, тая от удовольствия.
Наконец она пришла в себя после долгого пребывания в раю. Келли почувствовала, что Джек лежит рядом с ней, поглаживая ее длинные волосы.
Все тело, казалось, налилось тяжестью, и она еле могла пошевелить рукой или ногой. Келли все же приподнялась и сделала робкую попытку лечь поверх него, желая закончить начатую прелюдию. Джек одним жестом руки остановил ее.
– Только не здесь, – прошептал он ей в ухо, захватив ее в объятия. – Не здесь и не так.
– Ну... – Может быть, она и согласится это все перенести – если голова выдержала, выдержит и все остальное. Ждать...
Келли прижалась к нему всем телом, прислонившись щекой к мужской груди. От него чудесно пахло одеколоном. Рубашку он еще не расстегнул до конца, и она могла вдыхать аромат его кожи сколько угодно. Джек нежно обнял ее. В его объятиях она чувствовала себя защищенной от любых жизненных невзгод. Удивительно, но это было так. До сих пор она не чувствовала себя так ни с кем.
Некоторое время они лежали тихо, наслаждаясь объятиями. Постепенно ее дыхание восстановилось. Тогда она осторожно спросила, продолжая вопрос, который они затронули накануне у входа:
– Ваши родители не слишком разочарованы в выборе профессии своими детьми? Вы же не остались на ферме.
Джек продолжал нежно поглаживать ее чудесные волосы. Он даже поцеловал их, зарывшись в них лицом. Затем он склонился ниже. Келли почувствовала восторг, когда он поцеловал ее соски.
– Ну, – пробурчал он, не поворачивая головы, – они хотели видеть нас счастливыми. Ни мама, ни папа никогда не были диктаторами. Они всегда вдохновляли нас идти смело навстречу жизни, исследовать ее, узнавать, чего мы хотим сами добиться от нее.
– В моей семье было все совершенно не так, – проговорила Келли дрожащим от волнения голосом.
– Твои родители не были рады, что ты поступила в медицинский институт?
– Скорее, они были заинтригованы, – признала она.
Джек замер и перевернул ее на спину, положив на кровать. Сам он расположился рядом. Он с видимым удовольствием рассматривал ее обнаженную грудь, втайне восхищаясь ее красотой.
– Оба любили книги. Они читали все подряд, прекрасно разбираясь в литературе, хотя ни один из них так и не закончил университет. Моя сестра закончила только школу. Я не покидала дом, даже когда пошла в университет. Я жила с родителями до самой своей свадьбы. Моя сестра и ее семья до сих пор живут по соседству с мамой. Селия вышла замуж за парня, который жил рядом с нами. Она всю жизнь провела в миле от того места, где мы родились. И мы все время шутим по этому поводу. – «Правда, иногда, – подумала про себя Келли, – Селия с грустью говорит об этом». – Селия была бы рада сделать в жизни больше, чем ей это удалось, – продолжала она. – Но в семнадцать лет она забеременела и родила малыша, а теперь у нее четверо детишек, и у них не так-то много денег в семье.
– Она завидует тебе?
Келли бы очень не хотелось поддерживать разговор на эту тему.
– Она думает, что не поступила в университет из-за ранней беременности.
Рука Джека неожиданно легла ей на грудь, накрыла ее целиком. Келли поддержала его движение, вдохновляя мужчину на дальнейшие действия. Ее грудь снова напряглась, когда он дотронулся до нее губами. Келли удивилась, как быстро он смог снова возбудить ее.
– У мамы была сумасшедшая идея, что моя жизнь похожа на бунт. Я пыталась заставить ее приехать навестить меня, чтобы она поняла, сколько часов в день я работаю и какова моя личная жизнь. Впрочем, у меня почти не было личной жизни, большую часть времени занимала работа. Но мама не приехала. В этом отношении она похожа на отца, только не столь упрямая, слава Богу. Он был патологический домосед. Боялся новых мест как огня.
Выражение лица Джека стало суровым, и Келли невинно пожала плечами.
– Однажды на работе с ним произошел несчастный случай, еще в молодости. Он получил травму позвоночника. Он был потрясен и напуган. С тех пор он больше не работал. После того как его выписали из больницы, постепенно ему становилось все страшнее выходить куда-либо из дома. Конечно, он мог перейти на другую улицу, мог даже пройтись по кварталу, где когда-то работал. Но более длительные прогулки всегда пугали отца, просто приводили в панику. Впрочем, он всегда был по натуре домоседом, да и все мы тоже. Нам это казалось вполне нормальным образом жизни. Я росла, словно слепая девочка. Но даже когда мы проходили психологию в институте, даже тогда я не захотела винить отца в моем ущербном воспитании. Воспряла духом я только после его смерти. На его похоронах произносили красивые речи его друзья. И только тогда я наконец поняла, что он вовсе не был робким. Он просто болел. С тех пор я начала жалеть, что не знала его раньше, в его молодые годы, когда он был здоров и полон сил. Подумать только, ведь его жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Если бы не болезнь.
