Екатерина Риз - Мы играем в пистолеты
Я кивнула.
— Наверное.
Он посмотрел на меня.
— Точно тебе говорю. Денег захотелось? Шикарной жизни? Ты же у нас любишь устраиваться поудобнее, Фая твоя ведь именно этому тебя учит?
— Фаю не трогай.
— Или что? Правда и есть. Подвернулся вариант посолиднее, и ты не долго думала. Вот только разочаровать тебя хочу, свою работу ты уже выполнила, всё, что нужно для него сделала, не думаю, что он голову от твоей небесной красоты потерял. Это я… дурак. Всё что-то в тебе выискивал, достоинства какие-то. Надо было через пару ночей за дверь выставить, а я ещё женился, на шлюхе. Вот вы со старухой надо мной посмеялись, да?
Мне вдруг вспомнилось, сколько раз мы с Фаей моего мужа обсуждали, и что она ругать его не переставала, и невесело усмехнулась. Всё-таки жизнь меня ничему не учит. Витька заметил и его перекосило.
— Я бы на самом деле тебя убил. Мне очень этого хочется, прямо руки чешутся… Как подумаю, что ты с ним… — Он что-то ещё добавил, только отвернулся и я не разобрала. Да и слышать не хотела.
Я покаянно опустила голову.
— Я не хотела, чтобы так… Звонить никуда не хотела, влезать между вами. Но у меня выбора не было.
— В том-то и дело, что был. — Он глянул на меня зверем, и я снова сжалась. — Был у тебя выбор, родная. И ты его сделала, так что нечего жаловаться.
— Я не жалуюсь.
— Правда? А что же смотришь на меня с таким ужасом? Или я, по-твоему, должен был как-то по-другому отреагировать?
Я промолчала. Говорить ему о том, что прекрасно знала, как он отреагирует, бесполезно. Я знала всё заранее и сейчас не удивлена и не потрясена… Просто страшно. А за страх мне не стыдно и спрятать я его не могу, как бы мне этого не хотелось.
Витька ещё долго меня мучил, всё пытался придумать, как кольнуть меня побольнее. Действий и моего пристыженного молчания ему было мало, особенно, когда бил, а я всё равно молчала. Не знаю, может он надеялся, что я прощения просить буду, уверять его, что ошибку совершила и всё уже осознала, возможно, он тогда получил бы какое-то моральное удовлетворение, но я хранила молчание, потому что у меня попросту ни одного слова не находилось, которое он хотел бы от меня услышать. Знала, что всё равно не простит, даже если я в ноги ему упаду и умолять стану, просто ему это нужно, чтобы вернуть уверенность в себе. А я умолять не хотела. Я останусь виноватой, и в его глазах, и в глазах его друзей и знакомых, и, наверное, так правильно. Только бы пережить…
— Позвони ему. — Витька сунул мне телефон. — Позвони, пусть приедет и заберёт тебя.
Я смотрела на него снизу, в угол дивана вжалась, потом головой покачала, отказываясь. Его это разозлило.
— Почему? Боишься, что не приедет?
Я волосы с лица убрала и осторожно прикоснулась к болевшей от удара скуле.
— Не хочу, чтобы он меня видел… такой.
Витька замер надо мной, телефонную трубку в руке сжимая, зубы сжал, до такой степени, что побелел, потом швырнул трубку на пол.
— Какая же ты дура.
Я кивнула и кинула быстрый взгляд в сторону прихожей. Я уже и не мечтала, что он сегодня меня выпустит из квартиры. А до утра ещё ой как долго. Мне вряд ли терпения и смелости хватит выдержать всё это. Силы уже были на исходе, слёзы всё чаще на глаза наворачивались, больно было, кажется, везде, даже Витька заметил, что я из последних сил держусь. Говорить с ним бесполезно, что-то доказывать, просить, ему это и нужно, чтобы я растеряла остатки гордости, и он смог отыграться по полной. На то, что пожалеет, я не рассчитывала.
— Будешь звонить?
— Нет!
— Потому что знаешь, что не приедет.
— Тебе бы очень этого хотелось, да?
Сама я старалась об этом не думать — приедет Кирилл за мной или нет. Боялась об этом думать. Мне было настолько больно, что ещё одно разочарование я бы просто не пережила, тем более у мужа на глазах, который внимательно за мной наблюдал, каждую эмоцию ловил, выискивая для себя нужное.
Когда, поздно вечером, Витька меня из квартиры всё-таки вывел, я своему счастью поверить не могла. Ноги не держали, голова кружилась, рёбра болели настолько, что дышать больно, а муж рядом стоял, в мой локоть вцепившись, и, кажется, руку мне вознамерился сломать, напоследок, так сказать. Но я даже не вырывалась. Морщилась, но уговаривала себя потерпеть. Вместе с ним в темноту вглядывалась, с нетерпением ожидая такси. Ноги не держали, и я к Витьке слегка привалилась, он даже не заметил.
— Надеюсь, ты глупостей делать не станешь, — негромко и глухо проговорил он.
У меня сил хватило на дерзкую улыбку.
— В милицию не пойду.
— Не ходи. — Ему в тьму вглядываться надоело и он ко мне повернулся, за подбородок меня взял, мне пришлось глаза на него поднять. — Ника, то, что ты сделала… — Витька слова подбирал, а я сказала:
— То, что ты сделал, не лучше.
— Я имел на это право.
— Нет, Витя. Тебе хочется так думать. — Разбитая губа болела, и я её облизала. — И даже если всё так, как ты говоришь, это уже не важно. — На глаза слёзы навернулись, а я назло всему улыбнулась. — Я просто влюбилась. Первый раз в жизни. Я не могу об этом жалеть. Даже если он… если ему это совсем не нужно. А ты прости меня.
Он руку мою выпустил. Посмотрел с презрением.
— Пошла вон.
Я шагнула к подъехавшему такси, и только когда в машину села, выдохнула с огромным облегчением. Но в окно всё-таки посмотрела, кинула на мужа прощальный взгляд. Пыталась понять, злюсь я на него или нет. По привычке губу прикусила, сразу стало больно, во рту привкус крови и я еле слышно охнула. Но всё равно выходило так, что не злюсь. Просто рада, что всё закончилось, наконец. А синяки… Заживут синяки, а я буду помнить, насколько мучительно чувство вины. Никогда не забуду.
Таксист на меня странно косился, а когда я, трясущимися руками, пыталась деньги из кошелька достать, спросил всё ли у меня в порядке. Я кивнула, а перед глазами пелена из слёз.
Когда Тося мне дверь открыла, куталась в халат и смотрела сонно, а меня увидела и натурально ахнула.
— Ника! Господи, что случилось-то?!
Я только палец к разбитым губам приложила, прося её голос не повышать, туфли скинула и к стене привалилась, стараясь не смотреть на Тосю, которая разглядывала меня, прижав руку ко рту. Явно не знала, что делать, а пока соображала, из комнаты Фая вышла, завёрнутая в шёлковое кимоно и как ни в чём не бывало сообщила:
— Тося, ты меня разбудила своими ахами и охами.
— Фаина Александровна, да что ж это творится такое? — Тося только рукой в мою сторону повела и снова замолчала, а Фая молча на меня уставилась. Разглядывала, хмурилась всё больше, а потом я заметила, как она судорожно вдохнула и губы поджала. Они превратились в тонкую линию, а в глазах металл появился.
