Измена. (не) удобная жена (СИ) - Грасс Елена

Я давно перестала быть интересной Михаилу, но он так и не решился в этом признаться. Ему куда удобнее было продолжать жить, создавая иллюзию удачного и счастливого брака, чем признаться, что всё его нутро желает другого.

Макар совершенно другой! Он не прячется за деловыми костюмами, не пытается впечатлить блеском дорогих часов или идеально отутюженной рубашки. Нет, напротив, на нём спортивная, лёгкая одежда, которая словно отражает его суть: свободную, непринуждённую, живую. Он не боится быть собой. И, кажется, его характер такой же лёгкий, открытый, как и его одежда.

В его присутствии ты не чувствуешь напряжения, не боишься сказать что-то не то или сделать не так. Он не оценивает, не судит, не строит из себя вершителя судеб.

С ним мне не нужно притворяться, не нужно соответствовать чьим-то ожиданиям, я могу ошибаться, могу быть неидеальной. И, оказывается, это нормально!

Каждый день я восхищаюсь им. Как просто он умеет быть счастливым.

Я и сама такая стала за эти полгода, даже дочь говорит, что я помолодела лет на десять минимум.

Наверное, счастье красит женщину. Вот и моё меня украсило.

Я стараюсь не сравнивать двух этих мужчин, в этом нет никакого смысла, но я бесконечно счастлива теперь, что смогла узнать и другую сторону в отношениях с мужчиной, где есть всё то, что нужно женщине: внимание, простая забота, нежность и честность.

Казалось бы, как немного, но на самом деле очень много.

Совершенно точно не буду заглядывать далеко в будущее, я хочу жить одним днём — сегодняшним. Почему? Ну, на самом деле ответ прост: я была абсолютно уверена в завтрашнем дне в браке с Курбатовым, и что из этого получилось? Ничего хорошего!

Так стоит ли думать, о дне, который не случился, откладывая своё счастье сегодня? Думаю, нет. А точнее, уверена, что нет!

Эпилог

Михаил

— Как ты меня достала! — очередная истерика у Курбатова опускает настроение ниже плинтуса.

Каждое утро начинается практически одинаково: подай, принеси, унеси.

Сил моих больше нет… Где их взять? Как продолжать верить в то, что скоро станет лучше? А как оно таким станет, если будущее кажется полным дерьмом⁈

— Что тебе опять не так⁈ — начинаю кричать в ответ, практически уже топая ногами. — Ты меня тоже достал, хуже бабы истерички! — и вот мне уже не хочется его жалеть и выбирать слова. Надоело! Устала! Сил моих больше нет!

— Каша, Аня, каша, мать твою!

— Что с ней не так?

— Где сахар в ней? — берёт тарелку и бросает её в очередной раз на пол.

— Я положила столько, сколько ты любишь! Две ложки!

— А масла?

— И масла!

— Значит, не доварила, раз она такая невкусная!

Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, и беру тряпку.

Всё внутри меня кипит, но я молчу. Курбатов сидит за столом, холодный, равнодушный, и наблюдает за мной.

Он не говорит ни слова, просто ждёт, когда я закончу убирать этот беспорядок, который, он только что сделал. Иногда мне кажется, что он делает это специально, словно на прочность меня проверяя.

Я не хочу плакать, но слёзы текут сами, будто вымывая из меня последние остатки чего-то светлого, что когда-то было у меня к нему.

Теперь внутри только пустота и ненависть. Да, ненависть! Она горит где-то глубоко, разъедая душу, и я понимаю, что больше ничего не чувствую к этому человеку. Ни любви, ни жалости, ни даже злости. Только холодная, безжалостная ненависть.

Когда-то Михаил был для меня всем. Самым красивым, самым сильным, самым харизматичным мужчиной на свете. Он был тем, о ком мечтают многие молодые девушки: с деньгами, с властью, с этой непередаваемой аурой, которая сводила с ума, красивым поджарым телом.

А сейчас спустя полгода, я вижу перед собой седоволосого, иногда разбитого, часто агрессивного и несдержанного старика. Да, с деньгами, но они смешные по сравнению с тем, что было раньше.

Какие это деньги? Смешные, по сравнению с тем, что было.

Альбина не забрала всё, она оставила и ему, но… он всё тратит на продолжающуюся бесконечную реабилитацию и взятки, пытаясь восстановить утраченное здоровье и сохранить остатки репутации компании.

Всё больше и больше я понимаю, что он не вернёт свою компанию к былому величию, и всё меньше и меньше я понимаю, что меня держит рядом с ним.

И чем больше я наблюдаю за этим, тем яснее понимаю: он никогда не вернётся к своему былому величию. Он сломлен. И мне всё меньше и меньше понятно, что я вообще делаю рядом с ним.

Когда-то я мечтала купаться в роскоши, а в реальности он выделяет мне деньги строго по лимиту и требует отчёта за каждую копейку. Я обязана приносить чеки за всё, даже за трусы. За свои собственные трусы!

Никогда я не была так унижена. Никогда! Хотя… нет, почему же? Была. Сама, по собственному желанию, когда связалась с этим самодуром. Когда позволила ему стать центром своей вселенной. Когда слила свою жизнь в унитаз, думая, что именно Курбатов и есть моё счастье.

— Я так больше не могу… — начинаю рыдать открыто, ненавидя его больше. Затем иду на кухню и несу кастрюлю в гостиную. У меня последнее время только одно желание — надеть ему эту кастрюлю на голову вместе с кашей.

Сначала изо всех сил старалась, чтобы он встал на ноги, и начал полноценно жить, но он принимал это как должное. Потом я слушала бесконечное, что я виновата в том, что с ним произошло. Я извинялась, просила прощения, и он принимал это как должное…

Потом у него начались большие проблемы в компании, где сыпались жалобы и проверки словно из рога изобилия. Он говорил, что это его бывшая жена объединилась с её зятем и мстят ему за его измену и предательство. А поскольку я была его любовница, то снова виновата была я…

И я снова извинялась, и он… нетрудно догадаться: воспринимал это как должное.

Слово «извини» стало привычным в моём лексиконе и иногда казалось, что меня уже начинает тошнить, как только я произношу его.

Но даже все эти «извини» не приносят больше облегчения для наших отношений. Он становится всё агрессивнее по отношению ко мне, а у меня в это время всё умирает к нему.

Сегодня я вдруг поняла: он никогда не любил меня, не ценил, не жалел. Да даже элементарное: он не благодарен мне за то, что я сделала для него!

Пока я выносила утки с его дерьмом он терпел меня, пока я помогала встать ему на ноги, он терпел меня. И он терпит меня сейчас.

Сегодня моя злость, агрессия, разочарование и усталость словно помогают поднять мне руки и сделать то, что я давно хочу.

— Жри! Здесь сахара достаточно? Сил моих больше нет принимать всё это! — Сверху присыпаю сахаром сверху.

— Стерва, гадина! — извергает ругательства. — Всю жизнь мне сломала! Ненавижу тебя! Вали!

— Взаимно Михаил Степанович! Свалю, но прежде, вот, — сую ему в руки договор, который заключила с его женой, а точнее, с фирмой Курбатова.

Замирает, не понимает.

— Что это?

— Это счёт за всё то, что я для тебя сделала! — смотрю на него победно.

Курбатов смотрит сначала на меня, потом в бумагу, а затем прочитав, начинает хохотать. Да так, что слёзы проступают.

— То есть ты с моей женой от имени моей компании договор, что ли, заключила, что я тебе денег должен? Подстраховалась, чтобы не кинули тебя на случай, если я встану и нахрен тебя пошлю⁈ Ну и дура…

— Да, заключила! Деньги гони!

Он продолжает хохотать. Практически до истерики. Мне даже в какой-то момент становится страшно на него смотреть. Ощущение, что у него не всё в порядке с нервной системой.

— Так вот, она твоя любовь, Анютка! Люблю, не могу, Мишенька, золотой! — передразнивает меня. — А я-то думал всё, о чём Альбинка говорила, когда заявляла, что ты продавалась, а я покупал. И, главное, даже не предупредила, сучк@ хитрая меня о ваших договорённостях! Представляю, как она потешалась, представляя, как ты его мне предъявишь! Нет денег, дура! Вытри задницу себе этой бумагой!