Я хочу твоего мужа (СИ) - Дюжева Маргарита

— И ты признался, что ли? — Антон таращит на меня свои пучеглазые глаза.

— А что мне оставалось делать? — с досадой тру лицо рукой. Устал. Задолбался просто не по-детски, — она спалила меня! Поймала с поличным!

— Ну, Березин, ты и дурак. Никогда нельзя признаваться. Никогда! Даже если тебя поймали со спущенными портками верхом на бабе, надо отпираться до самого конца. Говорить, что делаешь непрямой массаж сердца, отжимаешься, да хоть нефть в скважине ищешь!

— Может, твои девки настолько тупы, что это проглатывают...

— У меня они проглатывают все, что дам, — нагло бахвалится он, и у меня стойкое желание дать ему в морду.

— Рад за тебя, но с Кирой такое не пройдет. Она не дура и не пустышка.

— Жаль.

Я вообще не понимаю, зачем согласился пообедать с приятелями, и зачем рассказал о том, что происходит у нас с Кирой.

— Лех, ты не понимаешь. Они действительно любят ушами. Что скажешь, то и примут за чистую монету.

— А еще, — с видом знатока влезает Петька, — они до усрачки боятся остаться в одиночестве. Для них же смерти подобно, если их парень уйдет и будет счастлив с кем-то другим.

Мне почему-то кажется, что Кира уже ни хрена не боится. А вот меня потряхивает.

— Они если любят — сто пудов простят. Всегда прощают, сколько бы не говнялись. Надо просто момент подгадать и подмазать, где надо.

Я в душе не ведаю, где надо мазать у Киры. Этот ее взгляд до сих пор со мной. Пустой, чужой и отстранённый. В нем не было ни намека на возможное прощения и желание удержать любой ценой.

— И что мне делать?

— Не лезь к ней. Только хуже сделаешь.

— Как не лезть-то? Я боюсь, что на миг ее оставлю, и она тут испарится.

— Да никуда твоя Кира не денется, — отмахивается Антон, — а вот ты, если будешь ходить попятам и канючить, вымаливая прощение, только испортишь все окончательно. Любое твое действие будет воспринято в штыки. Ты можешь дом выстроить, тачку подарить, отделать все ее погоревшее кафе и все равно будешь хреновым. Так что не распыляйся. Это все мартышкин труд и потеря времени. Дай ей успокоиться, не лезь. Пусть остынет, придёт в себя, поймет, что жить без тебя не может, тогда и начинай возвращать. Напоминай о себе ненавязчиво, присылай цветы, например. Они все любят цветы, чуть позже притащи кота какого-нибудь.

— У нас так собака появилась, — хохотнул Петька, — я принес своей щенка. И она не устояла.

Херня какая-то.

— Но самое главное, — продолжал Антон, самозабвенно размахивая вилкой, на конце которой болтался кусок сосиски, — придется посадить либидо на цепь, чтобы грусть в глазах была натуральной, а ту цыпу, с которой зажигал, отправить в отставку. И если будет ерепениться, то придавить хорошенько, чтобы сучка знала свое место, а то еще пойдет к Кире, наговорит такого, после чего будешь выглядеть вообще бледно.

— Наговорила уже.

— В смысле? — они выжидающе таращатся на меня, и приходится рассказать про то, как Марина подвалила к жене в самом начале.

Вспоминаю свои чувства, когда Кира мне об этом рассказала. Раздражение через край, злость, но больше всего гордость. Я вдруг ощутил себя охрененным мужиком, ради которого самки готовы драться. Дурак.

В конце рассказа повисает тишина. Парни переглядываются, и наконец Антон спрашивает.

— Лех, а ты случаем не дебил?

— Дебил! — подтверждает Петр, — Дебилище!

— Сразу, как эта курица полезла к твоей жене, ты должен был ее выкинуть. Заткнуть так, чтобы и пикнуть не смела. Звёзд не паханных вокруг тьма, но ни одна из них не имеет права лезть к семье. Как только хотя бы глянула в ту сторону — все, пошла на хрен. А ты подобрал какую-то ошалевшую от наглости прошманде и продолжил с ней общение?!

Я если честно немного охренел. Уж от кого-кого, а от Антона такой яростной проповеди не ожидал.

— Не твои ли слова, что хороший левак укрепляет брак? — цежу сквозь зубы.

— Ключевое слово «хороший»! А твой — это просто звездец! Это каким надо быть тугим, чтобы такое сделать?

— Ну вот такой я, — огрызаюсь уже зло. Бесит, когда эти двое, на которых клейма негде ставят, отчитывают меня, как сопляка.

— Выгулять стручок на стороне — это святое, и для мужского организма крайне полезно, не дает заскучать и покрыться плесенью. Но сучка, с которой отжигаешь, всегда должна знать свое место. Понимать, что у нее эпизодическая роль второго плана.

— Ой, идите вы на хрен, со своими метафорами. Задрали, — подзываю официанта.

Настроение испорчено в ноль, а мне еще день дорабатывать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ ***

Не знаю, как быть, не понимаю. Будто руки отрубили и пальцами внутрь в одно место вставили. Понятия не имею, за что хвататься, чтобы исправить ситуацию.

Все-таки решаю начать с цветов. Выбираю самый роскошный букет, невольно думая, что в последнее время редко дарю жене цветы, подарки, редко куда-то с ней хожу. Мы оба в работе, и это совсем не способствует романтике.

Испытываю дикую потребность надеть ей кольцо на палец. Вернуть на законное место обручальное, или купить новое, заменитель. Любое, лишь бы приняла, но уже у прилавка с рядами сверкающих украшений торможу, вспомнив, что Киру не купишь. Только не ее.

Все-таки останавливаюсь на цветах. Отправляю веник, а вечером заезжаю, чтобы пригласить ее в ресторан, и вижу, как какой-то здоровенный мужик предпенсионного возраста выходит с моим букетом! А Кира смотрит, как ни в чем не бывало, и ни капли раскаяния во взгляде.

Прав был Антон. Чтобы я сейчас не сделал — буду самым хреновым. Надо ждать. Дать ей время остыть, осознать, что катастрофы не случилось, и понять, что друг без друга нам нельзя. Я готов дать ей времени столько, сколько потребуется.

Одно напрягает — Прокина прохода не дает. Я ее в черный список кинул, так с другого номера лезет, в кабинет пытается прорваться. Пришлось просить помощницу, чтобы никого не пускала ко мне, а особенно Марину. Вся ее привлекательность мгновенно улетучилась, как только дело приняло серьезный оборот. Просто какая-то надоедливая баба, которая по-хорошему не понимает! Приставучая, как пиявка! Почему я раньше этого не замечал?!

Мне все в ней казалось прикольным и интересным — игривый аромат духов, голос, смех, кокетливые взгляды и сочные перегибы. А теперь…

Как слышу ее писк, так тут же хочется сползти под стол или запихать поглубже. И духи уже кажутся плоскими и липкими.

Смех? Дурацкий!

Фигура? Обычная.

У меня будто очки с глаз спали. Дурман увлеченности спал, оголяя скучную правду. Обычная девка, доступная, которая на какой-то миг показалась интересной. Я не знаю, чем она меня пробила, как сподвигла на то, чтобы начал творить херню, но сейчас это наваждение напрочь рассосалось.

Только до Прокиной это почему-то не доходит.

Зачем звонить, писать, навязываться, если мужчина не хочет продолжать общение? Хотел бы — нашел способ и время встречаться дальше. А я уже прямым тестом сказал, что все. Разве что на хрен не послал, хотя, наверное, стоило бы.

После очередной попытки прорыва я не выдерживаю и иду к Михалычу. Пусть увольняет ее или переводит в другой офис, куда угодно, только подальше от меня!

Захожу в приемную и снова напарываюсь на Прокину.

Завидев меня, она медленно поднимается:

— Леша…

От ее голоса, томного и с придыханием, передергивает. Холодно киваю ей и проскакиваю мимо, не обращая внимания на растерянный взгляд, и плотно прикрываю за собой дверь в кабинет.

— Алексей? — Андрей Михайлович поднимает брови, выказывая удивление, — чем обязан?

— Извините, что без предупреждения, — вытираю руки о брюки. Почему-то ладони вспотели, и сердце глухо в груди. Бум, Бум, БУМ!

Как меня все это раздражает! Я чувствую себя нашкодившим пацаном, которому надо покаяться перед строгим учителем. Возможно даже прилетит по заднице, а деваться-то некуда. Прокина по-хорошему не понимает!