Даниэла Стил - Обещание
Нэнси успела полюбить этот воскресный ритуал, и иногда ей казалось, что она начинает влюбляться в Питера. А может быть, она уже любила его…
Нэнси было трудно разобраться в тех сложных и противоречивых чувствах, которые она испытывала каждый раз, когда они отправлялись куда-то на прогулку или просто сидели у нее дома и болтали. Да, она была благодарна Питеру. Она понимала, как много он для нее сделал и какую роль сыграл в ее жизни, в ее судьбе. Он вернул ей красоту, вернул надежду на осуществление всех ее давних желаний и научил мечтать о новом, несбыточном. Одного этого было вполне достаточно, чтобы Нэнси относилась к нему, как к родному отцу, однако к этому чувству примешивалось что-то волнующее, терпко-сладкое и смутно знакомое.
Сегодня они доехали до Санта-Крус и остановились пообедать у небольшого сельского ресторанчика, оформленного под французский постоялый двор. Усевшись под парусиновым тентом на открытой веранде, выходившей к залитым солнцем полям, они заказали запеканку с грибами, салат «Нисуа» и бутылку сухого белого вина.
Это был весьма изысканный обед, но Нэнси уже привыкла к такой пище; ярмарки Новой Англии с их хот-догами, сахарной ватой и голубыми бусами остались далеко в прошлом. Да и Питер Грегсон не склонен был к таким простым, безыскусным радостям. Он был человеком весьма искушенным и любил все самое лучшее, самое изысканное, и, как ни странно, эта его черточка тоже нравилась Нэнси. Во всяком случае, рядом с ним она чувствовала себя вполне уверенно и гораздо меньше стеснялась своих бинтов и нелепых огромных шляп.
Между тем нижняя половина ее лица была уже практически закончена. Только область возле глаз все еще была заклеена тонкими телесного цвета пластырями, но большие темные очки скрывали их от чужих взглядов. Бинты все еще закрывали лоб Нэнси, но она почти не переживала по этому поводу, зная, что пройдет еще немного времени, и она избавится от них навсегда.
Да, Питер отлично поработал, и, судя по видимой части ее лица, он совершил настоящее чудо, проявив свой талант во всем блеске. Нэнси постепенно осознала свою привлекательность и от этого стала чувствовать себя гораздо увереннее. Она перестала надвигать шляпы на самые глаза и носила их чуть-чуть набок, что придавало ей немного кокетливый вид.
Со временем Нэнси начала покупать себе и новые наряды, отдавая предпочтение ярким, привлекающим внимание цветам и модному, ультрасовременному покрою, к которому прежде относилась с некоторым предубеждением. Кроме того, она похудела еще на пять фунтов и выглядела теперь еще более стройной, гибкой и грациозной. Ее голос стал гуще и богаче, и она с наслаждением играла его бархатными полутонами.
Иными словами, женщина, в которую постепенно превращалась Нэнси, очень нравилась ей самой.
— Знаешь, Питер, я хочу сменить имя, — призналась она, поднося к губам бокал с вином. Почему-то обсуждать это с ним ей было гораздо труднее, чем с Фэй. Она уже почти жалела, что заговорила об этом, но ответ Питера сразу же успокоил ее.
— Это меня не удивляет, — серьезно ответил он. — Ты теперь новый человек, Нэнси, так почему бы тебе не назваться другим именем? А каким? Ты уже думала об этом?
Он с нежностью посмотрел на нее и, прищурившись, стал прикуривать от серебряной зажигалки длинную тонкую сигару. Это был «Дон Диего» — его любимый сорт, и Нэнси с удовольствием принюхалась. Она уже полюбила тонкий аромат этих сигар. Особенно приятным он казался ей после еды. Питер предпочитал все самое лучшее, и с его помощью Нэнси тоже коротко познакомилась с дорогими французскими винами, изысканными блюдами, душистым ароматом хорошего табака.
И дело было не в цене и не в престиже — просто во всех этих вещах действительно было что-то особенное, изысканно-тонкое, почти неуловимое, и это тоже объединяло их с Питером.
— Итак, — спросил он, — как зовут мою новую подружку?
— Я пока не знаю, — ответила Нэнси. — Я перебрала много имен, но больше других мне нравится Мари. Мари Адамсон. А ты что скажешь?
Питер немного подумал, потом кивнул:
— Неплохо, неплохо… Да нет, мне действительно нравится! Откуда ты взяла это имя?
— Адамсон была девичья фамилия моей матери, а Мария — так звали мою любимую сестру в приюте.
— Ах да, ты говорила. Сестра Эгнесс-Мария!.. — Питер хлопнул себя по лбу. — Знаешь, в этом имени что-то есть. Мисс Мари Адамсон… Звучит весьма необычно.
Они дружно рассмеялись, и Нэнси откинулась на спинку стула. Новое имя очень ей нравилось, и она уже много раз мысленно примеряла его к себе.
— А когда ты собираешься оформить это официально? — спросил Питер и выпустил изо рта тонкое колечко синеватого дыма.
— Не знаю. — Нэнси пожала плечами. — Я ведь еще не решила окончательно.
— Может быть, попробуем начать им пользоваться? Ты как бы примеришь его к себе, и это поможет тебе принять окончательное решение. Кроме того, ты уже можешь подписывать этим именем свои работы — многие знаменитые фотографы пользуются псевдонимами.
Эта идея, похоже, действительно была ему по душе. Впрочем, Питер никогда не скрывал своего энтузиазма, когда речь заходила о его или о ее работе. И Нэнси очень льстило, что он не делал разницы между своим сложнейшим трудом пластического хирурга и ее любительским, как она считала, увлечением фотографией. Когда Питер говорил с ней об этом, его восторженность невольно передавалась Нэнси, и тогда у нее появлялось ощущение, что она действительно занимается чем-то нужным и важным.
А между тем Питер всерьез преклонялся перед ее талантом, хотя Нэнси, впрочем, не без кокетства, утверждала, что никакого особенного таланта у нее нет.
— Нет, серьезно, Нэнси, почему бы нет?
— Что? Подписывать именем Мари Адамсон снимки, которые я дарю тебе?
Нэнси улыбнулась. Ей было очень приятно, что он так серьезно воспринимает ее работы. Увы, кроме него и Фэй, ее снимков никто больше не видел.
— Ну, если тебя смущает только это, — отозвался Питер, — то это как раз не проблема. Я давно считаю, что тебе пора, так сказать, выйти со своими работами в широкий мир.
Он уж не в первый раз заговаривал с ней об этом, поэтому ничего нового в его предложении не было. В ответ Нэнси только улыбнулась и решительно покачала головой.
— Нет, Питер, и не начинай… Все равно я скажу «нет». Ты же знаешь, я…
— Я знаю, что ты чертовски талантлива, — горячась, возразил Питер. — И буду снова и снова заговаривать об этом до тех пор, пока ты не образумишься. Нельзя зарывать свой талант в землю, Нэнси, ведь он несет людям свет. Ты остаешься художником независимо от того, работаешь ли ты с красками и кистями или с пленкой и фотоаппаратом. И прятать свои работы от всех, как поступаешь ты, попросту… преступно. Да, Нэнси, преступно! Ты обязательно должна устроить выставку своих работ.
