Хулиган напрокат (СИ) - Черничная Алёна

Блин! Не удерживаюсь и с досадой хлопаю ладонью себя по лбу. Из моей забитой поцелуями Макса головы напрочь отлетело, что по выходным у нас дома день большой стирки-глажки.

— Прости, — виновато пожимаю плечами. — Я сейчас все загружу в стиралку.

Но дед отмахивается:

— Да уже не надо. Мне срочно. Завтра тогда надену другую рубашку.

Чувствую, как Зоська приветливо трется о мою ногу. Подняв кошку на руки, прижимаю пушистую морду к себе и заинтриговано смотрю на деда.

— А ты куда это собрался такой нарядный?

— Так я завтра перестану быть рабом твоего университета. Надоело мне тянуть эту лямку. Решил, что буду работать из дома и писать научные труды.

Мое сердце мгновенно замирает в груди.

— В смысле тянуть лямку?

Дедушка прислоняется плечом к дверному косяку и важно подпирает одной рукой свой бок.

— Я сейчас позвонил в деканат и сказал, чтобы собрали всех лоботрясов. У них и так был целый месяц подготовиться. Надоели. Проведу у них пересдачу завтра.

Я едва не роняю Зоську из рук, а сердце ухает прямо в желудок. Смотрю на дедушку и мне хочется слезно запричитать: как завтра? Не надо завтра… Но стою молча в коридоре с кошкой в обнимку, а в голове проносится: твою мать!

Пересдача у Макса завтра.

Глава 29

Какое же противное все-таки тиканье этих дурацких часов. Стоят на моем столе и нервируют. Никогда раньше не замечала этого.

Может, потому что мне еще не приходилось ютиться в уголке своей кровати, сжимать в руке телефон и ждать, когда Макс скинет смс-маяк о том, что он уже подъехал?

После разговора с дедушкой я незамедлительно набрала Ольховского. Но, как оказалось, первоисточником информации я не стала.

Но меня уже опередили.

— Я в курсе. Только что звонил деканат. Мне разворачивать машину? К тебе обратно ехать? — вот такие осторожные вопросы были заданы Максом, после моего панического бормотания в трубку под шум воды, врубленной в ванной на всю.

А что мне еще оставалось делать? Я не готова была решиться на это прямо сейчас, но и сказать «нет» не смогла.

Поэтому сижу и жгу глазами свой ящик Пандоры с украденными ответами на экзамен.

Наконец, телефон вздрагивает в моей руке, и я подрываюсь с кровати, как с катапульты.

И прежде чем забрать матовый файлик, который сейчас внесет окончательную смуту в мое мироздание, гипнотизирую его какие-то мгновения глазами.

В голове проносится тревожная мысль: а может…

Но я тут же обрываю ее, резко схватив папку с билетами и захлопнув ящик. Не может! Макс ждет, и я обещала!

Накидываю на плечи кардиган, застегиваю пуговки и просовываю билеты под него и футболку, плотно прижав к себе одной рукой.

Вдох. Выдох. Главное — теперь незаметно выскочить из дома. Но стоит мне только оказаться на пороге, как дедушка тут как тут.

— А ты куда? — он удивленно ведет седыми бровями.

А я холодею под его недоуменный взглядом, потому что папка адски колет под футболкой и кардиганом мои голые бока.

«Дедулечка, миленький, только не сейчас», — взмаливаюсь я мысленно.

— Да, я это… к Бо, — вру вслух, крепче прижимая левую руку к себе.

Я должна соврать и выйти из дома! Прости, Богдан!

— Так вы же только расстались?

— А он фильм классный скачал. Вот иду скинуть к нему на флешку, — по моей спине рассыпается омерзительная испарина, а в кармане разрывается от вибрации телефон.

Ага. Фильм «Как провести профессора?», называется.

Дед вдруг хитро улыбается и озорно мне подмигивает:

— Эх, молодость… влюбленность. Где мои восемнадцать?! Ну, иди-иди.

Я хочу уже провалиться сквозь землю, но лишь натянуто улыбаюсь, делая вид, что намеков дедушки не понимаю.

Все еще придерживая одной рукой папку у своего живота, второй толкаю входную дверь. Надеюсь, мне сейчас будет хоть чуть легче дышать?

— Олеся, — неожиданно окликает меня дедушка.

Черт! Проклятая папка чуть не вываливается у меня из-под руки. Стискиваю зубы и оборачиваюсь к деду. Мне вообще уже мерещится, что стук моего сердца эхом разлетается по подъезду.

— Чего, дедуль?

Он вдруг делает встречный шаг ко мне, целует в лоб, а потом лохматит ладонью мне на макушке волосы. Как в детстве…

— Ты знаешь, что ты у меня самая лучшая и замечательная девочка на свете, — ласково приговаривает дед.

Улыбается. В глазах, окруженных лучиками морщинок, целый океан любви.

А что я? В этот момент я точно понимаю, что в аду для меня готовится отдельный котел. В грудь с размаха бьет стыд. Меня кидает в самый настоящий жар до ломоты суставов и костей.

Но папка с ответами все еще прижата к моему животу. Так омерзительно от самой себя мне еще не было ни разу в жизни.

— Спасибо, дедуль, — сиплю я, пряча глаза в пол.

Вселенная точно решила проверить мою совесть на прочность.

Наверное, надо бы чмокнуть дедушку в щеку, но не могу. С каждой секундой уговоры, что Макса же тогда загребут в армию, вступают в неравный бой с принципом, что обманывать близких нехорошо. Я так влетела с головой в стену по имени Ольховский Максимилиан, что получила любовное сотрясение и все мысли о той сделке просто вышибло.

Теперь вот с пятого этажа слетаю почти кувырком. Выскочив в майский поздний вечер, ищу взглядом знакомую черную иномарку. И она подает мне сигнал фарами возле соседнего подъезда.

Воровато оглядываясь я проскакиваю по-над домом к машине Максима. Хоть и на лавочках сегодня не сидят любопытные бабульки, но решаю не рисковать. Такой животрепещущий страх я испытывала только в тот день, когда пошла на ту встречу в парк. Сажусь к Максу и даже стараюсь тихонько прикрыть за собой дверь, не хлопая ей на всю округу.

— Слиняла из дома без проблем? Опять своим кучеряхой прикрылась? — тут же ехидненько, но без злобы, вопрошает Ольховский.

Тянется ко мне через ручник и смачно целует меня в мои, в начинающие подрагивать, губы.

— Угу, — бормочу я.

— Принесла? — оторвавшись от меня, Макс облокачивается о подлокотник между кресел и выжидательно хлопает темной линией ресниц.

Между ребер все сжимается. Мамочки! Ну сколько же в глубине его карих глаз надежды. Протолкнув в себя сухой ком, слипшийся с горлом изнутри, я достаю из-под кардигана эту злосчастную папку и кладу к себе на колени. Достаю с таким чувством, будто бы она уже срослась со мной. Это происходит с огромным усилием над собой.

Увидев то, из-за чего и начался весь сыр-бор между нами, Макс нервно вздыхает. Не отрывая от папки взгляд, выдает очень правдоподобным голосом того чудика из фэнтези, помешанного на кольце. [2]

— Моя прелесть…

Головой я понимаю, что это шутка. Юмор. Только вот мне не смешно. Вздрагиваю и шумно хватаю носом воздух, готовая разреветься. Моя совесть рухнула на меня бетонной плитой.

— Лесь, в чем дело? — Макс тут же перестает паясничать и забавно улыбаться.

— Все нормально, — я отворачиваюсь к окну. У меня в глазах уже печет от собирающейся в них влаги.

Смотрю на детские качельки у подъезда и думаю: ну не дура ли я?

— Ненормально. Я хоть и лодырь, но не тупой. Что с лицом?

— Макс, ничего. Бери ответы, — резко заявляю я и едва не всхлипываю.

Эта тоненькая папка с билетами у меня на коленях придавливает так, что мне дышать тяжеловато.

В машине зависает тишина. Долгая и тягучая. Гадкая и скручивающаяся в тугой узел нервы. Я все так же пялюсь на очертание детских качелей в темноте, а Макс пялится на меня. Я это точно чувствую. Щека, которая повернута к нему, горит гораздо сильнее.

— Олесь, ты не хочешь отдавать мне ответы, да? — Вопрос Макса, как молот по наковальне. От него у меня болезненно звенит в ушах.

Но я молчу. Лишь слизываю соленые капли, стекающие по моим губами.

— Синичкина, ау. Самим с собой, знаешь ли, не прикольно болтать, — Ольховский понижает голос и щелкает пальцами перед моими глазами.