Ирина Мясникова - Кикимора болотная
Тася прочла: «Погоды нынче стоят великолепные».
Видать, Вера воспользовалась советом Штукиной насчет «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду». Тася не смогла удержаться и расхохоталась.
— Чего ты ржешь-то? Чего смешного? У меня жена с ума сошла, а она ржет. Тоже ненормальная?
— Ничего она с ума не сошла! Вон, даже булыжник помыла. Я бы ни за что мыть не стала.
— То есть раз булыжник помыла, значит, с ума еще не совсем съехала! Вы чего, обалдели, что ли, все?
— Ничего мы не обалдели, это ты, собака кобелиной породы, прокололся.
— В смысле? Ты ей чего-то сказала? Таська, зачем? Что я тебе плохого сделал? Это же все давно было и все неправда. — Сельдерей вскочил из кресла и забегал по Тасиному кабинету.
— Не мельтеши, как Ленин в клетке. — Тася наслаждалась моментом. — Во-первых, ничего я ей не говорила, а во-вторых, что было давно и что неправда? То, что ты вместо Китая с любовницей в Париж летал?
При этих Тасиных словах Сельдерей встал как вкопанный и переменился в лице. Весь как-то скукожился и потемнел.
— С какой любовницей? В какой Париж? — Он изо всех сил пытался изобразить невинность. Даже глаза сделал круглые-круглые, как у пупса целлулоидного.
— С любовницей по фамилии Котова или Серова, сейчас уже не помню, но точно не Мазурок. Это факт. Мазурок — он мужик, — многозначительно пояснила Тася и подмигнула Сельдерею.
— Ты чего несешь? Какой мужик Мазурок? — Сельдерей с размаху плюхнулся на место.
— Никакой. Мазурок тут ни при чем. При чем ты и твоя любовница. Вере это доподлинно известно. Нечего было секретаршу свою в отпуск отправлять, а невинных барышень снаряжать билеты отвозить «жене» Дмитрия Ивановича Жеребова! И органайзеры свои раскидывать по квартире. Уж если в командировку полетел — органайзер с собой бери! — Тася торжествовала.
«На, на, получи факты, коварный изменщик», — думала она, рассматривая поверженного Сельдерея.
Сельдерей озадаченно молчал, глядя в пол.
Ну надо же, как эти мужики устроены. Его уже приперли к стенке, можно сказать, неоспоримыми доказательствами, а он все равно спорит и от всего отказывается!
— Тась, где хоть она? — жалостно спросил Сельдерей.
— У моей матери, в Италии.
— Адрес дай.
Тася показала Сельдерею кукиш.
— Тась, мне с ней поговорить надо! Она трубку не берет. Чего мне делать-то?
— Ждать. Она придет в себя, приедет, вот тогда и будешь с ней разговаривать. А пока, извини, она просила меня держать ее адрес в секрете. Да и чего ты ей скажешь-то? Что ты ей, Дмитрий Иванович, сказать можешь? Это ж Верка наша! Она тебе вон даже стрелки на носках гладила.
Сельдерей встал, тяжело вздохнул, взял свою куртку и выкатился из Тасиного кабинета.
Тасе захотелось плакать, она подошла к окну и стала рассматривать заснеженные деревья. Ей было жаль Веру, но и Сельдерея тоже странным образом вдруг стало жаль. Как же ему плохо-то без Веры теперь будет. А с другой стороны, может, он с Верой всю жизнь мучился, а эта, которая не Мазурок, его настоящая любовь и судьба? Хотя что-то по нему не видно, чтобы он с Верой так уж сильно замучился. Вон, гадюка чуть из юбки не выскочила.
В кабинет заглянула Ада Львовна:
— Тасенька, а кофе как же? Мужчина-то ваш тю-тю, пошел. Странный какой-то, но очень солидный. Сразу видно, начальник.
— Ада Львовна, может, мы с вами кофейку этого махнем? Я понимаю, что не в урочный час, но не пропадать же добру!
— А давайте махнем. Тем более что кофеек гостевой, дорогущий.
Они расположились за круглым переговорным столиком. Кофе оказался очень вкусным.
— Тасенька, а вы не угостите меня сигареткой? — попросила Ада Львовна.
— Адочка Львовна, вы ж не курите! — удивилась Тася.
— Не курю, но иногда балуюсь. Особенно в хорошей компании.
Тася достала сигареты и протянула Аде Львовне. Та с чувством закурила.
— Ада Львовна, я тут в самолете странного дядьку встретила, которого после полнолуния шампанское не берет. И он мне очень интересную вещь про меня сказал. Я даже удивилась. Совершенно посторонний человек, а как будто бы меня насквозь увидел.
— Это вам, Тасенька, ангелы сообщение послали. Мы с вами для каждого человека можем оказаться чем-то вроде почтового ящика. Вот и дядька этот сообщил вам нужную информацию.
— А я сейчас, похоже, какую-то странную миссию выполняла. Типа топора судьбы.
— Да, мужчина пошел, как будто его молнией шарахнуло. Неужели это вы его так?
— Нет, молнией он сам себя шарахнул, гораздо раньше, просто не знал, к каким последствиям это приведет.
— Людям очень опасно сообщать о них неприятные вещи. Они могут обидеться на вас и запустить кармическое колесо судьбы. — Ада Львовна явно оседлала своего любимого «дуристического» конька.
— Кармическое колесо судьбы? Это еще что за зверь такой? — удивилась Тася.
— Это не зверь, а змей, — пояснила Ада Львовна.
— Опять змей! Зеленый или огненный?
— Не знаю. Нормальный такой змей, только он сам себя за хвост кусает.
— Голодный такой?
— Нет, бесконечный. Человек на вас обижается и подсознательно желает вам оказаться в его ситуации. А все желания рано или поздно сбываются, и вот глядь — а вы уже сама идете молнией шарахнутая. И тоже на кого-то обижаетесь и желаете ему того же. Так змей и гоняется за своим хвостом. То есть, обижая кого-то, мы сами себя как бы кусаем, только укус этот почувствуем не сразу, а через промежуток времени. Вроде того, что от хвоста до головы боль не сразу доходит. Поняли?
— Угу, но я теперь стараюсь никого не обижать. Хотя, признаюсь, сегодня был момент, когда я позлорадствовала. Правда, потом, Ада Львовна, мне мужчину этого стало до слез жалко. Надеюсь, что случившееся с ним изменит его жизнь, и обязательно — к лучшему.
— Если вам его искренне жалко, тогда другое дело. Вы тем самым змеиное кольцо разрываете. Ведь на тонком плане подсознательное пожелание человека пережить вам такую же беду утыкается в вашу любовь к этому человеку.
— Ну, я ж его не люблю, а просто жалею.
— Эх, Тася, а что такое любовь и что такое жалость? Две стороны одной и той же монеты.
Вечером, когда Тася уходила с работы, за ней увязался провожать ее до машины начальник охраны.
— Анастасия Михайловна, тут это… Финансистка наша и директор, ну, Кислицкий, того этого. — Начальник охраны поглядел на небо и неопределенно помахал рукой.
— Этого самого? — Тася проследила за его взглядом и повторила его жест.
— Угу.
— Откуда знаете? — строго, нахмурив брови, спросила Тася. Она с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
