Татьяна Лисицына - Двойное предательство (СИ)
Лиза была одета в нарядное синее платье в белый горошек. Светлые волосы были расчесаны на прямой пробор и заплетены в две косы с белыми бантиками. Огромные карие глаза смотрели на Катю вопросительно и немного испугано.
— Эта тетя — хорошая знакомая твоей мамы, — сообщила ей заведующая. Она хочет познакомиться с тобой. Ты можешь пойти с ней погулять.
— Я могу выйти за решетку? — спросила Лиза.
— Лиза, это не решетка, это забор, сколько раз я тебе говорила. Ну, идите, — дама посмотрела на часы, — У вас есть два часа. Не опаздывайте к обеду. Режим есть режим.
— Хорошо, — сказала Катя и посмотрела на Лизу.
— Ты хочешь погулять со мной?
— Хочу, — сказала Лиза и подошла к Кате.
Катя взяла ее за руку, впервые в жизни ощутив маленькую, детскую ладошку в своей руке. Это было большое счастье и большая ответственность, ответственность за другое существо, которое впитает или отторгнет все, чему ты попытаешься его научить, и твои ошибки только удвоятся в этом существе, и с этого момента ты не имеешь права их делать. Все это Катя чувствовала, ведя девочку на улицу, и с этого момента она осознала, что не сможет оставить ее здесь, за этим глухим серым забором.
Катя и Лиза прошли через ворота.
— Почему ты называешь это решеткой? — спросила она Лизу.
— Это — моя тюрьма, — просто ответила она.
— Это — детский дом, — возразила Катя.
— Почему тогда я не могу уйти? — спросила девочка.
— А куда бы ты пошла?
— Домой, — уверенно заявила она.
— Но там никого нет, — ответила Катя и вдруг поняла, что она даже не знает, как девочке объяснили, что случилось с ее родителями. «Какая же я бестолковая, что не спросила об этом», — ругнула она себя и осторожно спросила:
— Ты знаешь почему ты здесь?
— Знаю, — сказала Лиза и посмотрела на Катю грустными глазами. — Мой папа убил маму, и теперь мы с папой оба в тюрьме: он во взрослой, а я в детской. Мы оба наказаны, и у нас нет дома.
Какое-то время Катя молчала, переваривая слова маленькой девочки, она была удивительно права и неправа во всем. Интересно, что ей говорили, что оно преломилось в детской головке в таком виде?
— Как ты думаешь, где сейчас твоя мама? — спросила она, пытаясь понять ее ход мыслей.
— Мама там, — она показала на голубое небо с белыми облаками. — Папа сделал ей слишком больно, и она ушла.
И снова то, как она говорила, поразило Катю — мама не умерла, а ушла.
Катя вспомнила о Злате и глухая ярость захватила ее. «Какое она имела право натворить все это? Хорошо, что девочка еще ни о чем не знает, и я постараюсь, чтобы она не узнала».
— Лиза, у меня есть подарок для тебя, — она достала ежика из сумки.
Минуту девочка смотрела на ежика, а потом прижала его к груди, прошептав:
— Теперь я знаю, кто ты.
— И кто же я? — спросила удивленная Катя.
— Ты — моя новая мама. Воспитательница рассказывала, что у тех детей, которые хорошо себя будут вести, появятся новые мамы и папы, и они будут дарить им игрушки. А я хорошо себя вела, только ела плохо, очень все невкусное, но все равно ты пришла. Да? Я обещаю, я буду есть все, только забери меня из тюрьмы.
«Ну вот и все, решение принято, — подумала Катя и прижала Лизу к груди. Я — мама и этим все сказано».
Остальное время они просто гуляли и играли, но Лиза не выпускала ежика из рук. Когда они пришли в детский дом, она сказала воспитательнице:
— Это моя мама. Она меня скоро заберет. Она подарила мне игрушку.
Воспитательница посмотрела на Лизу, и та просто кивнула в подтверждении Лизиных слов, боясь расплакаться.
— Это — моя мама, — гордо объявила Лиза двум девочкам, которые подошли к ним. — Я хорошо себя вела — и она появилась.
— А меня когда заберут? — заголосила одна, хватая воспитательницу за подол. — Это нечестно, я уже здесь давно, а она недавно. Я тоже хорошо себя веду, а за мной никто не приходит.
Воспитательница виновато посмотрела на Катю и тихо сказала:
— Я придумала эту сказку, чтобы им было к чему стремиться.
Девочка продолжала кричать:
— Почему никто не приходит? Я — хорошая. Почему никто не любит меня?
Лиза подошла к ней и, обняв ее за плечи, отвела в сторонку:
— Не надо плакать, Наташенька, тебя заберут обязательно. Мама, может, завтра уже придет.
Катя выскочила из комнаты и побежала к заведующей. Сцена в классной комнате не выходила у нее из головы. Бедные брошенные детишки каждый день ждут маму и стараются хорошо себя вести. Какой ужас и какая несправедливость. Почему они здесь? И где все те взрослые, которые должны ответить на этот вопрос? Те взрослые, которые сдавали детей в детский дом, не вспоминая больше об этом? Это чудовищно.
— Я решила удочерить Лизу, — выпалила она с порога. — Я не хочу, чтобы она оставалась здесь. Что я должна сделать?
— Слава богу, — вздохнула заведующая. — Я не ошиблась в вас. Интуиция меня никогда не подводила. Вы будете хорошей матерью.
— Что я должна сделать? — спросила Катя, смахнув слезы.
— Просто собрать документы. Я дам вам список. У вас хорошее здоровье?
— Никогда не жаловалась, — пожала плечами Катя.
— Вы работаете и можете содержать ребенка?
— Да, — ответила Катя, неожиданно вспомнив, что работы у нее как раз теперь и нет. Она не собиралась возвращаться к Луису. Но, наверное, он не откажет ей в том, чтобы сделать справку. — У вас есть жилье в Москве?
— Да, трехкомнатная квартира.
— Тогда не вижу никаких проблем, но потребуется время.
— Могу ли я это ускорить?
— Если вам удастся быстро собрать необходимые справки и пройти комиссию. Некоторым это удается за месяц, особенно тем, кто имеет деньги.
— Хорошо, я займусь этим сегодня же. Спасибо вам.
— Но все же, найдите время и для того, чтобы приезжать к Лизе, — напомнила дама. — Она будет вас ждать и скучать.
— Я буду приезжать через день, — пообещала Катя и встала. — Скажите, а бывают какие-нибудь непреодолимые препятствия?
— Крайне редко, в основном, связанные со здоровьем будущих родителей. Если у женщины, которая хочет усыновить ребенка, проблемы с сердцем, то это может явиться основанием для отказа, как вы понимаете.
Катя вышла из детского дома с чувством облегчения. Теперь, когда решение принято, ей осталось лишь действовать, чтобы воплотить его в жизнь.
Глава 50
Резкий телефонный звонок разбудил Катю, часы показывали десять часов, и вся комната была залита ярким солнечным светом. Телефон продолжал настойчиво звонить, и у нее в душе шевельнулось смутное беспокойство. Кто это мог быть? Она никому не сообщала о своем приезде. В, конце концов, она босиком подбежала к телефону и сняла трубку.
— Будьте добры Кондрашову Екатерину Викторовну, — спросила мужчина официальным голосом.
— Я слушаю.
— Кондрашов Павел Геннадьевич — ваш муж?
— Да, — ответила Катя, почувствовав панику.
— Вам нужно срочно прийти к нам для дачи показаний.
— Да что случилось?
— Ваш муж сегодня ночью повесился.
— Как? Почему? — закричала Катя.
— Возможно, вам это лучше известно, все-таки он был вашим мужем, и это произошло после вашего посещения, — с некоторым нажимом выговорил мужчина.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу попросить вас подъехать в отделение. Да, я не представился, следователь Васин Аркадий Александрович, я веду о расследовании убийства гражданки Арсеньевой. Давно хотел побеседовать с вами, но вы были, кажется, на Кипре.
— Совершенно верно, — вздохнула Катя, — и лучше бы я не возвращалась.
— Екатерина Викторовна, вы единственный человек, который может помочь нам. В этом деле очень много всего непонятного. Я понимаю ваше состояние, но дело не терпит. Когда вы можете подъехать?
— Дайте мне возможность прийти в себя и выпить валерьянки, — сказала Катя и посмотрела на часы. — Я буду у вас около двенадцати.
— Отлично, запишите адрес, наш дежурный сразу проводит вас ко мне.
Катя записала адрес и, повесив трубку, обессилено опустилась на кровать. Все это еще раз напомнило ей о ее подруге. Страшные события постоянно преследовали ее. «Когда же это закончится?» — подумала она. «Паша, Паша, что же ты наделал? Сначала убил человека, а теперь и вообще покончил с собой». Несмотря на то, что Катя не была верующей, она все равно считала самоубийство страшным преступлением. Жизнь — это самое драгоценное, что есть у человека, и ни при каких случаях нельзя накладывать на себя руки. Неизвестно, что там после смерти, но нужно иметь силы вынести все что угодно. Выход есть всегда, хотя, пожалуй, у Лены его не было. СПИД есть СПИД, и рано или поздно от него умирают. Но Паша, это просто немыслимо! Как мало мы знаем людей рядом с которыми живем. «Приходило ли мне в голову, что он может все это сделать? — спросила себя Катя и сама же себе ответила: нет, никогда». А может быть мы судим о других только по себе и не даем себе труда заглянуть под ежедневную маску, которую одевает человек для других. Мы так озабочены своей персоной, что нам трудно проникнуть в душу другого человека, даже того, кто рядом с тобой, и в нужный момент протянуть ему руку? Никто не просит о помощи, когда ему действительно худо. Настоящее горе нужно уметь разглядеть в глазах или почувствовать интуитивно. Только вот как этому научиться?
