Клейтон Мэтьюз - Новый Орлеан
Лина сжала его ладонь.
— Брет. А ты ведь никогда не упоминал, где живешь.
— У меня квартирка в нескольких кварталах отсюда. — Он пристально посмотрел ей в лицо, но она отвела глаза. — Хочешь взглянуть?
Она кивнула, потом вызывающе вздернула голову.
— Мне положено разузнать о тебе все… — Она наконец бросила на него застенчивый взгляд. — В том числе, где и как ты обитаешь…
Обитал Брет недалеко, в шести кварталах, так что они решили пройтись пешком. А как же еще? В предвидении того, что должно было произойти, Брет не рискнул предложить поехать на такси, опасаясь, что Лина может подумать, будто ему не терпится затащить ее в постель. По правде говоря, так оно и было, и Брету приходилось заставлять себя не спешить и замедлять шаг, приноравливаясь к ее походке.
Боялся он сейчас многого. Он осознавал, что в своих отношениях они уже перешли черту; он инстинктивно понимал, что Лина с ним не играет. Но насколько глубоко ее чувство? Любит ли она его, или это все продлится одну ночь, неделю? Она ведь женщина современная и искушенная. А другим женщинам подобного типа, что встречались до сей поры Брету, переспать с каким-нибудь мужиком было все равно что пропустить с ним по рюмочке. Подобного типа? Брета залила волна стыда. Лина не давала ему никаких оснований унижать ее такими сравнениями.
В данный момент он рассуждает как отъявленный женоненавистник — именно в этом она обвиняла его совсем недавно. Но дело в том, что, с другой стороны, она ни единым словом или жестом еще ни разу не дала ему оснований считать, что он для нее значит, больше, нежели просто компанейский парень. Ни разу не назвала его каким-нибудь ласковым словечком, например.
Тревожило его и еще одно обстоятельство. Существует древний миф о том, что коротышки оснащены мужским инструментом внушительных размеров, а верзилы — совсем наоборот. В случае с Бретом эти россказни были абсолютно беспочвенными. Он был крупным мужчиной во всех без исключения отношениях. А Лина такая крошечная…
Все эти противоречивые чувства, опасения и тревоги обуревали Брета с такой силой, что он целую минуту не мог совладать с трясущимися руками и вставить ключ в замочную скважину.
Его квартира с выходящим на улицу балконом с традиционной чугунной решеткой располагалась на втором этаже небольшого здания неподалеку от Кенел-стрит. Квартирка была небольшой, снимал он ее вместе с мебелью. Привыкший жить один, Брег часто переезжал с места на место: становясь слишком знакомым, непосредственное окружение начинало его удручать.
Потому он и не обременял себя лишним имуществом.
И все же для его требований квартира была достаточно просторной, а мебель по своим размерам соответствовала габаритам Брета. К обстановке он добавил несколько собственных вещей: солидную и массивную стереоустановку с роскошной дорогой коллекцией джазовых записей в исполнении Джелли Ролла Мортона, Кида Ори, Сачмо и других, множество книг, свидетельствующих о разнообразии литературных вкусов хозяина, и репродукции наиболее ярких работ Лотрека, Сезанна и Ван Гога.
Был там и еще один принадлежащий лично Брету предмет — гигантская кровать королевских размеров, которая занимала большую часть спальни. Но она была ему по росту, к тому же прекрасно подходила для любовных забав.
После недолгой экскурсии по квартире Лина заявила:
— Мне так нравится, Брет! Понимаешь, она такая… твоя, если это звучит не слишком банально.
Многие женщины, завидев кровать, рассматривали ее восхищенными глазами, с напускной застенчивостью отпускали комплименты интимного свойства и даже присаживались на нее, чтобы испробовать мягкость матраса. Лина же удостоила ее лишь беглого взгляда. Брета, напряженно ожидавшего ее реакции, это очень порадовало.
По дороге сюда Лина по большей части хранила молчание. Сейчас же она говорила с ним легко и непринужденно, не осталось и в помине той полузаигрывающей, полусмущенной манеры, к которой он успел привыкнуть за последние несколько дней. Она, казалось, перешла какой-то рубеж в их отношениях и доверилась ему полностью.
Брета тем не менее продолжали терзать тревоги и страхи. Он поставил старые джазовые записи, взбил подушки, поправил несколько книг и наконец сумел выдавить из себя:
— Может, хочешь чего-нибудь выпить, Лина?
— Брет… — Она улыбнулась ему, но лицо оставалось серьезным. — Успокойся, милый. Хватит хлопотать по хозяйству. Иди ко мне.
Лина протянула к нему руки.
Она назвала его милым! Брет подошел к ней и осторожно обнял.
— Можно подумать, ты меня боишься, — уткнувшись лицом ему в грудь, приглушенно проговорила Лина.
— Боюсь.
Она подняла голову и взглянула ему в глаза.
— Да почему же. Господи? Боишься сломать?
Женщины вовсе не такие уж хрупкие.
Она поднялась на цыпочки и поцеловала его». Ее теплые губы хранили привкус бренди. Язык Лины скользнул ему в рот. Брет изо всех сил стиснул ее в объятиях. Она не отшатнулась, с жаром ответив на его поцелуй.
Через несколько мгновений она слегка отодвинулась и невнятным голосом проговорила:
— Видишь? Я же не сломалась. А теперь… как насчет этой твоей гигантской Кровати?
Они перешли в спальню. Еще до того как Брет успел снять брюки, Лина сбросила с себя зеленое мини-платье, колготки и черный бюстгальтер. Пытаясь ставшими непослушными и неуклюжими, как сосиски, пальцами расстегнуть пуговицы рубашки, он замер, не сводя с нее глаз. Фигура у Лины была само совершенство — маленькие розовые груди, плоский, как у мальчишки, живот, курчавые светлые волосы на лобке, сквозь которые виднелись умопомрачительные губки, и длинные-длинные прелестные ноги, невероятно длинные, учитывая ее небольшой рост.
Брет с трудом перевел дух. Она со смехом подбежала к нему и расстегнула рубашку. Он отступил на шаг назад, чтобы снять трусы. При виде его взбухшего пениса глаза Лины расширились.
— Вот это да! — выдохнула она.
Прикрыв глаза трепещущими веками, Лина протянула руку и стала ласкать его. Брет застонал и понес ее к кровати.
Опасения его оказались напрасными. Стискивая его плечи крошечными ладошками, она, прижатая к кровати весом его тела, посмеивалась над его неловкими осторожными попытками проникнуть в ее лоно. Одним умелым движением бедер Лина заставила его войти в нее до самого конца, и они зашлись в неистовой дрожи соития. Лина отвечала на каждое его движение; впиваясь ему в спину, ее длинные ногти, словно шпоры, подстегивали Брета к еще более могучим усилиям.
В миг их одновременного оргазма Лина шепнула ему на ухо:
— Я люблю тебя, Медвежьи Когти! О Боже мой, милый, да, люблю, люблю, — и прикусила ему мочку уха. Охваченному неземным экстазом Брету боль от укуса показалась булавочным уколом.
