Мередит Рич - Бижутерия
Такси подкатило к обшарпанному дому на Шестой улице между авеню А и авеню В. К немалому огорчению Мадлен, это место выглядело не лучше прежнего. Эдвард расплатился с шофером, и она помогла разгрузить вещи и поднять на три пролета лестницы вверх. На четвертом этаже они остановились перед исцарапанной дверью — одной из двух в коридоре.
— Вот здесь. Домик, наш милый домик. — Эдвард достал четыре ключа и открыл замки сверху вниз.
У Мадлен перехватило дыхание: в коридорах стояла аммиачная вонь, то ли от мочи, то ли от дезинфицирующих средств.
Дверь в квартиру со скрипом отворилась.
— Voila! — Эдвард отступил в сторону, пропуская Мадлен вперед. Большая комната являла собой настоящий взрыв белого цвета — даже пол был покрашен. Мебель в стиле технологического искусства, казалось, попала сюда прямо из мастерской дизайнера. Сквозь три окна помещение заливал яркий солнечный свет. Металлические от пола до потолка полки отделяли кухню и обеденную зону от гостиной. Секционная необъятных размеров софа была обита тканью с растительным черно-красным орнаментом. Во всей комнате это было единственное цветовое пятно, за исключением большой драпировки на дальней стене, вобравшей красное и черное в свободных абстрактных формах.
Мадлен не верила собственным глазам.
— Сказочно!
— Я знал, что тебе понравится. Кроме гостиной, есть еще две комнаты-крохотульки, так что у каждого будет свой угол. Они такого размера, что можно поставить односпальную кровать и туалетный столик. Или двуспальную кровать, но без столика. Я промерял. Сам я выбрал двуспальную, с ящиками, вделанными в основание.
— Потрясающее место, — похвалила Мадлен. — Но боюсь, я его не потяну.
— Не забывай, речь идет о Нижнем Ист-Сайде. Чтобы сюда добраться, нужно одолеть множество улиц. Я возьму с тебя сотню, пока ты не работаешь. А потом сто пятьдесят. Телефон и удобства пополам. — Эдвард помолчал. — Ну как… решилась?
Мадлен улыбнулась и кивнула:
— Это первое хорошее событие, случившееся со мной после того, как я вернулась в Штаты.
Оказалось, что Эдвард Рэндольф тоже дизайнер. Окончив Парсонс, он начал карьеру в «Блуминдейле» на складе и дослужился до помощника заведующего отделом, пока не поступил на Седьмую авеню учеником итальянского модельера ремней и кожаных сумок. Работа приносила неплохие деньги, но в двадцать шесть Эдварда вновь потянуло на другое место. Он постоянно выискивал новые возможности.
Мадлен, которая уже привыкла называть себя Джуэл, радовалась его обществу. Он был остроумен, с прекрасными манерами, и с ним было просто ужиться. Он помог ей перевезти скромные пожитки из гостиницы «Челси». Они распили бутылку кьянти, и слегка захмелевшая девушка рассказала ему свою историю — правдивую несокращенную версию вплоть до последних событий в Пфорцхайме.
— Бедняжка, — сочувственно заворковал Эдвард, когда она разрыдалась в платок. — Ты просто потеряла контроль над ситуацией. Будет тебе урок. А теперь подбери осколки и двигайся вперед.
Джуэл шмыгнула носом.
— Мне всего двадцать один, а уже столько людей хотят сжить меня со света. Я не желала никому делать больно. Даже Брейди в Боулдере. Но обалдела от Анны и ненароком его обидела. Откровенно говоря, это случилось тысячу лет назад. Я ощущаю себя так, будто после двадцати одного мне стукнет пятьдесят.
— Основательный опыт за столь короткое время, — согласился Эдвард. — Но такова жизнь: живешь и учишься. И при этом развлекаешься.
— А ты? Мы все обо мне да обо мне. Я совсем ничего о тебе не знаю.
Эдвард улыбнулся:
— Меня воспитывали, чтобы я стал хорошим мальчиком. Таков я и есть. Вот и все.
— Ну нет. После того как я перед тобой исповедалась, ты так легко не отделаешься! Давай выкладывай всю подноготную без утайки.
— Смотри, можешь пожалеть… или пожалею я. — Эдвард открыл еще одну бутылку вина. — Я вырос на ферме в Гордонсвилле, в штате Виргиния. У отца дела шли прилично — он выращивал скот. Я ходил в мужскую начальную школу. У меня было четыре сестры, а мальчик я был один. Мать меня обожала: на сестер ругалась часто, а на меня никогда. Но несмотря на это, у меня с ними остались хорошие отношения. В школе я завел подружку — Мери Пейг Скотт. Нормальное, типичное детство.
Джуэл кивнула:
— Но у меня такое впечатление, что в твоей жизни кое-что изменилось.
— Ты хочешь спросить, как я стал голубым? Не знаю. Сам я к этому не стремился. Друзья постоянно трепались о своих девчонках… мол, какое это клевое дело — секс. И я на каникулах тянул Мери Пейг, но ничего не чувствовал. То есть она мне нравилась. А делала все как будто сама. Не надо было стараться. — Эдвард снял тапочки и сел в позу лотоса. — К вящему неудовольствию родных, я всю жизнь мечтал стать дизайнером. Предполагалось, что я, как отец, буду учиться в Принстоне. Но мама меня отбила, и я отправился в Парсонс. И вот там оказался один мальчик… очень симпатичный и действительно милый. Однажды ночью мы вышли на улицу, и тогда это произошло в первый раз. Будто удар молнии.
Эдвард смущенно прикусил губу.
— Я чертовски испугался. Там, где я родился, так не поступали. Я стал сторониться Марка, а когда вернулся домой, сделал предложение Мери Пейг. Летом мы поженились. Сыграли шикарную южную свадьбу и отправились проводить медовый месяц на Бермудах. Потом Мери перевелась в Нью-Йоркский университет и переехала ко мне, а я заканчивал Парсонс. Все шло хорошо. Мы много занимались. Пока она не призналась, что влюбилась в преподавателя психологии и вступила с ним в связь. И осторожно так намекнула, что в постели со мной тоска. А я считал, что делал все правильно и что ей нравилось.
Мы развелись, но остались друзьями. Я до сих пор частенько приглашаю ее вместе пообедать. Кончилось тем, что она выскочила за актера. А я после всего сошелся с Марком. И решил, что жить надо для себя, а не для других. Сестрам я открылся. Но признаваться родителям они запретили — дескать, это разобьет их сердца. Я пригласил Деметриуса на Рождество в дом, и все пришли в восторг. Он был представлен другом… мы спали в отдельных комнатах… ну сама понимаешь. Но я до сих пор не привык к своему положению. Меня воспитывали так, чтобы я вырос человеком правильной ориентации. А оказалось, что я не такой. Иногда это очень глубоко ранит. Так что терпимость во мне надежно укоренилась.
— А я считаю, что тебя вполне можно терпеть таким, каков ты есть. — Мадлен пожала ему руку.
Эдвард улыбнулся:
— Это потому, что на данный момент ты до отвала пресытилась мужчинами. — Его глаза заблестели. Он протянул к ней руки и крепко ее обнял. — Мы товарищи по духу. Хочешь верь, хочешь не верь. И встретили друг друга неспроста.
