Лайана Камп - Я это запомню
Успокоившись, Дора почти физически почувствовала, как тревога, давившая ей все это время на плечи, улетучилась, подобно облачку. Улыбаясь, она поспешила поздравить Фреда с его вторым местом, как только он покинул арену. Судя по самодовольной улыбке на его лице, ему не надо было говорить, что он отодвинул Брауна на третью позицию.
— Неплохо, ковбой, — поддразнила она его. — Особенно для новичка. Как твои ребра?
С озорной улыбкой в глазах он схватил ее руки и прижал их к своим ребрам, прежде чем Дора успела хотя бы ахнуть.
— Понятия не имею, — сказал Фред хриплым голосом, но при этом улыбаясь. — Вот ты мне сейчас и скажешь. Как на твой взгляд, с ними все в порядке?
Замерев, с остановившимся дыханием, она могла только чувствовать, как ее сердце бьется в неровном ритме, полностью совпадавшем с ритмом его сердца, который Дора ощущала под ладонью, лежавшей на его груди. Ей не надо было даже оборачиваться, чтобы знать, что к ней сейчас приковано множество насмешливых глаз, — теперь ее это мало трогало.
Она любит его.
К тому времени, когда они вечером вернулись на автостоянку при арене, последний поцелуй Фреда, ее собственное первое место в скачках вокруг бочек и тот факт, что Бетси выпросила и в конце концов получила разрешение провести ночь у подружки, которую она не видела с прошлого года, полностью вытеснили Рика Брауна и его угрозы из головы Доры. Все, о чем она могла думать, — это долгая ночь, которую им теперь можно провести вместе.
Со скачущим от сладостного предвкушения сердцем Дора подошла к задней двери кемпера и замерла, увидев в дверной щели сложенный пополам листок бумаги. Ее сердце сжалось от предчувствия дурных вестей.
— Что это? — спросил Фред. В сгущающихся сумерках он не мог видеть, как смертельно побледнело лицо Доры.
— Браун, — едва слышно ответила она, протягивая ему записку. — Он хочет, чтобы ты с ним встретился на тренировочной арене в одиннадцать вечера.
Фред выругался, пробегая записку глазами в неверном свете вечера.
— Сукин сын! — прорычал он, комкая бумагу в кулаке. — Он хочет драки… ну что же, клянусь Богом, он ее получит!
Глава двенадцатая
— Мне все это не нравится, — заявила Дора с тревогой, прорезавшей глубокие морщины на ее лбу. Сидя на маленькой кушетке в кемпере, где они последние тридцать минут пили кофе и не сводили глаз с часов, она попыталась в последний раз уговорить его. — Драки никогда ничего не решают. Ты и сам знаешь это. То, что Рик ведет себя как маленький испорченный хвастун, вовсе не значит, что ты должен идти на поводу у него.
Упрямо выставив челюсть, Фред не стал с ней даже спорить.
— Есть определенные вещи, мимо которых нельзя проходить просто так, — ровным голосом ответил он, ничего к этому не прибавив. И вообще, для разговоров больше времени не оставалось. Было уже без пяти одиннадцать. Поставив чашку на поднос, Фред встал. — Мне пора идти.
— Нет! Черт побери, твои ребра еще не зажили! Должен быть какой-то другой выход.
Она была так сердита, что Норман невольно улыбнулся. Неторопливо выбравшись из обеденной кабинки, он остановился и притянул ее к себе.
— Поверь мне, киска, — ухмыльнулся Фред, — я совсем не так собирался проводить сегодняшнюю ночь.
— Тогда останься со мной.
Он и сам хотел этого. Господи, если бы она только знала, как он жаждал остаться с ней! Он уже представлял, как прижимает ее к себе, обнаженную, и покрывает ее тело поцелуями.
— Не могу. Этого ублюдка надо остановить. Вернусь при первой же возможности.
Выпустив ее из рук, пока был еще в состоянии это сделать, и весело улыбнувшись, он подмигнул ей и вышел из кемпера. Но когда Фред переходил улицу, направляясь к стадиону, лицо у него было уже не таким веселым. Его ребра все-таки еще не в лучшем состоянии, а Браун из разряда тех подонков, кто не преминет воспользоваться этим.
Стадион был пуст, если не считать нескольких охранников, которые патрулировали огромный комплекс на электрокарах, чтобы никто невзначай не нарушил покой животных, запертых в конюшнях и стойлах. Объяснив, что он хочет посмотреть, как себя чувствует Ласточка, Фред подождал, пока охранник отъедет подальше, и направился к маленькой тренировочной площадке, расположенной на полпути между главной ареной и конюшнями.
Как он и ожидал, обнесенный железным забором паддок был погружен во тьму, и в нем царила тишина как в могиле. Им редко пользовались и днем-то и уж никогда ночью, так что сейчас там, на его дальнем конце, горела единственная лампочка, обеспечивая весьма скудное освещение. Но и его хватило Фреду, чтобы понять, что Брауна там нет. Нахмурившись, он пробормотал себе под нос ругательство. Значит, этот мерзавец не намерен появляться! Можно было сразу догадаться. У трусов всегда возникают проблемы, когда надо встречаться с противником лицом к лицу.
Но если этот подонок думает, что и дальше сможет дергать его за веревочки, как марионетку, то очень сильно ошибается, мрачно подумал Фред. Дора осталась в кемпере, пребывая в страшном волнении за него, а он не нашел лучшего занятия, как стоять на пустой арене и ждать появления какого-то придурка, вместо того, чтобы быть с ней.
Напоследок еще раз окинув взглядом погруженное во мрак пространство, Фред совсем было собрался уходить, когда заметил нечто, показавшееся ему куском бумаги, лежащим в пыли прямо посредине арены. Это мог быть просто мусор, занесенный ветром.
Но арены всегда содержались в прекрасном состоянии: на них нельзя было увидеть даже конфетного фантика. Нахмурившись, он подозрительно посмотрел на бумажный листок — не исключено, что он каким-то образом связан с Брауном. Вполне могло быть, что он оставил ему еще одну записку, предлагая новое место встречи. Скорее всего, это какой-то очередной трюк.
Тем не менее, Фред перелез через металлические трубы ограждения и пошел к тому месту, где лежала эта бумажка. Подняв ее, он прочитал свое имя, написанное крупными буквами.
Больше в ней не было ни слова.
— Что за черт…
Фред уловил позади себя какое-то движение и понял, что теперь он на арене не один. Кровь застучала в висках; Норман замер, моментально узнав знакомый скрип открывающихся ворот и тяжелый топот копыт. Только сейчас он понял, в какую попал ловушку, но было уже слишком поздно что-либо изменить. Фред обернулся и почувствовал, как у него остановилось сердце.
В тени, покрывавшей другой край арены, стоял Фараон, самый знаменитый бык из всех, выступавших на родео. Он был известен тем, что с очевидным удовольствием втаптывал в грязь ковбоев каждый раз, когда ему это удавалось. А теперь перед ним был единственный ковбой — Фред. Раздраженно фыркая и роя копытом землю, разъяренный бык наклонил голову, готовясь к нападению и неотступно следя налитыми кровью глазами за своей жертвой.
