Тереза Медейрос - Поцелуй, чтобы вспомнить
— Если ты пришла сюда не для встречи с любовником, — хрипло произнес он. — Тогда зачем ты пришла?
— Вот для этого, — прошептала она, не желая осквернять этот момент легкомысленной ложью. — Я пришла вот для этого. — И прежде, чем он успел задать следующий вопрос, она ухватила его за рубашку на груди и притянула его губы к своим, давая ему единственный ответ, в котором он нуждался.
В этот момент Лаура понимала, что дурачит не только его, но и себя. Не лес и не лунный свет околдовали ее сердце; это был мужчина. Она попала под его чары в тот миг, когда их губы впервые соприкоснулись. А пока его рот окутывал ее своей магией, его руки показывали свою волшебную ловкость, раскрывая застежку ее плаща и стягивая его с ее плеч.
Он отодвинулся и, посмотрев на нее сверху вниз, судорожно вздохнул. Какую бы одежду он ни ожидал найти у нее под плащом, он явно не думал, что это будет ночная рубашка.
— Маленькая дурочка, — с ласковым упреком пробормотал он. — Ты что, хочешь замерзнуть до смерти?
— Такая опасность слишком мала, — уверила его Лаура, дрожа под его притягательно горячим взглядом. — Напротив, кажется, я чувствую сильный жар.
Его обжигающие губы коснулись бьющегося под тонкой кожей пульса у нее на горле.
— Тогда тебе, вероятно, надо прилечь.
Если бы они находились в гостиной поместья, она, возможно, и попротестовала бы немного, но здесь, в язычески диком месте, казалось совершенно естественным, что плащ падет с ее плеч на постель из листьев. И еще более естественным, что Николас мягко опустится на нее сверху, в зовущие изгибы ее тела. Когда его большое сильное тело закрыло от нее собой лунный свет, Лаура поняла, что больше не заигрывает с опасностью, а приветствует ее с открытым забралом. Принц он или король гоблинов, но она пойдет за ним, куда бы он ее ни взял.
Николас взял ее с собой. Опустил в сладкий и темный лабиринт желания, где только он был единственным светом в темном царстве. Восхитительное нарастание веса его тела не подавляло ее, а вызывало нежность, поскольку их поцелуи становились все изощренней и смелей. Его рука скользила по ее боку вниз к пышному бедру и обратно, нежно подчиняя ее своим прикосновениям, пока ей не стало казаться только естественным, что он обхватывает рукой ее грудь через тончайшее полотно ночной рубашки и большим пальцем проводит по затвердевшему соску.
Не отрываясь от его рта, Лаура судорожно вздохнула, ее затопляла тысяча новых ощущений, которые она даже не знала, что может испытывать. Он стал дразнить пульсирующий бутон ее груди большим и указательным пальцами, и по ее венам полилось удовольствие, которое где-то внизу живота объединялось в мощный поток потрясающих ощущений. Когда она сжимала бедра, колено Николаса оказывалось между ними и подталкивало волны удовольствия, заставляя их проникать все глубже и глубже внутрь нее.
Погрузив пальцы в шелковистые волосы Николаса, Лаура выгнулась, прижимаясь к нему и инстинктивно ища облегчение от изысканного давления внутри своего тела. Он принял это за приглашение, просунув свои ноги между ее бедер. Он был таким горячим, напряженным и тяжелым, что тонкая ткань его брюк из оленьей кожи едва не лопалась спереди. Он раскачивался в этой чувственной колыбели в ритме, который был древнее дуба, под которым они укрывались, и щедро расточал ее нетерпеливому рту поцелуй за поцелуем, наслаждаясь ее вздохами и стонами, как будто они были самым сладким нектаром.
Между двумя такими поцелуями мир Лауры разлетелся на тысячи осколков. Ее крик отозвался лесным эхом — отрывистый вопль, который, казалось, звучит и звучит, словно экстаз, что пронизывал ее волнами восхитительной дрожи.
Николас откинул голову, наслаждаясь его музыкой. И хотя память не слишком хорошо служила ему, он бы мог поставить на кон всю свою жизнь, что никогда еще не видел более прекрасного зрелища, чем то, что представляла собой Лаура. Мокрые ресницы на раскрасневшихся щеках, влажные полуоткрытые губы, нижняя часть ее ночной рубашки сбилась между подрагивающими бедрами. Движением, таким же естественным, как вздох, он просунул руку ей под рубашку и застонал от удовольствия и сладострастной муки, когда его пальцы скользнули по влажным шелковистым завиткам в истекающую соком сладость под ними. Под его прикосновением она раскрылась как цветок, поощряя его средний палец проникнуть в нее поглубже.
Лаура резко открыла глаза. И хотя они еще были замутнены потрясением, ни с чем нельзя было спутать ее судорожный вздох или дрожь, что прошла по ее нетронутой плоти. Она была такой, какой и говорила. Она была невинна. Она принадлежала ему.
И должна была остаться невинной еще несколько недолгих часов, пока служитель Господа не благословит их союз и не предоставит им права на тела друг друга. Но Николас не хотел ждать благословения. Он хотел ее прямо сейчас.
И она хотела его. Ее глаза светились страхом, но и доверием тоже. Доверием таким хрупким, что он знал, что она не станет его останавливать, если он решит нарушить его.
Николаса застиг врасплох рвущий из его груди восторг. Он чисто и громко захохотал и, обняв Лауру, перекатился на спину с тем, чтобы теперь она оказалась сверху, а он внизу.
Упершись руками ему в грудь, она сердито уставилась на него.
— Приятно видеть, как ты находишь забавной мою неопытность.
— Я смеюсь не над тобой, ангел. Я смеюсь над самим собой. — Он убрал с ее лица волосы, его рука все еще подрагивала от недавнего экстаза. — Кажется, ты все это время была права насчет меня. Я не из тех мужчин, которые могут скомпрометировать свою невесту. Не в ночь перед свадьбой, во всяком случае.
Лаура с минуту обдумывала это открытие, и ее покрытое веснушками лицо не потеряло ни капли серьезности.
— А как насчет ночи после нашей свадьбы?
Николас усмехнулся.
— В эту ночь я буду только счастлив позволить тебе скомпрометировать меня.
Карета тряско ехала по туманным лондонским улицам, ее извозчик был замотан в шерстяное кашне, а на голове у него красовалась высокая черная шляпа. И несмотря на любопытные взгляды пьяных бродяг и близоруких женщин, которые наводняли узкие переулки, окна кареты закрывали занавески цвета бургундского вина, а на ее внушительных дверцах не было герба, который помог бы опознать ее владельцев.
Если бы кто-то застал Диану мчащейся посреди ночи в закрытой карете, да еще наедине с печально известным маркизом Джиллингемом, это нанесло бы непоправимый удар ее репутации. Она испытывала несколько извращенное удовольствие при мысли о том, как жалостливые взгляды сплетниц превратились бы в шокированные. Пусть бы для разнообразия пошептались о ней за спинами своих поклонников!
