Татьяна Булатова - Три женщины одного мужчины
– Юную! – поднял в назидание указательный палец Рева. – Юную! А с остальными что делать?
– Только в цирк. – Вильский наконец-то выбросил в урну сигарету и похлопал Левчика по плечу. – Желаю удачи, Игорь Кио.
– Если что, я – на совещании, – подмигнув, предупредил Лев Викентьевич и, поправив галстук, отправился в приемную директора.
– Это снова я! – объявил он Любе и сделал нечто, напоминающее реверанс. – Не ждали?
– Ну почему же? – вяло ответила секретарь. – Только собиралась вам звонить.
– Вы согласны идти со мной в цирк?! – возликовал Лев Викентьевич, наивно предполагая, что штурм крепости удался.
– Я не люблю клоунов, – очень тихо произнесла Люба и протянула Реве какую-то бумагу.
– Что это?
– Читайте внимательно, – отказалась объяснять Любовь Ивановна. – Там все написано.
– И кого я могу послать на доводку аппарата? – ознакомившись с предписанием, поинтересовался вслух Лев Викентьевич и присел на стул.
– Это вы меня спрашиваете? – удивилась Люба.
– Это я себя спрашиваю, – пояснил Рева и, нагнувшись к секретарю, томно проговорил: – А от вас мне нужно только одно: «да» или «нет».
– Нет, – на губах Любовь Ивановны появилось нечто, напоминающее улыбку.
– То есть вы категорически отказываетесь идти со мной в цирк? – полушутя-полусерьезно переспросил Рева, но ответа не получил. – Понятно. Как-то странно у вас тут пахнет, – понюхал он воздух. – То ли дешевыми духами, то ли хозяйственным мылом. Не пойму.
– Всего доброго, – пожелала ему Любочка и опустила голову: хамить в ответ она не умела, зато научилась придавать лицу такое выражение, увидев которое противник обращался в бегство, боясь быть замороженным заживо.
– Мурена, – прошипел себе под нос Лев Викентьевич и строевым шагом отправился к себе в лабораторию выполнять поставленную директором задачу. Но Левчик не был бы самим собой, если бы за время короткого пути вновь не сумел почувствовать прелесть жизни, отпустить парочку комплиментов и признаться в любви двум аспиранткам, с восхищением взиравшим на респектабельного ловеласа.
– Ну, как прошло совещание? Успешно? – полюбопытствовал Вильский, оторвавшись от изучения какой-то схемы.
– Нет, – честно признался Левчик. – Арктическая женщина. – Он уже не обижался на Любу. – Дрейфующая льдина.
– А как же цирк? – подмигнул ему Женька.
– Я клоун, – прошептал другу Рева, – а не полярник. Кстати, хочешь поехать в Вильнюс?
– Зачем?
Лев Викентьевич поднес к глазам бумагу и процитировал:
– «Для осуществления наладки Аппарата – ЛЛ 9/3». Ты как? Желтая отпустит?
– Надо подумать. – Вильский не любил принимать скоропалительные решения.
На семейном совете решили, что поездка в Литву как нельзя кстати. Во-первых, это почти заграница. (Супруги Вильские неоднократно бывали в Вильнюсе по служебным делам и всякий раз отмечали европейский лоск этого города.) Во-вторых, напомнила Евгению Николаевичу супруга, неплохо было бы приодеть Веру и Нику. А в Вильнюсе это сделать гораздо проще, чем в той же самой пресловутой Москве, не говоря уж о Верейске, который в 1988 году захлестнула волна тотального дефицита и даже были введены талоны на целый ряд продуктов: мясо, масло, гречка и т. д.
– А еще, – ночью шептала мужу озабоченная Желтая, – тебе нужно немного отвлечься, переключиться, иначе ты так и не напишешь свою несчастную диссертацию. Поезжай, Женька! – уговаривала она Вильского. – Неизвестно, когда еще раз предложат.
– Предложат, – не очень уверенно говорил Евгений Николаевич и мысленно соглашался с доводами жены.
– Ну? – спросил его на следующий день Лев Викентьевич и сразу предупредил: – Решай скорее, а то у меня тут интересный вариант наклевывается.
– А я-то тут при чем?
– Если ты не поедешь, поеду я.
– Ну и поезжай, – легко уступил другу Вильский, в сущности, ему было все равно.
Зато жена Льва Викентьевича словно почувствовала подвох и категорически воспротивилась поездке супруга: «Нечего тебе там делать! Прибор Женька разрабатывал. Его патент. Вот пусть он и едет». «Пусть», – легко согласился Левчик, потому что рядом с Ниной всегда превращался в «хорошего, послушного мальчика» и с энтузиазмом начинал спасать собственную семью от себя же самого.
Перед Евгением Николаевичем такой задачи не стояло, поэтому в Литву он поехал со спокойной совестью. Ну, или почти со спокойной, потому что накануне отъезда произошло нечто, что впоследствии привело к необратимым последствиям, разрушившим жизнь семьи Вильских.
– Кто бы мог подумать?! – делал страшные глаза Лева Рева. – Рыжий вышел из состава семьи так же, как и Литва из состава СССР. Навечно!
– Нашел над чем ржать! – упрекал его расстроенный Вовчик, глубоко переживавший оптимистическую трагедию своего друга.
– Чего ты так расстраиваешься, – успокаивал его Лев Викентьевич. – Литва же не пострадала. Пострадал только Советский Союз.
– Вот именно, – поддакивал Вовчик. – Семья.
– У всех семья, – философски изрек Лева и был прав.
Именно ситуация в семье способствовала тому, что Любовь Ивановна Краско бежала на работу как спринтер к финишу. И не потому, что так любила свое дело или рвалась к общению с людьми. А потому, что здесь, в директорской приемной, ощущала себя в относительной безопасности.
Дома было иначе. Там ее ждала взрослая Юлька, всегда готовая попрекнуть мать за «бесславно прожитые годы».
– Вся жизнь – в общаге! – кричала она на мать. – Вы что с отцом – идиоты?
– Не кричи, – тихо просила ее Люба, чтобы не слышали соседи. Почему-то было стыдно, хотя криками в заводском общежитии никого нельзя было удивить.
– Тебе лишь бы не кричи, – снова кричала Юлька, а Люба замечала, что у дочери дергается глаз и от нее часто пахнет табаком и даже спиртным, но она боялась спросить собственного ребенка, что происходит, потому что боялась услышать: «Не лезь не в свое дело!»
– Пожалуйста, – еще тише молила дочь Люба, – все же слышно.
– Да какое кому дело! – бесновалась Юлька и плакала злыми слезами: она стыдилась своих родителей. Мать – секретарша, отец – наладчик. То же мне профессии! Кому сказать!
– Не вижу в этом ничего дурного, – пыталась погладить дочь по плечу Люба, но Юлька выворачивалась и выплевывала в лицо матери:
– Да ты ни в чем дурного не видишь. Отец спивается, а тебе хоть бы хны. Ты вспомни, когда ты с ним в последний раз разговаривала?
– Вчера, – то ли оправдывалась, то ли напоминала Люба.
– Нормальные родители друг с другом разговаривают не один раз в день.
