Лариса Кондрашова - Умница, красавица
– К безотцовщине, вот к чему! А у нас была любовь…
Соня у нее далеко не красавица, а самая обычная, а у обычных – что делать – самая обычная судьба. И Головин поможет ей доучиться, а затем и с диссертацией поможет… И зря Соня думает, что на жизненном пути ее поджидает толпа кандидатов наук, любителей ее редкостной неспособности учиться… владельцев отдельной квартиры в центре и «Жигулей».
– Мой долг заставить тебя выйти за него замуж, – сказала Нина Андреевна железным голосом и вдруг сникла: – Я… ты… пожалей меня, Соня, тупица моя дорогая, будь хорошей девочкой и выходи замуж.
Нельзя сказать, что Соня вышла замуж, чтобы порадовать Нину Андреевну, хотя та впервые заговорила с дочерью внятным голосом любви, – все же так далеко ее дочерняя любовь не заходила. Она вышла замуж от страха.
Только очень наивные люди считают, что они сами все решают и сами всем двигают, а Соня так не считала. И очень боялась стать исполнителем плана Нины Андреевны пристроить ее в Политех навсегда, до самой смерти, в должности доцента. Лучше, как известно, сдохнуть. Так что же выберет разумный человек – сдохнуть или выйти замуж?..
Вот такие у Сони были нелирические соображения – на один план Нины Андреевны у нее было целых три своих хитрых плана.
• НЕ будет больше обечаек и кривошипов, НЕ будет критериев Шервуда, Нуссельта и Эклера. С мужем она справится легче, чем с матерью, и… м-м… она мечтательно жмурилась… Опера, балет, живопись, стихосложение – все это для нее, она сама выберет, чем заниматься.
• В квартирке у Таврического сада НЕ будет Нины Андреевны, и можно будет любить и жалеть ее на расстоянии. Зачем жить рядом с теми, кто выполняет по тебе долг?
• Быть хорошей женой… интересно, что в точности это означает – быть хорошей женой? Нет, ну самое важное, конечно, секс. А что еще? Еще обед. Еще ребенка родить когда-нибудь нескоро.
Такое вот здравое решение с холодным сердцем и холодным носом. Но Соня же не знала, что, сбежав от Нины Андреевны со своими планами под мышкой, попадет в другой план.
– Пойдем в Эрмитаж, – предложила Соня в первое общее воскресенье.
– Зачем? Я там уже был, – сказал Головин, – мумию видел. За время, которое прошло с нашей встречи, мумия нисколько не изменилась.
И они поехали кататься на лыжах. Начальные условия были заданы Головиным верно, Соня была нежная и послушная – хорошая девочка.
На три Сониных плана у Алексея Юрьевича оказался свой собственный план: конечно же он не мог оставить Соню неучем и все-таки доучил ее в Политехе – сдал за нее сто экзаменов, защитил сто рефератов и прикрутил на лабораторных работах сто проводочков. И через положенное время Алексей Юрьевич получил диплом инженера-механика на имя Головиной Софьи. И, согласно плану, на следующий же день после получения диплома Соня дисциплинированно родила Антошу.
Соня еще некоторое время относилась к мужу как к старшему, – если человек когда-то владел твоей зачеткой, то это накладывает на отношения определенный отпечаток, и получалось, что Головин так и продолжает ставить ей отметки то за одно, то за другое.
Ну, а потом это прошло, – если человек спит с тобой каждую ночь в одной постели, ты скоро забываешь, что он ставил тебе отметки, и сама начинаешь ставить ему отметки то за одно, то за другое. Вскоре Соня с Алексеем Юрьевичем уже жили не как преподаватель и студентка, а как два совершенно равноправных взрослых человека. Отношения их были хорошие, но без любовной игры, – как у товарищей по походу, старшего и младшего, где каждый имеет свои обязанности, а вечером они встречаются у костра, и старший дружески беседует с младшим в стиле «старик, ты уже давала грудь Антоше?».
На самом деле Соне чрезвычайно повезло, что Нина Андреевна привела ее в Политех. Соня, выросшая с таким тяжелым приданым, с неуверенностью брошенной девочки – вдруг разлюбят, оставят? – легко могла бы попасть в любую нехорошую историю. А вот Головин никогда бы не попал ни в какую историю, не женился бы на истеричке, на хищнице, на глупышке… Кто еще бывает такой, неприятный?.. На женщине, которая бы ему изменяла, тоже не женился бы. Он мог сделать только правильный выбор, потому что всегда заранее формулировал задачу и верно задавал начальные условия.
– Ты не опоздаешь? – спросила Соня.
– Опоздаю, – жестко ответил Князев, – и что?
– Ничего, – мягко сказала Соня, – поехали на вокзал. «Красная стрела» отправляется в 23.59. Ровно в 24.00 Золушка-Князев, оторвав себя от Сони, влетел в вагон.
«Еще минута, и поезд превратился бы в тыкву», – подумала вслед поезду Соня и медленно пошла по перрону, чувствуя, что сейчас прольются слезы, море слез, океан. Неужели уже все, все, все?!
…А лето в городе такое короткое, маленькое такое!..
МОСКВА
Сентябрь – это еще почти что лето.
Первое сентября ознаменовалось грандиозным скандалом – пришла расплата за жуков. Последствия этого скандала на первый взгляд казались незначительными, но это только на первый взгляд.
В конце августа, в то самое время, когда Соня с Князевым любили друг друга в ста метрах от трассы, не вполне укрытые от посторонних глаз молодыми березками, Головин с Антошей ползли по реке Воронежке.
Этим летом, впервые за долгие годы, семейство Головиных не отдыхало за границей. Причиной этого был Проект. С Проектом все шло по плану, к концу лета Головину удалось выгодно купить и правильно оформить территорию под строительство сочинского филиала, и в последние августовские дни Алексей Юрьевич внезапно решил, что должен расслабиться, снять галстук и выделить несколько дней на экстрим. И будет логично совместить эти несколько дней с воспитанием сына – должен же он когда-нибудь сделать человека из этого мальчика-девочки.
Антоша был нежный, ласковый, уютный. В нем не было ничего от Головина и все было от Сони – мягкое личико, плавающий русалочий взгляд. Но все, что в Соне было приемлемо и вполне приятно, невыносимо раздражало Головина в сыне. Разве может мальчишка так нерешительно улыбаться, так уплывать взглядом?!.
Ему хотелось, чтобы его сын выглядел по-другому. Казалось бы, Соня одевала Антошу в самое модное, дорогое. Но почему у него всегда брюки мешком, рубашка торчком, словно ему под рубашку для тепла поддели теплую кофточку?
Особенно раздражало, что с Антошей он ничего не мог планировать, – Антоша вылезал из любого плана. Ленивый – раз, расслабленный – два, нецелеустремленный – три. Антоша не держал под подушкой задачник Перельмана, в пять лет не встал на горные лыжи, и в шесть не встал, и в десять. Говорил: «Боюсь высоты». КАК может мальчишка так беззастенчиво признаваться в трусости, это же уму непостижимо?!
