Полина Грекова - Референт
Как длинные тени ползали по потолку в гостиничном номере Павла, как сияла за окном площадь — вся в золотистых огнях, как Павел подошел сзади и положил руки на ее вздрогнувшие плечи. Думала она тогда о Наташке? Помнила о Наташке? О том, что та, бедняжка, скучает и тоскует без мамы? Что в самом распрекрасном профилактории ей грустно и одиноко? В том-то и дело, что не думала! Забыла обо всем на свете, кроме того, что здесь, рядом, он, любимый, единственный… Павел тогда коротко и нежно сжал ее плечи, привлек Анну к себе, горячей шекой прижал мочку ее уха. Уголком губ поймал легкую золотую серьгу. Она знала, что увидит, если обернется. Его взгляд. Тревожный, ищущий взгляд. И этот вопрос в глазах, на который невозможно не ответить. А вот что ответить, Анна не знала. Поэтому продолжала почти с отчаянием смотреть в окно, на прогуливающихся по площади людей, на фонари с чугунными завитками, на слегка покачивающиеся от ветра строгие городские деревья.
— Аня, — тихонько пробормотал Павел, — Аня…
И снова она поняла, почувствовала, что он зовет ее теперешнюю, а не ту, давнюю женщину, выбежавшую на крыльцо в накинутой на плечи шали.
— … Аня! Анечка…
«Что это за знакомый?» — удивленно и непонимающе спросил он в машине, когда она рассказала про огонь и сгорающую бумагу. И даже тогда не догадался, не вспомнил. Не вспомнил…
«Неужели я так сильно изменилась? — с горечью подумала тогда Анна. — А может быть, он и не рассматривал меня особенно? Это я, наивная дурочка, нафантазировала себе любовь на века, придумала, что та мимолетная встреча для него что-то значила».
А сейчас она стояла, теребя нервными пальцами край шелковой шторы, и думала о том, что будет, когда Павел узнает? Ну повернется она, ну поднимет к нему лицо для поцелуя.
Переплетутся руки, сольются дыхания. Потом будет постель. Смятое, лихорадочно откинутое покрывало. Тусклый свет ночника. Поиск разбросанного по комнате белья, шум воды в ванной. «А ты знаешь, мне кажется, я тебя уже раньше встречал?» — неуверенно скажет он. Ей останется только кивнуть и напомнить про холодную лунную ночь, про заливистый лай собаки, про пирожки с капустой. Поверит ли Павел в то, что их теперешняя встреча — случайность? Или вполне резонно подумает, что Анна каким-то образом все это подстроила. Поначалу говорила: «Забудь меня, уезжай. Никогда больше сюда не возвращайся!», а когда узнала, что любовничек-то богатенький да перспек-тивненький, прискакала как миленькая!
Павел легонько провел чуть вздрагивающей ладонью по ее волосам. Анна обернулась так резко, так стремительно, что светлая прядь хлестанула ее по лицу.
— Только не надо ничего, ладно? Я глупо сделала, что пришла в твой номер. Прости меня, пожалуйста. Только в самом деле не надо. Я ничего не хочу тебе продемонстрировать, я не играю. Правда.
Он все понял. Отступил на шаг назад. Неуверенно пожал плечами:
— Как хочешь. Все будет так, как ты хочешь.
Она едва слышно вздохнула, опустила голову и быстро прошла мимо Нестерова к выходу из номера. Закрыла за собой дверь, сбежала вниз по лестнице. Но даже у себя в комнате не могла думать ни о чем, кроме его глаз, вдруг сделавшихся такими темными. Не думала она тогда ни о чем другом: ни о Наташке, ни о «Детском мире», ни о мягких плюшевых зайцах.
Пронзительная, невыносимая тоска по дочери нахлынула неожиданно. Уже в Шереметьеве-2. Накатила вместе со стыдом и мучительным желанием увидеть ее немедленно, сейчас. Прижать к себе, закружить, уткнуться лицом в светлые волосенки, все еще по-детски пахнущие молочком, расцеловать макушечку. И захлебывающимся шепотом пообещать самой себе, что никто и никогда, никакой, самый лучший в мире мужчина не заставит ее позабыть о дочке, не отодвинет Наташку на второй план.
Павел к ее желанию прямо из аэропорта поехать за дочерью в профилакторий отнесся с пониманием, попросил Виктора Васильевича отвезти туда Анну немедленно. Тот с готовностью кивнул, распахнул перед новым референтом шефа дверцу «седана» и себе под нос добродушно пробормотал:
— Вот что значит — мамка! Не успела чемоданы распаковать, уже к ребенку. А что? Правильно!
Тем временем дачные домики вдоль дороги стали попадаться все реже. Лохматая длинноухая дворняга давным-давно отстала. Анна почувствовала, что начинает понемногу дремать: в самолете она почти не спала, все глядела на розовые рассветные облака за иллюминатором.
— Скоро прибудем, — сообщил Виктор Васильевич. — Подарки, наверное, девчушке из Англии везете?
— Конечно. — Она вспомнила о золотоволосой кукле в пышном платье и конструкторе на дне сумки.
Подумала, что их показать нужно будет сразу, пока радостная Наташка собирает свои нехитрые детские пожитки.
— Вот сейчас за поворот, потом еще метров двести.
Анна помнила дорогу. Отлично помнила. Поэтому сразу же отыскала взглядом двухэтажный белый корпус, показавшийся в просвете между деревьями. Огромные светлые окна, белоснежные перила, летящие арки. Пестрые шторки на окнах. С первого этажа сквозь стекло пуговичными глазами смотрит гигантский розовый кролик, сжимающий в лапах алое тряпичное сердечко.
— Мы недолго, Виктор Васильевич. Минут десять-пятнадцать. — Улыбнувшись, она выбралась из салона и направилась к калитке.
Водитель кивнул, достал из «бардачка» пачку сигарет и зажигалку. Тоже вышел из машины. Закурил. Ноздри Анны еще улавливали дымок «Мальборо», но ей уже казалось, что она чувствует теплый, милый запах Наташиных волос.
Однако в группе, по которой бродила одинокая нянечка с ведром и тряпкой в руке, ее ожидало более чем странное известие.
— Наташенька? — Нянечка удивленно вскинула брови. — Может быть, я, конечно, и ошибаюсь, но мне казалось, что ее забрали? Или я что-то перепутала? Да вы поднимитесь на второй этаж. Они сейчас на музыкальном занятии. Но почему же мне так показалось, а? Вроде бы приезжала женщина. Нет, наверное, путаю!
— Наверное, — согласилась Анна, сжимая рукой лямку сумки, в которой лежала золотоволосая английская кукла и хитроумный конструктор. — Не мог ее никто забрать. У нас тут, в Москве, и нет никого. Мы одни с дочерью.
Но тревога — серая и болезненная — уже начала царапать ее сердце острыми стальными когтями. На второй этаж она взлетела в мгновение ока. Распахнула дверь в зал для музыкальных занятий. Удивленно обернулась воспитательница Ольга Тимофеевна, на секунду подняла руки с клавиатуры музыкальный руководитель — полноватая женщина с красивым четким профилем. И только послушные детки продолжали нестройно тянуть песенку про крылатые качели. Наташи среди них не было.
