Возлюбленная для чемпиона (СИ) - Кужель Маша

Черт. Мои глаза мгновенно наполняются неожиданными слезами. Неужели мне придется удалять все органы еще до того, как я заведу семью? Я вытираю щеки.

— Если это рак матки... как вы думаете... смогу ли я иметь детей?

Василиса Степановна берет салфетку и протягивает ее мне.

— Анна, я не думаю, что ваши симптомы вызваны раком матки.

Я осторожно вытираю щеки и сморкаюсь с грацией трубящего слона.

— Извините. Просто сейчас я нахожусь в состоянии сильного стресса, и это делает меня эмоциональной, — я нервно хихикаю. — И, видимо, заставляет меня делать поспешные выводы. Это просто стресс, так? Все это?..

— Стресс может быть фактором, способствующим появлению ваших симптомов, но, судя по анализу мочи, который вы сдали утром, вы беременны.

Я моргаю.

— Я... Простите? Что?

Она мягко улыбается.

— Вы беременны, милая.

Мой мозг так долго пытается осмыслить это слово, что оно начинает казаться иностранным.

— Как я могу быть... Я даже не... Я принимаю таблетки.

— У некоторых женщин в начале беременности продолжаются небольшие месячные, — она встает, чтобы посмотреть в свой компьютер. Она стучит по экрану и крутит что-то, что, как я предполагаю, является моей картой. — Что касается противозачаточных средств, то, конечно, нет ничего стопроцентного: таблетки могут не сработать, если вы принимаете антибиотики. Вам прописывали что-нибудь от...

Я качаю головой.

— Нет. Никаких антибиотиков. Вы уверены? Может быть, они перепутали анализы или что-то еще?

Но, когда я это произношу, я вспоминаю конференцию пару месяцев назад. Я поймала ротавирус и болела несколько дней. Я пила таблетки, в этом я уверена, но какой от них толк, если твой организм не может ничего усвоить?

— Меня тошнило, — шепчу я.

Она сочувственно кивает.

— Такое тоже может случиться.

— Я ухожу в длительный отпуск скоро, — говорит она, — но я могу дать вам направление, если вы хотите сохранить беременность или по какой-то причине не уверены, будете ли ее сохранять.

— Я уверена, — быстро говорю я. В этом вопросе я уверена полностью. Когда я представляла себе свое будущее — в нем были дети.

Я просто представляла, что они будут от Ильи.

Горячие слезы льются из моих глаз: я представила себе его лицо в тот момент, когда я сообщу ему эту новость.

— Черт, — шепчу я. — Вы, наверное, думаете, что я круглая идиотка.

— Вовсе нет. У вас были все основания серьезно отнестись к внезапному изменению уровня вашей энергии. И я рада, что вы это сделали. Мы, конечно же, проверим все анализы и отправим вам результаты.

Я киваю, когда она дает мне еще несколько основных советов по беременности. Но сейчас я нахожусь в ловушке собственных мыслей. Тошнота разрывает меня на части, когда я понимаю, что должна сказать Гене о своей беременности. Я должна сказать его жене.

Я стала той женщиной, которой поклялась никогда не быть.

Глава 65

Аня

19 октября, семь лет назад

У меня были месяцы, а то и годы, чтобы подготовиться к этому, и все равно было что-то нереальное в том, чтобы увидеть моего отца в гробу.

Последние дни были медленным движением к финишной черте, которую никто из нас не хотел видеть. Когда он наконец пересек эту черту и мы увидели конец его страданий, мы все... почувствовали облегчение. Мы скорбели, мы будем скорбеть и дальше, но сама смерть была ожидаемой.

После четырех последних часов в больнице у меня подкашиваются ноги. Я просто хочу вернуться домой к маме и свернуться калачиком на диване с чашкой горячего чая, как будто я ребенок, а не взрослая женщина, которой предстоит похоронить своего отца.

— Почти все, — говорит мама, одаривая меня дрожащей улыбкой.

Я киваю. Почти все. А завтра мы положим отца в землю. При этой мысли у меня сжимается сердце.

После похорон мы все практически не разговариваем, а если нужно что-то сказать, то просто шепчем, не желая нарушать покой момента. Вдруг скорбную тишину нарушает стук в дверь. Кирилл открывает ее и в проеме появляется Илья Корнев. Он крепко обнимает Кирилла. С чувством старого друга, который понимает твою душевную боль лучше, чем кто-либо другой.

Я не знала, что Илья придет. Я никого о нем не спрашивала. Я даже не думала о нем до этого момента.

При виде его у меня по телу пробегает дрожь. Он выглядит таким неправдоподобно красивым в своем черном костюме; я тут же невольно вспоминаю, как он лежал подо мной в гостиничном номере, как его грубые руки ласкали мои бедра, когда я скакала на нем.

Мама сжимает мою руку.

— Анечка, ты как себя чувствуешь? Тебе плохо?

Я качаю головой.

— Все нормально.

Медленно Илья проходит мимо членов моей семьи, выражая каждому искренние соболезнования, и наконец приближается к нам с мамой.

Когда он останавливается около меня, у меня слабеют колени от бури эмоций в этих сине-зеленых глазах. Последние несколько недель я была настолько сосредоточена на папе и на том, чтобы быть рядом с семьей, что у меня не было времени переброситься хотя бы парой слов с Ильей, не говоря уже о том, чтобы подумать, как эта потеря отразится на нем. Как я могла быть такой эгоисткой и забыть о том, что мой отец значил для Ильи?

Он молча притягивает меня к себе и зарывается лицом в мои волосы. Его тело слегка дрожит.

— Мне так жаль, — шепчет он хриплым голосом.

Я снова и снова глажу его по спине, и, когда он наконец отстраняется, слезы, которые я уловила в его голосе, уже текут по его щекам.

— Илюша, — говорит мама, беря его за руку. — Большое спасибо, что ты пришел.

Взгляд Ильи ненадолго задерживается на мне, прежде чем он наконец поворачивается к маме.

— Ваш муж был потрясающим человеком. Я очень благодарен ему за то, что он был частью моей жизни.

— Пойдем, — говорит Женя, беря меня за руку. — Пойдем помянем папу.

Илья приехал, и все снова как в старые добрые времена. Было столько еды и дружеских воспоминаний, что это больше походит на очередной семейный обед, чем на поминки. Так хотел бы папа, и я все время ловлю себя на том, что жду, когда отец войдет на кухню.

Странно, как работает наш мозг, ведь отец, которого я видела последние несколько лет, чаще всего болел, был худым и слабым. Лысым. Но, когда я представляю, как он заходит на кухню, я вижу перед собой высокого и сильного папу из моего детства.

Если бы папа был здесь, он бы пошел на звук наших голосов на кухню. Папа всегда тянулся к людям — он любил, чтобы дом был полон, и был счастлив находиться в центре компании, а не наедине с хорошей книгой, как я. Он всегда шел прямо к маме, словно ему нужно было прикоснуться к ней и убедить себя в том, что она настоящая, что она есть, потому что одной совместной жизни никогда не хватит для полного счастья. Потом он садился за стол и слушал. Именно это ему больше всего нравилось в больших компаниях. Он никогда не хотел быть главным рассказчиком или весельчаком-балагуром, но ему нравилось слушать разговоры.

— Ты в порядке?

Я даже не осознавала, что смотрю в одну точку. Моргнув, я поворачиваюсь к Илье. Его глаза мягкие и нежные, а рука, касающаяся моего плеча, — теплая. Я киваю.

— Думаю, всей жизни не хватит, чтобы смириться с тем, что его больше нет, — я говорю это тихо, зная, что эти слова могут вызвать у любого очередной приступ слез.

— Я понимаю.

Он указывает на дверь.

— Пойдем прогуляемся?

— Я бы не отказалась.

Глава 66

Аня

Я беру пару бутылок пива из холодильника и иду за Ильей. На улице уже темно, солнце давно село, но свет еще не зажгли.

Я опускаюсь на скамейку и достаю из кармана открывалку для бутылок.

— Одна из них для меня?

— Если хочешь.

— Это первый раз с тех пор, как я подписал контракт с хоккейной лигой, когда я выпил больше одной рюмки.

— Твое тело — это храм.