Любовь – это путешествие - О'
– Ой, – шепчет Деб, которая все-таки глянула на тест.
Вырываю его у сестры из рук. Одна полоска. Не беременна.
– Слава богу! – Я прижимаю тест к груди, а потом вспоминаю, что Деб на него пописала, и швыряю на пол.
Деб тихонько плачет, закусив губу.
– Эй, ты чего? – Я толкаю ее в плечо. – Все в порядке, ты не беременна. Все хорошо.
– Да, – всхлипывает сестра, вытирая щеки. – Да, все хорошо. Отлично. Только… Не знаю даже, просто я на минутку представила…
– Представила, что ты беременна?
– Ага.
Я замолкаю, слегка растерявшись.
– У меня никогда не будет ребенка, да? – спрашивает Деб.
– А ты разве хочешь? Я думала, нет.
– Я и сама думала, что не хочу. Но сейчас уже и не знаю. Парень мне точно не нужен. Муж тем более. Но вот ребенок… Наверное, однажды я буду к этому готова.
– Тебе и не нужен муж, чтобы родить ребенка! – Я тыкаю пальцем в тест на полу. – Вон, погляди! Доказательство. Почти получилось, и все сама!
Деб смеется сквозь слезы.
– Вот только я всегда старалась, чтобы такого не случилось. Вот мысль про ребенка и кажется такой странной. Неужели я себя совсем не знаю?
Она выглядит искренне озадаченной.
– Так бывает. Иногда мы понимаем, что хотели чего-то, только упустив шанс.
– Да уж, жестокий мир. – Деб трет мокрые щеки. – Ладно, жизненный кризис миновал. Никакого ребенка. Хочешь выпить?
Я смотрю на часы на телефоне и понимаю, что пора возвращаться в паб. Маркус, конечно, рад моему уходу, так что я тем более должна вернуться. И все-таки мне хочется остаться дома, где вещи пахнут уютом и любимым маминым порошком. Хочу остаться с Деб, которая всегда меня замечает и мне рада.
– Вино и приятная беседа? – предлагаю я.
– Прекрасное решение. Помоги подняться, кризис слегка подкосил мне ноги, – шутит сестра, протягивая мне руку.
Мы с Адди обожаем лето: длинные солнечные дни, клубничный лимонад, бархатные кусочки персика. Мы потихоньку привыкаем к совместной жизни, учимся спокойно решать проблемы, запоминаем, кто из какой чашки пьет кофе по утрам, и полузабытый липкий ужас остается где-то в прошлом.
Пока в школе каникулы, на выходных мы едем в Лондон на спектакль. Поначалу Адди сопротивлялась: мои вкусы ей кажутся «недоступными пониманию», но я соблазнил ее именами известных актеров и вкусным мороженым в антракте.
Увы, в первые же минуты понимаю, что спектакль я выбрал неудачный: на сайте театра утверждалось, что эта современная интерпретация «Парижской резни» Марло «столь же искрометна и сенсационна, как эпизод популярного ситкома», однако никакие купальники кислотных расцветок не способны сделать пьесу понятной обычному зрителю. Скрипя зубами, наблюдаю, как королева Наваррская добрых пять минут стонет в предсмертных муках. Какого черта я потащил Адди в Лондон ради такого провального представления?..
Адди нетерпеливо ерзает, томясь от скуки, и я беру ее за руку.
– Пойдем отсюда, – шепчу я.
– Что? – Она недоверчиво смотрит на меня в полутьме театра.
– Это же полный бред, – говорю я, прижимаясь губами к ее уху, и чувствую, как она вздрагивает от прикосновения. Меня обдает жаром. Такая реакция и меня самого заводит. – Это кошмар, Адди. Как бы сказала Деб? Ах да, лажа.
Адди прыскает, и кто-то позади нас сердито шикает. Мы протискиваемся вдоль ряда, беспрестанно извиняясь, и выйдя из зала, устремляемся на улицу.
Используя весь свой талант, я пародирую долгую смерть королевы, Адди плачет от смеха, а на веснушчатых щеках остаются серые потеки туши.
– Мне надо выпить, – говорит она, утирая слезы.
Борюсь с соблазном погуглить лучший бар в этом районе и позволяю Адди затащить меня в плохо освещенный, с липким полом паб на углу улицы. Наученная Деб, Адди ловко занимает нам столик, опередив парня в строгом костюме и его девушку.
Окрыленные побегом из лап королевы Наваррской мы выпиваем слишком много и слишком быстро. Когда я встаю в туалет, комната кренится влево.
Возвращаюсь и вижу, как какой-то тип – бритая голова, борода, под синей футболкой бугрятся мышцы – болтает с Адди. И, без сомнения, она ему нравится. Это очевидно по его языку тела. Тем более она такая красавица! Шелк вечернего платья отливает серебром, запястья увешаны браслетами из крупных розовых бусин.
– Все нормально? – спрашиваю я нарочито суровым тоном, но получается только какое-то воронье карканье – я слишком пьян.
Черные волосы Адди вьются по бледным плечам, как расплывающиеся чернила в воде. А над ней нависает этот амбал… От этой картины по спине бежит холодок, словно страх никогда меня и не покидал.
– Дилан! Тамал уже познакомил меня с мамой, – улыбается Адди. – Как тебе такое, а?
Она просто меня дразнит. И, конечно, в глубине души я это понимаю. Но заметив за спиной Тамала его пожилую мать, ради которой он просит уступить наш столик, в словах Адди я слышу только критику. Опять же, с одной стороны, мне совершенно ясно, что я сам виноват: давно пора было представить Адди родителям, вот только мы с ними не виделись с того дня, когда они перестали давать мне деньги. А об этом я ей до сих пор не рассказал.
– Значит, и домой пойдешь к Тамалу?
Все участники беседы смотрят на меня в изумлении. Надо же было ляпнуть не подумав! Я искренне не понимаю, откуда вообще взялась это фраза… Хотя нет, понимаю: нечто подобное мог сказать мой отец.
Адди спокойно встает, вежливо улыбается Тамалу и его старенькой матери, а затем выходит из паба. Хочу надеяться, что она ждет меня снаружи. Но у входа ее нет. Может, поехала на вокзале? Или будет ждать уже в Чичестере, чтобы мы вместе поехали на такси до дома?..
Но в итоге Адди нигде нет – значит, ушла к родителям. И в два часа ночи я еду к Маркусу в отчаянной надежде, что он дома один и еще не лег спать, а потому выслушает мое самобичевание.
Маркус открывает дверь в одних трусах. Только сейчас я замечаю, как он похудел: под кожей бледными тенями просвечивают ребра, на бедрах глубокие впадины, словно следы огромных пальцев.
– Ты ее бросил?
Похоже, я все-таки его разбудил: голос у него сиплый, а глаза осоловелые.
– Я облажался, и она ушла. И не знаю, вернется ли.
Маркус прикрывает глаза.
– Заходи.
Его чичестерский дом обставлен довольно изыскано – думаю, это Индия приложила руку, хотя Маркус уже несколько месяцев ее даже не упоминал.
– А если она меня бросит? – спрашиваю я и понимаю, как жалко это звучит. – Что, если она вообще уйдет к другому?
– Тогда ты поймешь, что я был прав, – мрачно отвечает Маркус, прислонившись к холодильнику. – Придешь ко мне, напьемся, и наконец-то все пойдет как надо.
Мы то безгранично счастливы, то ругаемся из-за пустяков. Третьего не дано.
В июле Дилан приглашает меня отпраздновать годовщину в самом шикарном ресторане Чичестера. Он теперь занимается репетиторством с детьми богатеев, и на день рождения ему вручили под тысячу фунтов в качестве подарка. А я купила френч-пресс – никакого сравнения с щедрым сюрпризом от учеников.
В ресторане подозрительно тихо, а каждое подаваемое блюдо до странного крошечное и почему-то с пеной.
– В жизни не слышала, чтобы ели пену, – ворчу я, подцепив вилкой большой зеленый пузырь.
– Высокая кухня, милая, – заявляет он тоном аристократа.
Впрочем, это его естественные интонации. С матерью он только так и говорит. И, кстати, я с ней все еще не знакома. Очередной повод для ссоры, постоянно висящий в воздухе: мои родители еще в январе предлагали ему переехать в их дом, а с его я ни разу даже не разговаривала!
– Как тебе, э-э, квоффл из требухи? – интересуюсь я. В тарелке у него что-то очень похожее на мяч из «Гарри Поттера»!
Дилан прыскает, чуть не облив меня водой. Я тоже хихикаю, косясь на другие столики, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Вокруг одни шестидесятилетние мужчины с красивыми женщинами лет сорока. Какая банальность! Гадаю, кем приходятся эти женщины своим спутникам: эта любовница, эта – третья жена, опять любовница, эскортница, а эта убьет его во сне ради выплат по страховке…
