Измены (СИ) - Инфинити Инна

Она трет ладонями лицо и только сейчас я замечаю, насколько уставшей она выглядит. Наконец, поднимает на меня взгляд.

— У нас давно нет семьи, Юр. Я не знаю, что ты собрался налаживать. Нечего налаживать. Руины от нашей семьи остались.

— Я так не считаю, — категорично заявляю. — Я верю, что мы можем все исправить.

— Поезд ушел.

Я понимаю, что сейчас с ней говорить бесполезно, поэтому просто ухожу из квартиры. В ближайшем ларьке покупаю сигареты и закуриваю. Никогда в жизни не курил, а как только вышел из больницы — сразу потянуло. Просто жизнь повернулась на 180 градусов.

Надо думать, как достучаться до Ани. Вообще, чувствую себя самым большим идиотом на свете: жена изменяет, а я вместо того, чтобы развестись, пытаюсь с ней помириться. Да, я во многом виноват перед ней, но это не дает ей никакого права творить сейчас весь тот ужас, который она творит.

До самого вечера я просто тупо хожу по улицам и соображаю, что делать дальше. На диалог она идти не хочет, а на все мои претензии отвечает «Подавай на развод».

Может, попробовать повлиять на нее через детей?

Точно. Срываюсь с места и бегу к метро. Еду на Цветной бульвар и покупаю там четыре билета в цирк. На следующий день ставлю Аню перед фактом, что в субботу мы всей семьей идем на представление.

— У меня уже есть планы на субботу, — холодно отвечает.

— Значит, отмени их.

— Нет.

— Хорошо, — пожимаю плечами. — Тогда я скажу детям, что ты не можешь уделить им время, потому что очень занята с любовником. И твоим родителям тоже это скажу, они наверняка спросят, почему я веду детей в цирк один.

Аня упирает руки в боки и прищуривает глаза. Весь ее вид выражает презрение и ненависть ко мне, а я снова борюсь с желанием приложить ее головой о стену.

Сука, а я ведь могу однажды и не выдержать, если она продолжит вытворять это.

— Ладно, — наконец, отвечает. Разворачивается, вешает на плечо сумочку, обувает туфли и уходит из квартиры, хлопнув дверью так, что она чуть ли не слетает с петель.

В пятницу после работы я еду к Аниным родителям за детьми. Андрей и Василиса несутся мне навстречу, как только я переступаю порог квартиры. Подхватываю сына и дочку на руки и целую в щеки.

— Папа, где ты так долго был? — спрашивает Вася.

— Немножко болел, но уже поправился.

Я прощаюсь с тещей и тестем и везу детей домой. Аня к нашему приезду приготовила ужин, и мы сидим на кухне вчетвером, как раньше, когда все еще было хорошо. Дети увлеченно рассказывают о поездке на море с бабушкой и дедушкой, потом восторгаются тем, что мы завтра пойдем в цирк.

Аня выглядит очень счастливой и радостной. То и дело тянется поцеловать детей и подкладывает им в тарелки еды. Гора медленно падает с моих плечей, и я расслабляюсь. Все хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Но как только дети ложатся спать, Аня возвращается в свое привычное состояние полного игнорирования меня. Делает лицо кирпичом и, даже не глядя на меня, принимается мыть посуду.

Я подхожу к ней сзади и обнимаю за плечи. Она тут же спешит сбросить с себя мои руки, но я только усиливаю захват.

— Не прикасайся ко мне, — шипит.

Я сжимаю ее еще сильнее.

— Ань, хватит, — тихо говорю. — У нас семья.

— Нет у нас никакой семьи. — Она все-таки сбрасывает с себя мои руки и резко разворачивается ко мне лицом. — Не смей больше прикасаться ко мне.

Желание придушить ее просыпается в груди яркой вспышкой. Сжимаю со всей силы кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

— Твою мать, у тебя совсем крыша поехала? — рычу.

— Не нравится — подавай на развод, — спокойно парирует.

— Не будь дурой и не доводи до точки невозврата.

— Ты уже до нее довел.

С ней бесполезно разговаривать, поэтому я просто разворачиваюсь и ухожу в свою комнату. Руки сводит судорогой — так сильно мне хочется выплеснуть гнев. Открываю окно и швыряю на улицу вазу. Судя по тут же заоравшей сирене, она упала на чей-то автомобиль.

На следующий день мы идем вчетвером в цирк. Аня снова изображает из себя счастливую маму и жену. Покупает детям сладости, фотографирует их, разговаривает со мной. Я уже понял, что это у нее такой образ: на людях она делает вид, что у нас все хорошо. Оскар по ней плачет.

Дети, вымотанные представлением, быстро засыпают, и Аня возвращается в свое привычное состояние: полный игнор меня. Я снова предпринимаю попытку с ней поговорить и снова слышу «Поезд ушел» и «Не нравится — подавай на развод».

Я пытаюсь убедить себя, что ей требуется время, хотя и не понимаю, для чего именно. Для того, чтобы понять, что я уже давно не пью? Или для того, чтобы осознать, что я ей никогда не изменял?

Аня снова отвозит детей к своим родителям, и мы снова начинаем жить, как соседи. Иногда она не приходит ночевать, а отвечать на мои вопросы нужным не считает. Я злюсь все больше и больше и в какой-то момент просто перебиваю в квартире всю посуду, а потом ухожу, хлопнув дверью и оставляя Аню стоять, вжавшись от страха в стену.

Я еду в квартиру своей матери. После ее смерти она так и стоит закрытой. Живу несколько дней там, напиваясь каждый вечер. Аня не звонит и не спрашивает, где я. Наверное, ей наплевать.

К концу недели я все-таки решаю вернуться домой и поговорить с женой снова. Захожу во двор многоэтажки и направляюсь к подъезду, но резко торможу, когда вижу Аню, сидящей на переднем сиденье чужого автомобиля и целующейся с водителем.

Я прирастаю к одной точке на асфальте и смотрю на эту картину, не имея ни малейших сил пошевелиться. Кровь шумит в ушах, а сердце стучит где-то в районе глотки и, кажется, сейчас просто разобьется. Или уже разбилось.

Снова чувствую резкую вспышку ярости. Ее эпицентр — в груди, а оттуда она растекается ядом по рукам, заставляя сжать кулаки. За секунду я преодолеваю расстояние до автомобиля, открываю водительскую дверь и вытаскиваю мужика за шкирку.

— Эй, ты кто такой? — только и успевает сказать, когда я со всей силы бью его кулаком в челюсть.

— Юра, ты что делаешь!!! — Аня выскакивает из машины, но я продолжаю избивать ее любовника.

Бью его несколько раз по лицу, затем коленом в живот, отшвыриваю тело на асфальт и продолжаю избивать ногами. Бью, куда попадаю: в лицо, в туловище, по ногам. Вокруг разливается лужа крови, когда ко мне подлетают какие-то мужики и силой оттаскивают от бездыханного тела.

Глава 37. Возвращение домой

Его поцелуй настолько неожиданный, что я сначала цепенею с широко распахнутыми глазами, а потом, придя в себя, тут же отстраняюсь.

— Что ты делаешь!? — пытаюсь вырваться из его рук, но Юра только усиливает захват.

— Успокойся ты уже, — говорит со смешком в голосе. Рывком притягивает к себе и снова целует.

Я не знаю, что делать. Юра так крепко меня держит, что из его рук не вырваться. Поэтому я просто стою, пока он сминает своими губами мои. Но когда его язык проникает мне в рот, я инстинктивно прикрываю глаза и…

О Боже, кажется, я отвечаю на его поцелуй.

Сначала осторожно, едва шевеля губами, а потом чуть сильнее. Нахожу его язык и переплетаю со своим. Мои руки меня не слушаются и сами обвивают его шею. Губы, впрочем, тоже уже живут своей жизнью и целуют Юру с таким же чувством, как и он меня.

И почему-то сейчас всплывает в памяти наш первый поцелуй: 22 года назад поздним осенним вечером у моего подъезда. Кажется, Юра меня поцеловал после нашего второго или третьего свидания. Я тогда еще жутко боялась и стеснялась его, краснела каждый раз, когда он на меня смотрел и брал за руку. Но сама, конечно же, мечтала, чтобы он мою руку никогда не отпускал. Помню, как сильно грохотало и выпрыгивало из груди мое сердце во время того поцелуя. Мне даже казалось, что Юра его слышит.

И сейчас мне тоже кажется, что он слышит, каким сумасшедшим галопом скачет мое сердце.