Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры
– Марат, выйди, я переоденусь в машине.
Он покорно вылез. Я надела купальник и юбку.
Когда я вылезла из машины, Марат смотрел на меня горящими жадными глазами.
– А ты будешь купаться? – спросила я.
– Конечно!
Мы долго плавали, наслаждаясь удивительно теплой водой, и дурачились, как молодые.
– Хватит, милая, пора вылезать, у тебя волосы совсем промокли, ты можешь простудиться, ночи еще прохладные, идем!
Мы вышли из воды. Марат набросил мне на «плечи полотенце.
– Ну вот, конечно, ты уже вся дрожишь! Какой дурак!
Он стал заботливо вытирать меня и вдруг прижал к себе на мгновение и тут же оттолкнул.
– Нет, не могу, я сойду с ума! Я так хочу тебя, что…
– Марат…
– Не надо, не смотри на меня так, мне начинает казаться…
– Марат…
– Идем скорей!
– Куда?
– В машину!
Ах, не все ли равно, в машину так в машину, лишь бы быть с ним, обнимать, целовать его. Но не тут-то было. На стоянке кишмя кишел народ.
– Поедем ко мне, – хрипло прошептал Марат.
Между тем уже почти стемнело. Он гнал машину по шоссе и вдруг резко свернул в сторону, на какую-то узкую дорогу, проехал немного и затормозил.
– Bce! – выдохнул он. – Больше не могу, черт с ними, с израильтянами, иди ко мне скорей, моя любимая!
Все, что двадцать лет мы оба так или иначе загоняли вглубь, от чего пытались избавиться, вырвалось наружу.
Боже мой, как же я жила двадцать лет без этих поцелуев, этих прикосновений… Мои предположения о его возможной несостоятельности не оправдались, и я с упоением отдалась ему в машине на каком-то израильском проселке. Ну и коленца откалывает судьба!
Меж тем уже совсем стемнело. И к лучшему. Воображаю, в каком мы были виде – в песке, в поту, да и одежонка наша, надо думать, пострадала во время любовных игр, не до нее нам было.
– О чем ты думаешь? – еле слышно спросил Марат.
– О том, что пора возвращаться, Даша, наверное, уже волнуется.
– А я думаю о том, что я самый счастливый и одновременно самый несчастный человек в мире! Как я мог добровольно лишить себя такого счастья, такого блаженства! Я словно и не жил эти годы! А ты вернула мне жизнь, ты вновь сделала меня мужчиной, ты вырастила мою дочь… Как же я виноват перед тобой, любимая, единственная, от тебя пахнет морем…
Этот пафос вперемешку с любовным бредом в темной машине на пустынной дороге привел меня в чувство.
– Ну хватит, Марат, пусти! Надо как-то привести себя в божеский вид и ехать домой.
– Нет, поедем ко мне!
– Даже и не думай!
– Но почему?
– Потому! Как все это будет выглядеть в глазах детей? Мамочка пустилась во все тяжкие?
– Ты хочешь сказать… что ты… спала с этим, как его…
– А ты полагаешь, что я в сорок семь лет собираюсь выходить замуж в белом платье с флердоранжем, блюдя невинность до брачной ночи?
– Ну не сердись на меня, старого дурака, я так счастлив, только и мечтаю о повторении…
– Полегче, полегче, Марат Ильич!
– Нет, у меня еще пять дней здесь, и я не желаю терять время!
– Рассчитываешь за пять дней наверстать упущенное за двадцать лет?
– Ну хоть самую малость, а потом, почему только пять дней? А в Москве?
Мне стало смешно.
– Ладно, выйди из машины, надо одеться и что-то придумать, отчего мы в таком виде.
– Проще простого: искупались, заблудились, колесо спустило, чем не версия?
– И что тебе мешало так складно врать двадцать лет назад? Я ведь не требовала развода, может, побегали бы полгода на тайные свидания и никакой любви давно бы уж не осталось!
– Выходит, нет худа без добра?
– Выходит, так!
– Значит, ты любишь меня? Не пытайся возражать, я это понял вчера, когда ты кричала, как ты меня ненавидишь!
Неужели это было только вчера – день рождения, Котя, этот кретинский торт, а я снова увязаю в любви к Марату. Нет, с этим надо что-то делать! Но странно, я не чувствую вины перед Котей, при мысли о нем у меня просто делается тепло на душе. Про таких, как я, моя Алевтина говорит: она не блядь, а честная давалка.
Нет, все не так, с Котей я сошлась по велению души, тела, потому что была влюблена в него. А с Маратом все куда сложнее, и… вообще не в счет. Это вне жизни – пять дней, и все. Пусть они будут, эти пять дней, как награда за двадцать лет. А потом все равно конец. И не надо сейчас думать о Москве. Пять дней да мои! А потом я буду здесь общаться с друзьями, поезжу по Израилю, порисую вволю, но это все потом, потом, а эти пять дней – мои, мои, мои!
– Марат, который час?
– Одиннадцать.
– Ого, надо спешить. Но вид у нас с тобой совершенно непристойный. Что же делать?
– Надо позвонить им и сказать, чтобы не ждали нас, ложились спать.
– А у тебя есть телефонная карточка?
– Нет.
– И у меня нет. Значит, это отпадает. Тогда так, поедем к Любе.
– А где она живет?
– На улице Членов.
– Что?
– Да, да, ты не ослышался, на улице Членов.
– Что за дикое название?
– Это улица Членов какого-то конгресса или что-то в этом роде, но адрес – просто улица Членов, дом такой-то.
– Грандиозно? Я в Москве всем буду рассказывать, что жил на улице Членов. Но я не знаю, где это.
– От нашего дома я дорогу найду.
Подъехав к Любиному дому, я глянула на ее окно.
Там горел свет, а в других комнатах было темно. Если звонить в дверь, мы всех перебудим. Попробую покричать в окно.
– Люба! – сдавленным голосом позвала я.
Не слышит.
– Любашка!
Ничего.
– Давай я камешек кину, – предложил Марат.
– А стекло не разобьешь?
– Скажешь тоже! О, тут есть песок, еще лучше!
Он нагнулся, взял горсть песка из какой-то кучи и швырнул Любке в окно. Она мгновенно выглянула.
– Кто тут?
– Любка, это я, Кира!
– Кирка, ты что тут делаешь?
– Впусти меня скорее, потом объясню.
Дверь подъезда была уже заперта на ночь, и Любке пришлось спуститься вниз. Она открыла дверь, всплеснула руками при виде меня и, ничего еще не успев спросить, обнаружила стоявшего за моей спиной Марата.
– Здрасьте, ну и вид у вас! Вы что, пьяные? Ладно, поднимайтесь, только тихо, мои уже спят.
– А позвонить от тебя можно?
– Можно.
Мы на цыпочках вошли в квартиру.
– Что случилось?
– Любочка, можно Марат сперва приведет себя в порядок, а я пока все тебе объясню и позвоню Дашке.
– Звони, а я провожу Марата Ильича в ванную.
Только постарайтесь не шуметь.
Я позвонила домой.
– Алло, Дашенька!
– Мама, куда вы пропали? Что-нибудь случилось?
– У нас колесо спустило, уже в темноте, пока то да се, вот только сейчас добрались до телефона. Через полчаса будем дома. А вы нас не ждите, ложитесь спать.
