Екатерина Вильмонт - Подсолнухи зимой
– Уверена, что наврал. Испугался просто. Он же только на днях прилетел из Швейцарии.
– То-то и оно. Я даже спросила, может, у него что-то другое отслоилось. Знаешь, как он оскорбился? А еще мне на мобильник странная эсэмэска пришла…
– Да? Какая? – живо заинтересовалась Марго.
– «Не мылься, сука!» А отправитель не указан.
– Римма Павловна повторяется! – усмехнулась Марго.
– Думаешь, это она? – поразилась Аля.
– Не думаю, а точно знаю! Из-за этого я ее и выгнала из дому.
– А что ж она тебе писала?
– Все в таком же духе. Я думала, уймется… Я ведь Левке объяснила… Вот что, Аля, ты эту эсэмэску стерла?
– Конечно.
– Так вот, если еще придет, покажи ее Левке. Скажи, что тебя уже это замучило.
– Зачем?
– А пусть он ей вмажет.
– Не вмажет… побоится.
– Да, наверное… Господи, что она с ним сделала… Это был такой прелестный человек… Ну да Бог с ним. Пошли еще поработаем. А ты все-таки озирайся.
Лев Александрович позвонил Даниилу Аркадьичу.
– О, Левочка! Рад слышать! Как жизнь молодая?
– Разве это жизнь? – тяжело вздохнул Лев Александрович. – Дань, давай встретимся, выпьем пивка, а лучше водочки, поговорим по душам… Чего-то оглянулся по сторонам – пустота. Словом не с кем перемолвиться. А мы, как-никак, понимаем друг дружку.
– Что ж, давай! Завтра у меня часа в четыре будет время, как смотришь?
– Годится.
– Левочка, а ты точно звонишь не по просьбе Марго?
– Ты смеешься? Марго стала бы меня просить, если бы вздумала с тобой пообщаться?
– Пожалуй, ты прав. Я все надеюсь, вдруг в ней проснется что-то человеческое.
– Полегче на поворотах, дружище. Я свою сестру в обиду не дам.
– Все, проехали. Значит, завтра в четыре. Пообедаем, выпьем. Рад буду видеть!
– Элико!
– Нуца, погоди, еще пять минут!
– Опять ты смотришь этот маразм! – возмутилась Нуцико.
– Я же не мешаю тебе смотреть твои политические программы!
– Ладно, я жду тебя на кухне.
Действительно, через пять минут Эличка явилась на кухню.
– Что тебе приспичило?
– Поговорить надо!
– О чем это?
– О Марго.
– А что с Марго? Случилось что-то? – встревожилась Эличка.
Нуцико взяла сигарету, щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась.
– Вах, Нуца, ты меня пугаешь!
– Послушай меня…
– Вай мэ!
– Элико, я боюсь за Марго. Мне она не нравится. Она в последнее время как сжатая пружина, и, по-моему, у нее депрессия.
– Она собирается лететь к Варе в Париж… Отдохнет, развеется… – испуганно пролепетала Эличка.
– Это не поможет!
– Знаешь, когда Котэ ушел, у меня тоже была депрессия, но жизнь взяла свое. Я уж не говорю о…
– И не говори. Я понимаю, – кивнула Нуца. Она и так знала, что Эличка имеет в виду гибель сына.
– Но я живу… И даже радуюсь иногда… Мы вырастили Тошку… Пригодились…
– Но Марго еще рано растить внуков, тем более что у Тошки, слава богу, нет намерения в ближайшее время сделать ее бабкой.
– А знаешь, они когда вернулись с Майорки, хотели завести еще ребеночка, а потом эта история…
– Элико, я хочу с тобой посоветоваться.
– Нуца, ты же всегда была самая умная, зачем тебе мой совет?
– Тут такая история, что совет просто необходим. У меня нет стопроцентной уверенности, но я могла бы попробовать помочь Марго…
– Так помоги, если можешь!
– Элико, мне немного страшно…
– Ну, говори уже, в чем дело!
– Слушай!
Даниил Аркадьич и Лев Александрович обрадовались друг другу.
– Привет, старина! – хлопнул Даниила Аркадьича по плечу Лев Александрович. – Выглядишь классно!
– Ноблесс оближ!
– Это в каком смысле? Какой ноблесс? Холостая жизнь, что ли?
– Да нет, я же теперь на телевидении работаю. Надо соответствовать.
– Да? А почему я тебя не видел ни разу?
– Пока я на спутниковом канале. Это, знаешь ли, прощальный подарок Марго. Она мне швырнула этот контракт в качестве отступного… Все-таки, Левочка, она стерва! Безжалостная, холодная стерва.
– Никогда не думал, что она холодная, – усмехнулся Лев Александрович.
– Не о том речь, – поморщился Даниил Аркадьич. – Ладно, расскажи лучше о себе?
– Да как-то все хреново, брат Данила! Бабы достали! Как-то все разом на меня ополчились…
– Кто все? – улыбнулся Даниил Аркадьич.
– Да все, девка эта на работе. Лялечка, черт бы ее взял, Верка с Риммкой снюхалась, мстит, паскуда, Римма со свету сживает, буквально, ну и Аля…
– Аля со свету сживает? Ой, слабо верится!
– Да не то чтобы сживала… Но достает.
– Так избавься от них! В чем проблема?
– От Верки я избавился, а она, тварь, мне теперь мстит, выследила меня с Алей, стукнула Риммке, та пасла меня у квартиры, где мы с Алькой встречались…
– Застукала?
– Бог миловал! А потом еще Марго сказала, чтобы Риммкиной ноги в ее доме не было.
– С чего вдруг?
– Оказалось, эта гадина посылала Марго всякие гнусные эсэмэски.
– Так это Римма? – поразился Даниил Аркадьич.
– Представь себе. Я чуть со стыда не сгорел перед тетками и Марго… Теперь Римка меня к ним в дом не пускает, скандалит…
– И ты поддался?
– Да нет, бываю там, но вот на Новый год… Она меня утаскивает на Гоа. А что я там забыл, черт бы ее подрал!
– Так, с Риммой ясно. А с секретуткой что?
– Не дает, падла! Подарков требует. И еще грозит ославить, если выгоню. Жуть просто! Я ей сережки серебряные купил, так она их в рожу мне швырнула. Мол, за такую дешевку ублажать такого старого козла ей незачем. А я без нее уже не могу… Тиски, брат.
– Да… Круто… Ну, а Аля-то что?
– А она любви хочет, всяких слов, какого-то определенного стиля поведения. А просто послать ее далеко и надолго я не решусь… Если Марго взбесится, я могу вообще ни с чем остаться, я ж Финский дом на нее перевел… Мужика бы ей другого найти, что ли… Я надеялся, она с Таськой в Италию подастся, так нет… Марго отговорила… Ну и что мне делать, а? Хоть вешайся!
– Слушай, я попробую тебе помочь!
– Сам, что ли, на Альку глаз положил? – озлился вдруг Лев Александрович.
– Да боже упаси! Она для меня слишком пресная. Есть у меня один приятель, меня с ним Марго познакомила, некто Михеев, знаешь такого? Михей Михеев, банкир в отставке. Он мечтает жениться на скромной русской бабе, но с мозгами и без фанаберий. Он скоро в Москву собирается, решил, что непременно помирит меня с Марго.
– А ты хочешь?
– А ты как думаешь?
– Ну с ней же тяжело, ответственно…
– Ты Цветаеву хорошо знаешь?
– При чем тут Цветаева?
– А у нее стихотворение есть, «Попытка ревности», кажется. Там такие строки: «После мраморов Каррары как живется вам с трухой гипсовой?»