Кетти Слейк - Лунная дорожка счастья
— Ну что же, — сказал Фарренс, — хорошая будет ночка для созерцания луны и звезд. Правда, нам не придется говорить об этом ночью по радио, аппаратуру мы выключим. У них наверняка есть свой передатчик, могут засечь нас.
— Что вы думаете о тех студентах? — спросил Барт.
Фарренс состроил гримасу.
— Удостоверения выглядят нормально. Но могут быть подделаны. Будем иметь их в виду.
Кристина слушала их с восхищением. Казалось, они обсуждают предстоящий пикник, а не операцию захвата людей, подозреваемых по меньшей мере в двух убийствах и попытке совершить третье.
Наконец Фарренс поднялся и сказал:
— Лучше найдите молодого Джима и проинструктируйте его. Он собирался проверить Сквотур перед уикэндом. А я поговорю с радиостанцией и больницей. — Он улыбнулся Кристине. — Благодарю за ланч, юная леди.
— Не меня. Это ваша жена приготовила.
Фарренс довольно хмыкнул.
— То-то мне вкус показался знакомым. Вы уверены, что не хотите ехать к нам?
— Уверена. Но все равно спасибо.
— Тогда скажите Хелен, что я велел ей оставаться с вами, пока мы не вернемся.
Фарренс открыл дверь, Кристина хотела выйти проводить его, но Барт удержал ее:
— Ты не должна подавать виду, что в доме кто-то есть, — настойчиво сказал Барт. — Надеюсь, никто не видел тебя утром.
— А что будет, когда стемнеет? Думаешь, я буду сидеть тут полночи в темноте?
— У тебя ведь есть одеяла, маленькая злючка?
— Есть, конечно.
— Тогда просто повесь их на окна, чтобы свет ламп тебя не выдал. О'кей?
Она выглядела растерянной.
— О'кей. Должно быть от удара у меня с головой…
— После всего, что произошло, твоя голова в полном порядке. Да и все остальное тоже.
— Поскольку ты видел меня в худшем состоянии, полагаю, с тех пор я становлюсь лучше.
— Все хорошо, леди. — Он шагнул к камину и достал дробовик. — У тебя есть еще патроны для этой реликвии?
Ободренная теплыми словами, Кристина достала из шкафчика коробку с патронами и банку ружейного масла.
— Это то, что тебе нужно? — улыбаясь, спросила она спокойно.
— Именно. — Барт со знанием дела осмотрел ружье. — Немного пыли, но в неплохом состоянии. Если дашь мне старую тряпку, мигом очищу.
Пока Барт возился с ружьем, Кристина убрала со стола, чувствуя приятное сердцебиение от сдержанных комплиментов Барта. «Что увеличивало их значимость, — решила она, — так это его безусловная честность», — и подумала, что это хорошая черта, внушающая уважение к мужчине.
Они встретили сумерки в затененной гостиной, болтая о том о сем, изредка и слегка касаясь прошлого. Это было деликатное изучение друг друга, где больше подразумевалось, чем говорилось. Они обнаружили много общего, несмотря на совершенно разное происхождение. Различия были более в жизненном опыте, нежели в складе ума и убеждениях, которые придавали отношениям пикантность. Они еще решали, какого рода отношений хотят, и каждый подходит к этому осторожно.
Внезапно волна желания — отчетливая, как вкус и осязание, — пробежала от одного к другому.
Руки Барта невольно тянулись к ней, и он с трудом отводил взгляд от плавных линий ее груди и бедер. У Кристины пересохло в горле, сердце учащенно забилось: ручеек приятных ощущений жизни превращался в поток неясных стремлений.
Но в тисках прошлого, в рубцах от старых ран, не уверенные в глубине и полноте вдруг захлестнувшего их притяжения, каждый оставался спокоен, охраняя их новое хрупкое взаимопонимание.
— Я заинтересовалась твоими книжками, — сказала Кристина, — у тебя хорошая библиотека.
Он с нежностью посмотрел на нее и улыбнулся.
— Не совсем то, что ты ожидала, а?
Как он разгадал ее так быстро? Кристина собралась было вежливо возразить, но осеклась и задумчиво ответила.
— Не совсем. Я думала, ты склонен больше к другой литературе.
Голос Барта был почти робок.
— Может, мы все носим маски, вводящие других в заблуждение. Наверное, легче развесить на людей ярлыки, чем постараться увидеть, каковы они на самом деле. Например, как я стараюсь сейчас… Я рад, что оказался неправ, и рад, что понял, как был неправ.
— И я тоже.
Они посмотрели друг другу в глаза. Она улыбнулась смущенно, вспоминая свое презрительное отношение к Барту, — неужели это было всего несколько дней назад?
— Я тоже тебя приняла за другого. Гордый ковбой, чей единственный друг, — его лошадь.
— Значит, мне надо поработать над своим имиджем. — Его голос и черты обрели бурлескный стиль ковбоя в духе Джона Уэйна. — Допустим, я с Запада, мэ-эм, но, клянусь, я в жизни не целовался с лошадью. — Он засмеялся, взглянув на часы, включил транзисторный радиоприемник, настроенный на местную станцию.
Прозвучали финальные такты музыки, и диктор объявил: «А теперь последние новости, переданные по телефону. Сара Реймер, инспектор данного региона, объявила, что будет принимать предложения граждан по организации нового парка в эту субботу с двух до пяти… Молодая женщина, раненная при несчастном случае в Национальном Монументе Джошуа Три, унесшем вчера жизнь одного человека, как сообщают, находится в хорошем состоянии в больнице на обследовании… Огонь полностью уничтожил…».
Барт щелкнул выключателем и повернулся к Кристине.
— Ну вот, теперь я чувствую себя чуть получше. У меня еще есть кое-какая работа до вечера, но мне не хочется уходить, прежде чем Хелен не придет сюда.
— У нее много дел, но я уверена, она скоро будет, — успокоила его Кристина. — Никому неохота тащиться сюда средь бела дня, особенно после этих новостей. И потом у меня хороший сторож, Горнист.
Услышав свое имя, собака шлепнула длинным черным хвостом по полу.
— Ну ладно, — сказал Барт, — если он поднимет гвалт, спрячься и дай ему полаять. Это всякому отобьет охоту соваться в Стоун Хаус. На всякий случай, давай покажу, как обращаться с дядюшкиным мушкетоном. Чтобы стать метким стрелком, ты должна знать кое-что о дробовике. Если неправильно прицелишься, дробинки отскакивают в дом.
Глава семнадцатая
После ухода Барта Кристина приуныла, вновь дали о себе знать синяки и ссадины. Она проглотила две таблетки аспирина, приняла еще раз горячий душ и натерлась арникой Хелен Фарренс. Когда боль утихла, она прошла в студию и взялась за карандаш. Но при задернутых шторах для работы было слишком мало света. Она знала, что не сможет ни на чем сосредоточиться. Мысли Кристины разбегались: слишком велико было эмоциональное возбуждение, вызванное переменой в ее отношениях с Бартом; слишком жестокой и холодной была реальность, связанная с гибелью Антонио, нападением на нее и планами Барта и Фарренса по захвату преступников.
