Лиз Айлэнд - Розовое гетто
Писательницам, которые сидели за длинным столом, принесли еду, и они как-то притихли. Сцена за нашим столиком не осталась незамеченной. Несколько дам с любопытством глазели на нас, а Барбара даже спросила:
— Встретилась с давним приятелем, Ребекка?
Флейшман развернулся к ней.
— Вообще-то мы с Ребеккой живем вместе.
— Соседи, — пискнула я.
— Ага! — кивнула Барбара. Мое уточнение ничего для нее не значило. Она прищурилась. — Уж не вы ли сидели рядом со мной на выступлении Элисон Руни?
Он, значит, проигнорировал мою речь и пошел слушать Элисон Руни?
— Потрясающее выступление, не так ли?
Я тяжело вздохнула.
— Барбара Симмонс, это Герб…
— Флейшман, — оборвал он меня. Потом энергично продолжил: — Секундочку! Вы — Барбара Симмонс, которая написала «Шаловливую маркизу»?
Она на мгновение запнулась.
— Да, это я.
— Я влюбился в эту книгу. — Он оглядел длинный стол, прямо-таки облизываясь. — Вы все пишете дамские романы?
— Мы — Портлендское отделение РАГ.
За какие-то десять минут Флейшман перезнакомился со всеми. И лобстер ему принесли за длинный стол, где он уже втиснулся между Барбарой и Дарлен Пейдж. Дарлен, которая днем так нервничала, теперь явно расслабилась и оживилась. Улыбалась, смеялась, шутила, вызывая смех сидящих рядом и напротив. Флейшман каким-то образом вытащил ее из кокона, в котором та пребывала весь день.
Дэн и я принялись за ватрушки, в изумлении наблюдая, как Флейшман приручает писательниц.
— Твой приятель умеет находить подход к людям, — заметил Дэн. — И какие книги он пишет?
— Если уж на то пошло, он драматург. — Я отпила кофе. Внутри у меня все кипело. — Драматург, пьесы которого не ставят.
— Комедии?
— В каком-то смысле.
Дэн задумался, потом покачал головой:
— Среди моих клиентов драматургов еще нет:
— И это хорошо. Пятнадцать процентов от нуля — деньги небольшие.
Он рассмеялся:
— Не очень-то ты его поддерживаешь.
— Уже наподдерживалась.
Дэн пристально посмотрел на меня:
— Ты хочешь сказать, что… между вами ничего нет?
— Именно. — Ужасно хотелось добавить: «После этого вечера мы, вероятно, даже перестанем быть соседями».
— Забавно. А мне показалось, будто я что-то почувствовал.
Я покраснела.
— Ну, однажды было, — солгала я. — Даже дважды. Но теперь мы просто соседи. С нами в квартире живет еще одна соседка. Квартира большая. Ее зовут Уэнди. — Я запнулась. Получалось, что квартиру зовут Уэнди.
— Думаю, ты об этом уже упоминала.
Неужели? Я старалась, чтобы у него не создалось ложного впечатления, но старания мои, похоже, привели к обратному результату.
С другой стороны, разве Дэн мог правильно оценить ситуацию, если мой бывший бойфренд возник на моем первом за шесть месяцев свидании?
Да и не знал Дэн, что это мое первое свидание за шесть месяцев.
Да и не было это настоящим свиданием.
А теперь и вовсе перестало быть свиданием. Обернулось катастрофой.
Когда мы поели, Дэн вежливо поинтересовался:
— Подождем, пока твой приятель отобедает?
Я посмотрела на длинный стол, где Флейшман ворковал со своими новыми подругами-писательницами. По лицу Дарлен ясно читалось, что она нашла свою истинную любовь.
— Нет, он еще долго не встанет из-за стола.
По пути в отель я думала о том, что Флейшман не ревнующий бывший бойфренд, а бывший бойфренд, одержимый любовными романами. Но принял бы Дэн мою версию?
Даже у меня не было уверенности, что она соответствовала действительности. И потом, я никак не могла забыть фразу Дэна: «Мне показалось, будто я что-то почувствовал», — которая еще больше все запутывала.
С одной стороны, мне хотелось спросить, что он имел в виду, но тогда я бы оборвала наши едва завязавшиеся отношения.
Хотя, может, они у нас с Дэном еще и не завязались…
Когда мы вошли в отель, я набралась храбрости и спросила, не хочет ли он посидеть в баре. Дэн покачал головой:
— Нет, благодарю. У меня завтра ранний рейс.
Я кивнула. Лицо залила краска. Следовало придержать язык.
Я повернулась, словно хотела пройти к регистрационной стойке и узнать, нет ли для меня сообщений.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Все эти книги, в которых вам советуют брать инициативу на себя. Сожгите их!
— Мне нравится эта юбка.
Рената стояла посреди моей неприбранной комнаты в общежитии и смотрела на меня, словно старалась понять, не подшучиваю ли я над ней.
— Правда?
— Да.
Она склонила голову. Когда заговорила, в чуть хрипловатом голосе звучала подозрительность, как если бы я стал утверждать, что она бы превратилась в самую популярную девушку в кампусе, пройдя через кафетерий в трусиках и лифчике.
— И что тебе в ней нравится?
Она была первой девушкой, которая предложила мне выступить в роли критика одежды. За несколько недель я прошел путь от выпускника, готовящегося защищать диплом по английской литературе, до ведущего шоу «Что нельзя надевать». В самом начале это было забавно.
— Что-то в ней есть игривое. Она подчеркивает красоту твоих ног.
Я думал, что сейчас она плюхнется на стул моего соседа по комнате. От малейшего комплимента лицо ее заливала краска.
И знаете что? Мне это нравилось. Мне нравилось, что она спрашивала мое мнение, а потом краснела, если я одобрял ее выбор. Я чувствовал, как вхожу в роль наставника, помогаю прокладывать путь в мутных и опасных водах пруда, каким являлась социальная жизнь нашего колледжа. Приятно осознавать, что ты кому-то нужен.
«Только не влюбись», — предупреждал я себя. Наверное, мог бы и не предупреждать. Нам нравилось быть друзьями.
Помните свои девятнадцать? Когда вам девятнадцать, вы уверены во всем. Что можете курить как паровоз и не бояться рака легких. Что можете поспать полтора часа, а потом свеженьким как огурчик явиться на экзамен по биологии. И что никогда не было рок-группы лучше, чем «Уизер».
Или что можно общаться с симпатичной девушкой, у которой обалденные ноги и согласные на все глаза, и каким-то образом не влюбиться в нее.
10
Услышав в половине второго ночи стук в дверь, я решила, что шум этот разбудит не только меня, и решительно выглянула из постели, настроенная на скандал.
— Что ты тут делаешь? — спросила я, распахивая дверь. Не дожидаясь, пока увижу, кто за ней стоит. И так было ясно.
