Оливия Стилл - Жара в Архангельске-1
Увидев на пороге Оливу в обществе Даниила, Мими на секунду поморщилась, но тут же изобразила на своём лице улыбку и обняла подругу.
— Пойдёмте пить чай, — сказала она и провела своих гостей на такую же вылизанную и блестящую стерильной чистотой кухню. На полированном столе, кокетливо покрытом чистыми кружевными салфеточками, стояли чайные приборы и пирожные в красивой вазочке.
Оливе очень хотелось есть — она последний раз ела нормально, пожалуй, ещё в Москве, и то задолго до отъезда. Пирожные лишь раздражали её аппетит — ей хотелось не пирожных, а нормальной еды: картошки с мясом, например. Но Мими не предлагала нормальной еды, а попросить у неё Оливе было неудобно.
Чай в тонких чашках был ароматен, пирожные с нежной кремовой начинкой были вкусны, но Олива не чувствовала вкуса ни того, ни другого: всё в этом доме — и пирожные, и стерильный без единого пятнышка стол, и чистые кокетливые занавески с рюшами, и тихая интеллигентная беседа Мими с Даниилом о газете «Наш темп» — всё казалось Оливе приторно, слащаво и ненатурально. Она чувствовала, что Мими на самом деле терпеть не может Даниила и не понимает её; Олива видела её натянутую улыбку, сквозь которую чувствовалась откровенная неприязнь, ей было обидно, что её любимого не принимают таким, какой он есть; но всё это были мелочи на данный момент — Даниил был рядом, и Олива была счастлива несмотря ни на что.
Вечером ей на мобильник позвонил Салтыков. Олива вышла в коридор, оставив Мими и Даниила беседовать в гостиной.
— Привет-привет! — Салтыков даже после вчерашнего держался бодрячком, — Ты где щас?
— Мы у Мими сидим, — Олива сделала ударение на слове «мы».
— И сколько вас?
— Трое: мы с Даниилом и Мими.
— Яасно. А я вчера так убухался, шо пиздец! Какие у тебя планы на вечер?
— У нас пока не знаю, какие планы, — Олива опять сказала «у нас», хотя Салтыков спрашивал конкретно про неё, а не про них с Даниилом.
— А завтра?
— Завтра я уже уезжаю.
— Ыыы. Жалко…
Поговорив с Салтыковым, Олива случайно глянула на часы — было уже половина десятого. Пора было сматываться, о чём она незамедлительно сообщила Даниилу. Провожая гостей в прихожую, Мими облегчённо вздохнула — всё-таки целый день они её тут мурыжили. Влюблённые были настолько поглощены друг другом, что потеряли чувство времени и забыли, что торчать в гостях до такой поры даже как-то неприлично.
Потом Олива и Даниил ещё несколько часов гуляли и торчали где-то в подъезде. Расставаться очень не хотелось, но Оливе надо было укладываться: завтра утром отходил её поезд на Москву…
— До лета, — сказал Даниил и поцеловал её.
— До лета семь месяцев…
— Они пролетят для тебя, как семь дней. Обещай мне, что, когда приедешь в Москву, не будешь замыкаться в себе и депрессовать.
— Постараюсь…
— И в поезде не реветь.
— А вот этого не обещаю…
Однако в поезде Оливе реветь не пришлось. Она нарочно сказала Даниилу, что её поезд рано утром — Оливе не хотелось, чтобы он провожал её. Она боялась, что не выдержит, расплачется прямо там, на перроне, и, глядишь, чего доброго, никуда не уедет. Олива так полюбила Архангельск, друзей, которые в нём живут, что мысль о Москве была ей просто невыносима.
Так она и бродила до поезда по дворам Привоза, мимо укутанных ранними сумерками пятиэтажек, и слушала в плеере Многоточие.
Мир Не Без
Того, что может сдвинуть тебя с пути…
Мир Не Без.
Однако мы идём своей дорогой.
Мир Не Без
Путей и ложных троп, которых много…
Гл. 29. Никкин реванш
Зима в городе Архангельске в конце января всё-таки взяла своё. Столбик термометра опустился аж до минус двадцати градусов, лужи на дорогах подмёрзли, и завыли-закружились с порывами ветра снежные метели.
Никки знала, с кем Даниил провёл эти новогодние праздники. Она также догадывалась, почему он почти перестал появляться у неё дома. За весь месяц он пришёл только два раза, и оба раза был сам не свой, на Никки не обращал никакого внимания, а всё время у неё дома проводил исключительно за компьютером.
— Треснуть тебе, что ли, по балде?! — возмущалась Надя, старшая сестра Никки, — Когда ты перестанешь позволять этому альфонсу вытирать об себя ноги???
— Надя, не надо так говорить про Даниила, — отвечала Никки, — Он не альфонс.
— А кто же? Неужели не видишь, что он приходит к тебе исключительно ради интернета? А как только приехала эта московская шалава — побежал к ней, а не к тебе! Где твоя гордость, сестричка?
— У нас с тобой, Надя, разные мировоззрения.
— Только не надо мне излагать свою точку зрения, всё равно я её не приму, — отрезала Надя, — А если этот альфонс явится сюда ещё раз — он полетит отсюда вверх тормашками! Ясно? Что ты на меня глазами хлопаешь?! Я тебе ещё раз говорю — не можешь защитить себя сама, это сделаю я.
— Ладно, — неожиданно сказала Никки, — Только ты, пожалуйста, не беспокойся: свои проблемы я уж как-нибудь решу сама. Договорились?
…Даниил шёл бесцельно по городу, не обращая внимания на метель, бьющую прямо в лицо. Ему всё здесь напоминало об Оливе — и, как ни убеждал он себя в том, что он нисколько не влюблён в неё — не думать о ней он просто не мог. «Но ведь так не должно быть, — думал он снова и снова, — Ведь это не любовь. Какой мне смысл думать о ней, если от этого только хуже…»
Он дошёл до перекрёстка, сам не зная зачем, свернул на Садовую и… очутился на пороге Никкиной квартиры.
Никки открыла дверь и молча посторонилась, пропуская его. Даниил посмотрел на неё и сразу всё понял. Такой он не видел её ещё никогда — она ничего ему не сказала, но в её глазах уже не было того преданного восторга и любви, которые он привык видеть в глазах влюблённых в него девушек. Она молча пристально смотрела на него, и этот новый, презрительно-строгий взгляд её Даниила даже покоробил.
— Интернета сегодня не будет, — холодно произнесла она.
— Я ж не за интернетом пришёл, — сказал Даниил.
— Хм… А зачем же?
— Ну… как зачем?
— Не знаю, зачем, — устало обрубила Никки, — У меня уже давно такое чувство, что ты приходишь не ко мне, а к моему компьютеру.
Даниилу стало стыдно. Он молча постоял в прихожей, низко опустив голову. Затем произнёс:
— Это не так, Никки…
— Разве? — она вскинула на него глаза, — А по-моему, это так и есть.
— Никки… — на Даниила было жалко смотреть, — Никки, я очень несчастлив…
— В чём же ты несчастлив? — она пыталась ещё казаться строгою.
— Я запутался…
