Астра - Роль «зрелой женщины»
На улице уже стемнело, когда они вновь очутились на тротуаре.
— Странно. Всего шесть часов вечера. Здесь темнеет раньше, чем у нас, — удивилась Марианна.
— Потому что здесь нормальное поясное время, — пояснил Сергей. — Без декретного часа. Они берегут здоровье нации, работают, чтобы жить, а не наоборот, — он смотрел на нее любующимся взглядом. — Марианна! Время еще детское. Как насчет театра?
Они попали на представление городской труппы современного танца. Среди пышных ярусов и портьер, в ослепительном свете тяжелой люстры и мелких канделябров, вежливо подняв нескольких зрителей, она уселись в бельэтаже в последнем ряду. Свет медленно погас. Вздрогнув, пошел в стороны тяжелый, как старинная шпалера, занавес, затканный гербом города Лейпцига, флагами и фанфарами. На сцену вышел человек в черном трико, с белым, как мел, лицом, ярко-красным жадным ртом. Сделав несколько угловатых движений, он упал на спину и стал дергаться, как паук. Из-за кулис выбежали еще несколько фигур и застыли в некрасивых позах. Марианна разочаровано посмотрела на своего спутника. Воспитанным на русском танцевальном искусстве да на лихих страстях, нелегко смириться с пустыми поделками актеров с застывшими намалеванными лицами.
— Скучаешь? — Сергей тихонько привлек ее в темноте.
Их руки сплелись, голова Марианны легла на его плечо, и между ними начался тот ласковый танец трепетных пальцев, какой бывает только в юности. Первое отделение пролетело незаметно. Зажегся свет. Марианна смутилась.
— Девочка моя, — улыбнулся Сергей. — Мы все решим сами.
Она опустила глаза.
— Не отвечай, не надо. Помчались в буфет. Вот за пирожные я ручаюсь. С шоколадным кремом, орехами, цукатами из папайи.
Во втором отделении на сцену выбежали народные плясуны. Стало повеселее. Теперь Сергей и Марианна сидели, едва касаясь локтями, зато поминутно встречались взглядами. Словно бы исчезли собственные границы, чувства объединились и свободно плескались в ласковой тишине. Шел двенадцатый час ночи, когда в душе Марианны неясно шевельнулась тревога. Какая, откуда?
— Мне пора в гостиницу, Сережа.
— Пора, так пора. Пойдем.
Они вышли из зеркальных дверей театра. Улицы были пустынны, лишь огни рекламы переливались яркими цветами, но и их стало меньше. По широкой пешеходной улице они пробежали до перекрестка, свернули налево и остановились, ожидая зеленого огня светофора. Машин на дороге не было.
— Бежим, — шагнула Марианна. — Чего ждать-то?
Сергей удержал ее.
— Ты не в Москве, Маришка. Стой и жди «зеленый». Немцы — они во всем немцы.
Она дернула плечами.
— Вот ещё! Всегда, что ли, по шнурочку ходить?
— Да уж, не наша кровь. Зато стопроцентная немецкая надежность.
— Бежим.
Большинство окон гостиницы были темны, лишь над входом по-прежнему переливались затейливые готические буквы.
— Где твое окно? На пятом, с балконом? — поднял голову Сергей. — Твоя соседка либо не спит, либо включила ночник. Странно, — он всмотрелся внимательнее. — Странно. Похоже, что в комнате плавают завитки дыма. Я видел такое однажды. Скорее, скорее.
Они пробежали мимо портье к лифту, потом по тихим коврам пятого этажа к двери, толкнулись в номер. Замок был заперт изнутри, за дверью стояла тишина. Сергей налег плечом. Тщетно. Марианна смотрела на него.
— Что могло случиться, Сережа? Надо позвать кого-нибудь.
Он отрицательно мотнул головой.
— Ни за что. Огласка — это конец всему. Здесь не шутят. Бежим вниз, я что-нибудь придумаю.
Вокруг дома росло несколько высоких деревьев, не близко, но так, что самые тонкие ветки могли шелестеть у балкона на расстоянии вытянутой руки. Одно из таких деревьев, липа, темнело на фоне городского засвеченного неба ближе всех. Медлить было нельзя. Вокруг не было ни души.
— Держи, — Сергей сбросил на руки Марианны плащ, пиджак, рубашку, швырнул на замерзшую землю ботинки и носки. — Смотри снизу и желай удачи.
Подпрыгнув до нижней ветки, он подтянулся и с проворством таежного шишкователя, привыкшего забираться на вековые кедры, пошел вверх по стволу, как по ровному месту, и это в Лейпциге, в самом центре города! Поравнявшись с пятым этажом, он заглянул в окно. И качнул головой, увидев всю картинку. Затем продолжил подъем к самым верхним тонким веткам. Ухватившись сразу за несколько, повис на них всей тяжестью, рывочками склоняя к балкону, здесь, на страшной высоте.
— Ой, мамочка, помоги ему, ой, мамочка, — дрожала внизу Марианна.
Липа нехотя наклонялась. Осторожной раскачкой, вцепившись как клещ, Сергей приближался к балкону. Рывок, рывок, еще, ближе… Вот уже палец ноги ощутил холод железа. Крах! — сломалась, будто выстрелила, верхняя ветка, его шатнуло вбок, но босая нога успела зацепить решетку, словно утюгом. Сергей повис на сгибе лодыжки между балконом и охапкой схваченных ветвей.
— Все хорошо, хорошо, хорошо… — заклинала внизу Марианна.
Он бросил ветви, подтянулся к коленям, ухватился за перила и спрыгнул на балкон. Со свистом распрямилось потревоженное дерево. Открыть балконную дверь труда не составило. Распахнув настежь обе створки, впуская холодный свежий ветер, он в первую очередь выдернул из розетки кипятильник, опущенный в сгоревшую кастрюлю с чадящей едой, после чего взялся за людей. Настя и Магомед лежали в объятиях друг друга. Оба опьянели от водки, угорели от дыма, мычали и кашляли в ответ на его расталкивания. Не теряя времени, он завернул каждого в одеяло и вытащил на балкон. Кое-как заправил постель. После этого разрешил подняться Марианне. Быстро оделся.
— Убери на столе и в номере так, чтобы комар носу не подточил, — скомандовал отрывисто. — Я сбегаю за крепким чаем и лимонами, больше им ничего не нужно, пока не очухаются. Эту гадость вылей, куда следует, кастрюлю и кипятильник заверни в пакет, я выброшу по дороге.
Марианна выполняла приказания. Вскоре комната обрела прежний вид, даже цветы ее стояли в вазе, но резкий дух пожарища впитался в стены как самая прямая улика. Еще через полчаса горемыки сидели в креслах, со стоном держась за виски, бледные, вялые, как картофельные побеги, и пили крепкий чай с половинками лимонов в чашке. К рассвету молодые люди окончательно пришли в себя. Настя надела лучшее платье и подкрасилась, Магомед сбегал к себе переодеться и явился в черной рубашке, вельветовых черных брюках с поясом, украшенным наборной чеканкой. Под воротником появился красный платок. Сергей принес еды и фруктов. Мужчины вышли на балкон. Прекрасный город светился огнями, как драгоценная брошь на черном бархате.
