Анастасия Дробина - Билет на бумажный кораблик
Последнее относилось уже ко мне.
– Никуда я в золотом платье с бантом не пойду, – твердо сказала я. – Посмотрим, что там за черное.
Через час примчался мальчишка-цыганенок с двумя пакетами. В одной оказалась гора золотистой парчи, которую я, несмотря на стенания Милки, не стала даже разворачивать. Из второго пакета выпало черное платье с аккуратным вырезом и без рукавов. Оно мне понравилось гораздо больше, и, чтоб утешить Милку, я пообещала надеть бриллиантовые серьги, которые Милка тут же вынула из своих ушей, и кольцо с гранатом, оставшееся от бабки Ревекки. Гранат и бриллианты показались мне не лучшим сочетанием, но нервировать подругу на седьмом месяце беременности я не стала.
После обеда приехали с лекций бразильцы и застали меня за примеркой платья. Мануэл вытаращил глаза, расставил руки и издал трубный звук, выражая высшую степень восторга. Жозе уронил рюкзак с книгами, а Мария весело зааплодировала.
– У тебя праздник? – спросил Ману, непринужденно сгребая меня в охапку и сажая к себе на плечо.
– Пусти, платье порвешь! – вырвалась я. – Да! День рожденья у меня! Я вас всех в ресторан приглашаю, цыган слушать! Жозе, только не говори, что у тебя завтра зачет! Ничего слышать не хочу!
Жозе не сказал, что у него зачет. А Ману вдруг перестал улыбаться, и они, все трое, обменялись странными взглядами.
– Что такое? – испугалась я.
– Твой день рождения – сегодня? – переспросила Мария. – Сегодня?
– Да…
– День Йеманжи. Это…
Ману предостерегающе поднял руку, и Мария умолкла на полуслове.
– Да в чем дело? – заволновалась я. Но Ману уже снова начал скалить зубы:
– Ничего, ничего. В ресторан? Здорово!
В «Золотое колесо» мы прибыли к девяти часам. Цыганский ансамбль уже работал. Увидев в дверях меня и моих гостей, тетя Ванда на полуслове оборвала слезный романс, и цыгане хором грянули:
Выпьем мы за Сашу, Сашу дорогую,
Свет еще не создал красавицу такую!!!
Посетителей в этот вечер было довольно много, и все смотрели на нас. Наверное, подумали, что прибыли какие-нибудь важные гости из посольства. Тринадцатилетняя Марита, улыбаясь во весь рот, подошла ко мне с бокалом шампанского на подносе. Я заколебалась: пить мне, после недели лечения, было нельзя. Но цыгане заголосили:
– Пей до дна, пей до дна, пей до дна!!!
Я осторожно глотнула – и через край бокала улыбнулась тете Ванде: вместо вина мне подали яблочный сок. Она заговорщически улыбнулась в ответ, меня с песней, как загулявшего купца, проводили от дверей в зал, и первым делом я увидела… Жигана, который сидел за столом в одиночестве и пил коньяк. Вот черт!
Жиган отсалютовал мне стаканом и жестом пригласил за свой стол. Отказываться не имело смысла. Я покосилась на Марию. Та стояла вся пунцовая и бурно дышала: грудь ее в низком декольте ходила ходуном. На ней сегодня было классическое платье цвета чайной розы с юбкой до колен, открывающее шею и прекрасно подчеркивающее фигуру. Волосы Мария подобрала в узел на затылке. Выглядело это все сногсшибательно.
– Мы можем уйти, – шепотом сказала я.
– Нет, – так же шепотом ответила она. И мы с ней в ногу зашагали к столику Жигана. За нами шли ребята.
– С днем рожденья, – довольно вежливо сказал Жиган, когда я приблизилась. Впрочем, сигареты изо рта не вынул. – Классно выглядишь.
– Спасибо, – буркнула я. Как всегда при виде Жигана, настроение испортилось. А когда я заметила, какими взглядами они обменялись с Марией, мне ощутимо стало плохо. Но ко мне подошел Ману, отодвинул для меня стул, усадил, налил сока, улыбнулся во весь рот, сверкнув зубами, – и меня немного отпустило. Напомнив себе, что Мария – взрослая женщина, почти мастер капоэйры и что тут находится ее брат, я решила все-таки провести хороший вечер.
Праздник в самом деле удался. Впервые в жизни я была в ресторане не на работе, а просто так. Цыгане очень долго пели для нас, и я видела, что им приятны бурные, искренние восторги бразильцев. Мария даже заплакала, когда тетя Ванда с дочерьми спела забирающую за душу «Невечернюю». Жиган вел себя прилично, пил мало, советовал Мануэлу не налегать на коньяк («А то я тебя, бугая, на себе домой не поволоку»), на Марию почти не смотрел. Та тоже казалась спокойной и веселой, пила шампанское, смеялась, восхищалась цыганами и, когда малявка Марита исполнила перед нашим столиком свою бурную «венгерку», сняла с шеи золотую цепочку и подарила девчонке. Жозе молчал, пил вино, думал о своем и явно мечтал вернуться домой, к своим книгам.
После полуночи гости начали расходиться. В зале оставались только мы да полупьяная компания за дальним столиком. Цыгане ушли отдохнуть перед последним выходом, на эстраде были только дядя Коля за роялем и дед Килька со скрипкой. Я сидела, уткнувшись лбом в скрещенные руки, чувствовала сильнейшую усталость и мечтала оказаться дома, в постели, с книгой на коленях и яблоком в руках. Мануэл и Жозе тихо разговаривали на своем языке. Мария украдкой поправляла полураспустившуюся прическу. Она много выпила сегодня, и ее глаза сильно, болезненно блестели. Жиган подозвал официанта и о чем-то договаривался с ним. Тот кивнул, отошел к роялю, – и через минуту дядя Коля с дедом Килькой заиграли танго.
Жиган встал. Обойдя стол, подошел к Марии, и она тут же поднялась ему навстречу. Я пнула под столом Мануэла, но тот лишь помахал рукой: ерунда, мол. Я разозлилась на себя, понимая, что выгляжу как глупая наседка, и откинулась на спинку стула, окончательно решив ни во что больше не вмешиваться. Жиган и Мария тем временем стояли друг против друга, и рука Марии уже была в ладони Жигана, и он, наклонившись, что-то негромко говорил ей. Прислушавшись, я подумала, что у меня слуховые галлюцинации.
Кто изваял тебя из темноты ночной,
Какой туземный Фауст, исчадие саванны?
Ты пахнешь мускусом и табаком Гаваны,
Полуночи дитя, мой идол роковой…
«Вот паразит, выучил все-таки…» – потрясенно подумала я. Было похоже, что сам Жиган вряд ли понимает смысл произносимого, но звучали стихи впечатляюще. Я вдруг подумала: неужели он сообразил прочитать предисловие к сборнику Бодлера? Бодлера, самого беспутного из парижских поэтов, наркомана, всю жизнь прожившего с проституткой-негритянкой, посвятившего ей свои лучшие строки? Свет зажженной на столе свечи падал на напряженное лицо Жигана, бился в его черных узких глазах. Мария улыбнулась и потянула его за руку. И они пошли танцевать.
Это было сильное зрелище. Конечно, нельзя было не заметить, что Мария танцует гораздо лучше своего партнера, чувствуя себя в ритме танго как рыба в воде, но и Жиган умудрился ни разу не наступить ей на ногу – при том, что не сводил с нее глаз. Глядя на то, как он запрокидывает Марию и тут же прижимает к себе, чтобы через мгновение запустить штопором через ползала, я вспоминала давний вечер четыре года назад, когда Жиган точно так же вел в танце меня. Скосив глаза, я увидела выглядывающие из-за служебной двери физиономии наших цыган, официантов, метрдотеля. Да… Бодлеру такое, вероятно, и не снилось. Уголовник и мулатка – чем не романтика?
