Кэтрин Стоун - Ложе из роз
– Право же, я этого не заслужила.
– Разве? А как же все эти академические награды?
– Только номинации, Элинор.
– Во-первых, одну премию вы уже получили, а во-вторых, можете называть меня старомодной, можете даже сказать, что я ископаемое, но я ценю вашу отвагу, вашу способность рисковать. – Элинор улыбнулась и посмотрела на Кассандру мудрым взглядом сказочной крестной. – Как вы, дорогая?
– Не знаю, что делать со слезами – они словно сами текут из глаз…
– Ну, в слезах нет совершенно ничего дурного.
И все же с вами, Кассандра, творится что-то неладное.
Хоуп предупреждала ее о том, что прежней Кассандры больше нет, но перемена оказалась столь разительной, что Элинор было трудно свыкнуться с ней.
Без сомнения, на то были веские причины. Кассандра послала всем своим подругам прощальные письма в день, когда покинула Черную Гору, – благодарственные письма, полные нежных слов… и уверенности, что никто не будет скучать по ней.
Элинор видела, что Кассандра отчаянно борется, старается одолеть свою немощь и отчаяние, – она нежно улыбалась, отвечая на вопросы Элинор, а когда ее исхудавшие пальцы раздвинули слоеный пирог из одеял, в которые она была укутана, из-под него показался пушистый купальный халат.
– Хоуп накупила мне уйму цветных купальных халатов с начесом и фланелевых ночных рубашек, да еще домашние туфли всех мыслимых и немыслимых цветов, так что теперь мне очень тепло и уютно.
– О, это так чудесно!
Внезапно Кассандра нахмурилась:
– Но у меня нет больше никакой одежды. Правда, сейчас мне больше ничего и не нужно – ведь я в основном лежу в постели.
– Конечно, дорогая. А когда вы будете готовы к выходу на улицу, Джейн, Хоуп и я доставим вам все, что необходимо. Мы будем счастливы совершить набег на магазины и порадуемся своей вакханалии.
Боже, только не Джейн.
Мысль Кассандры столь ясно и отчетливо передалась в выражении ее лица, что Элинор не могла этого не заметить.
– В чем дело, Кэсс?
– Я не могу видеть Джейн.
И не хочу, чтобы она что-нибудь покупала или делала для меня.
Теперь уж смутилась Элинор:
– Не можете видеть Джейн?
– Нет, и даже не знаю почему. Ведь в этом нет никакого смысла, правда? И все же не могли бы вы…
Элинор улыбнулась:
– Сделать так, чтобы ее здесь не было, не задев при этом ее чувств? Конечно, смогу. Вы не увидите Джейн Периш до тех пор, пока сами не будете готовы с ней встретиться.
Элинор замолчала, и на лице ее появилось выражение той самой сказочной крестной, которая когда-то убедила Кассандру провести лето в имении. Это был веселый и невинный, но вполне решительный взгляд миссис Санта-Клаус.
– Как чудесно, что вы снова здесь, ведь скоро Рождество. Я его уже чувствую. Это будет замечательное, изумительное Рождество. Для всех нас.
«Чейз даст шанс и вам тоже, Кассандра» – таков был смысл речи Элинор восемь лет назад. И тогда она была права – Чейз дал ей этот шанс.
Теперь же веселая миссис Санта-Клаус обещала ей то, чего она не могла принять. Кассандра знала, что к Рождеству ее здесь уже не будет: ей неминуемо придется уехать.
– Я думаю, Рождество всегда было чем-то тягостным для Чейза и Хоуп, по крайней мере начиная со смерти гран-пера. До этого семья Тесье всегда встречала Рождество в имении.
– А потом Виктор уже не хотел возвращаться в Напа-Вэлли на Рождество?
– Верно, – подтвердила Элинор. – Как вы догадались?
– Я смотрела видеокассету, на которой был снят сорок второй день рождения Френсис, и она что-то говорила Виктору насчет рождественских празднеств, возможно, предлагала ему провести Рождество в долине. По крайней мере мне кажется, что так я об этом и узнала. Но, помнится, я узнала кое-что еще… что-то гораздо более важное.
– Возможно, Виктор сказал вам это? Хоуп говорила, вы были рады видеть его, когда он навестил вас в больнице.
– Да, верно.
Но неужели она была рада видеть человека, заставившего Чейза разделить имение? Должно быть так, но причины она не помнила.
– Вы дружили с Виктором и прежде?
– Ну что вы, нет. Я даже никогда не видела его до того вечера перед праздником Хэллоуин, на котором мы впервые встретились. Он пришел ко мне домой на следующий день и… Это было так необычно и странно.
– Что, дорогая?
– Кажется, это все так не похоже на Виктора. Мы с ним говорили о чем-то важном.
– Но что это было?
– Не помню.
Конечно, он был у нее, Виктор. Неясная тень в ее неслушающейся памяти. Он спрашивал, почему она не хотела разговаривать с ним на вечере, удивлялся тому, что Чейз питает к нему отвращение, и недоумевал, пытаясь понять причину…
Но главное в этой беседе с Виктором Тесье таилось в полутьме неясных воспоминаний, в закоулках ее разрушенной памяти, в месте, которое было полностью затянуто мглой. Лишь одно удивительное по своей отчетливости убеждение не покидало ее окутанный туманом мозг:
– Виктору необходимо провести это Рождество в Напа. Ему необходимо поговорить с Чейзом и Хоуп. Не знаю почему, но я абсолютно в этом уверена.
Милая улыбка мелькнула на ее бледных губах.
Элинор тоже улыбнулась в ответ, не зная, стоит ли продолжать этот разговор.
– Мой Эндрю умер на Рождество, – неожиданно сказала она.
– О, Элинор, я не знала. Мне так жаль.
– Все в порядке, дорогая. Тогда все было совсем иначе. Он все еще оставался моим Эндрю, хотя болезнь Альцгеймера отняла у него все лучшее, что в нем было. Но в сентябре, когда умерла Френсис, сердце Эндрю начало давать сбои. Еще задолго до этого он говорил мне: когда наступает твое время, оно наступает. Он не любил никаких патетических высказываний, и он хотел жить ради меня, но не хотел стать для меня обузой. Эндрю даже как-то сказал, что, если такое время наступит, он просто покончит с собой.
– Неужели он это сделал?
– Убил себя? Нет! Он сделал бы это давным-давно, если бы знал, что ему предстоит. Но болезнь Альцгеймера такая коварная, Кассандра. На ранней стадии, когда она только начиналась, Эндрю был уверен, что справится с ней, но на самом деле все случилось совсем не так, как он предполагал. Когда болезнь усилилась, у него уже не было ни воли, ни способности принимать решение. Обещание, данное самому себе, терзало его, и это делало мучения еще более ужасными.
Мудрые глаза Элинор потемнели от печальных воспоминаний, и в них блеснули слезы.
– Я была благодарна судьбе за то, что Эндрю так и не смог выполнить своего замысла. Разве для меня было так уж важно, что он стал другим Эндрю, мало напоминавшим того человека, которого я любила целых сорок лет? Тот Эндрю был где-то внутри нового, внутри этой сжимавшейся оболочки. Я хотела, чтобы он оставался со мной всегда, всю мою жизнь, независимо ни от чего, и умоляла докторов сделать все возможное, чтобы продлить его жизнь. Но ничего не помогало. Я видела, как Эндрю страдал, бывали моменты, когда ему не хватало воздуха, он задыхался, не понимая почему. Под конец только мое эгоистическое желание не отпускать его любой ценой поддерживало в нем жизнь. Я слишком любила его и не могла сама ни на что решиться. Мне нужен был кто-то, кому бы я доверяла, кто понял бы.