Натали Ричардс - Шесть месяцев спустя (ЛП)
Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, мягко, нежно и достаточно глубоко, чтобы я почти забываю, где нахожусь. Когда он отстраняется, загадываю желание, чтобы сохранить этот момент в своей памяти навсегда.
— Никто не причинит тебе вреда, Хлоя, — нежно говорит он.
— Ты будешь защищать меня? — спрашиваю я, наклоняясь и целуя низ его скулы. Он слабо стонет.
— Если только выберусь из этого здания живым, то конечно.
Мы спускаемся вниз и садимся в машину. Все заведения закрыты, поэтому мы делаем выбор в пользу заправки: упаковка пирожных Твинкис и два больших, исходящих паром кофе. Мой кофе устремляется вниз, без единого тошнотворного признака.
— Я думала, что никогда больше не смогу пить кофе. — Я прижимаю к себе картонный стаканчик, как старого друга.
— Я плохо влияю на тебя.
— Да, я рада, что ты это делаешь. Ты всегда был тем самым плохим парнем, так что кому какое дело?
— Кому какое дело?
— Ну да, ты как… как Кларк Кент.
— Кларк Кент?
Адам, похоже, более чем польщён этим сравнением.
— Ну, ты пришел мне на помощь возле библиотеки.
— Это верно. — Он пожимает плечами. — Я подумал, что это будет отличный способ заполучить твой поцелуй.
— Заставляя меня мерзнуть, пока ты занимался час-другой после того, как спас меня? Интересная стратегия.
Он снова ухмыляется, и я понимаю, почему девушки западают на плохих парней. Или, по крайней мере, на парней, которые кажутся плохими парнями.
— Думаю, всё это представление, — говорю я, слизывая крем из пирожного с пальца. — Это трюк плохих парней. Ты делаешь это, когда клеишь девчонок.
— И работает? — спрашивает он, наклоняясь ближе.
— Жюри ещё обсуждает этот вопрос, — отвечаю я, но когда он целует меня в шею, я абсолютно уверена, что вердикт положительный.
***
Когда официантка ставит перед нами тарелки с блинчиками, уже восемь вечера. Я выливаю, должно быть, около двух литров сиропа сверху, и Адам смеётся.
В течение десяти минут я подцепляю еду и рассказываю. Адам слушает, как я излагаю странные вещи, которые сопоставила вместе, от удалённого файла Джулиен и до загадочного разговора доктора Киркпатрик с Дэниелом. Я даже упоминаю исследования по гипнозу, хотя до сих пор не могу представить, куда отнести этот факт.
Делаю паузу, ковыряясь в уже чуть тёплой еде, и Адам задумчиво откидывается назад, его тарелка почти пустая.
— Так как всё это связано? Доктор Киркпатрик как-то загипнотизировала тебя, чтобы ты забыла всё о последних шести месяцах? Зачем?
— Понятия не имею.
Адам нахмуривается.
— Не знаю, Хлоя. Она давала нам упражнения на релаксацию, но это не то, о чём ты говоришь. И я не могу понять мотив. Что-то подобное может разрушить её карьеру.
— Может быть, её шантажируют? Может, она хочет больше денег? Кто знает, что толкает людей на преступления?
— Обычно то, что толкает людей, абсолютно прозрачно. Я имею в виду, что знаком с одной женщиной. У неё на самом деле нет дурных наклонностей.
У него своя точка зрения, но у меня нечто больше, чем мои мысли. У меня есть долбанные доказательства. Ну, вроде того.
— Адам, она разговаривала с кем-то о Джулиен. С кем-то, кого зовут Дэниел. И вполне возможно, что это был Дэниел Таннер, один из спонсоров нашей маленькой учебной группы.
— Или кто-то вроде Дэниела Смита из почтового отделения, или Дэниела Старински, начальника заправки возле школы. Ты представляешь, как много Дэниелов в Риджвью? Всё, что мы знаем — это то, что у Джулиен был другой доктор по имени Дэниел, и она разговаривала с ним.
Я медленно окунаю кусочек блинчика в реку сиропа.
— Ты думаешь, что я хватаюсь за соломинку.
Адам перегибается через стол, его пальцы накрывают мою руку.
— Ты хочешь узнать, что с тобой произошло, и я разберусь с этим.
— Но?..
— Но ты готова указать пальцем при любой возможности. Возможно, на тех людей, которые не сделали ничего плохого.
— Её голос звучал нервно, Адам. Почему она нервничала из-за того, что я разговаривала с ней о Джулиен, если она не сделала ничего плохого?
— Возможно, она была расстроена. Джулиен была в нашей группе, Хло. Возможно, она была близка с ней, и её беспокоит, что ты так расстроена из-за всего этого.
Его слова как будто разрушают мою версию на части. Но в них нет ничего плохого.
— Хорошо, — говорю я со вздохом. — Я оставлю всё как есть.
Адам улыбается, но его глаза немного настороженные, когда он качает головой.
— Нет, не думаю, что ты так сделаешь. Я уверен, что ты ничего не оставишь просто так.
— Осторожнее. Демонстрация твоей сообразительности может плохо сказаться на твоей репутации плохого парня.
Он тащит с моей тарелки одну из сосисок рядом с блинами, и мы меняем тему.
Он показывает на потолочные балки, и я говорю о статье, в которой читала о влиянии похожего декора на настроение, с винтажными фотографиями и элементами домашнего обихода, представленными, как арт-объекты. Это первый раз, когда я чувствую себя нормально с тех пор, как проснулась в классе.
Поездка домой долгая и спокойная. Адам приглушает радио, и я использую ремень безопасности посередине, чтобы свернуться под его рукой. Нахожу зазубренный шрам, прямо над его запястьем, и изучаю его пальцами, смотря на дорогу, стелющуюся перед нами.
На мгновение я думаю над тем, как бы назвала это. Он мой парень? Слово такое маленькое, детское для того чувства, которое я ощущаю. И какая-то часть меня понимает, что я должна бояться этого чувства абсолютной правильности, когда прижимаюсь к нему.
Но потом он целует меня в макушку, и я улыбаюсь. И больше не думаю об этом.
Я наполовину заснула, когда внезапная мысль вырывает меня из полузабытья.
— Я сегодня ничего не вспомнила.
— Что такое? — спрашивает Адам, его голос грохочет возле моей щеки.
— За всё то время, что мы целовались сегодня, я ничего не вспомнила. Обычно я что-то вспоминаю, когда ты прикасаешься ко мне.
— Только я?
— Только ты, — отвечаю я. — Но сегодня ничего. Я ничего не вспомнила.
— Может, твоя испорченная часть мозга была слишком занята сегодня. — Он щекочет меня, пока я не начинаю смеяться и ударяю его по руке.
Но это имеет смысл. Когда его губы напротив моих, мой мозг определённо не способен функционировать на высшем уровне.
Он провожает меня до двери, но сомневается, когда я наклоняюсь за ещё одним поцелуем.
— Ты превратился в тыкву? — дразню я.
— Мило, — отвечает он.
— Ты ещё не знаком с моими родителями. Кажется, немного грубо стоять с тобой на пороге.
