Эллина Наумова - Постель и все остальное
Отныне она знала, что, влюбившись в Арсения, как альпинистка, начала карабкаться по горному склону. Прежде казалось, что движется по пересеченной, но равнинной местности от дерева к дереву. Издали красивое, мощное, а приблизишься – ни от зноя, ни от ливня не спасает. Изволь гулять до следующего. Но вот дышать стало трудно, в горле пересохло, в ушах забухали молотки, отблески ледников ослепили, а руки и ноги затряслись от напряжения. Значит, шла вверх. Тут ее будто по лицу ударили. Чувство, которое вызвал в ней Арсений, и есть вершина? Та самая, где благоговейно укрепляют флаг родины, откуда в эйфории преодоления и достижения озирают немыслимо прекрасную землю и еле сдерживаются, чтобы не шагнуть прямо в космос? Не может быть! Тогда все россказни про любовь – ложь неврастеников, себялюбцев с фантазией. Они выдумывали любимых, которые соответствовали масштабу их неуемной гордыни. А в реальности были обычными людьми.
Нет, правда, кто такой этот Арсений? Гений? Герой? Громовержец? Сорокалетний аналитик с квартирой и машиной, неизвестно чьего роду-племени. Ирина даже застыдилась той легкости, с какой недавно готова была, как от приличного дома, отказать от души и матери, и друзьям. Конечно, можно в него влюбиться, замуж выйти, детей родить. Но не ощущать же это добровольным покорением высочайшего на свете пика! Однако чем яростней она задувала внутреннее пламя, тем четче осознавала, что начхать ей на разум. Питается падалью жизненного опыта и еще смеет учить. То ли дело чувство – охотник, любитель свежатины. Его надо слушать. И что оно велит? Немедленно звонить Арсению, бежать к нему, вешаться на шею и расстегивать дрожащими пальцами брючный ремень. Ан нельзя. Вот и весь альпинизм. Вот и не состоялась очередная сексуальная террористка.
Как у большинства неприкаянных женщин, у Ирины был парень, который вспоминался при каждом расставании со следующим другом. В одном ключе – ах, зачем я, дура, его отшила, ох, как он меня любил, ух, почему мы не вместе. Причем чем больше случалось разочарований, тем идеальнее делался образ утерянного по юной глупости рыцаря. Он даже внешне менялся, будто Ирины любовные неудачи были для него пластическими операциями – тяжелел подбородок, выпрямлялся нос, увеличивались глаза. На очереди явно было использование цветных линз, искусственное сгущение шевелюры и ее осветление. В дорогие джинсы и кашемировый свитер она его давно переодела.
Нынешняя любовь вытворяла что-то несусветное, руша успокоительные каноны. Придя домой, Ирина стала лихорадочно возвращать своему эталонному мальчику тот вид, который был у него при первом свидании. А потом начала сравнивать не с потерянным, но только-только обретаемым Арсением. И пока тот крепким словом и вялым кулаком усмирял осатаневшую Галку, Ирина, распластавшись на кровати, бередила память.
Его звали Ринат. Московский татарин с непроизносимо длинной фамилией. Высокий, худой, удивлявший тонкими чертами лица не меньше, чем эрудицией во всякого рода художествах. Ему бы искусствоведением тешиться, а он защищал инженерный диплом. Естественно, в двухтысячном работать по специальности технарю было негде. Их познакомила одноклассница Ирины, которая встречалась с другом Рината. Кто бы мог подумать, что из тогдашней знатной оторвы, меняющей парней от горячечного любопытства – какие они, выйдет смиренно-терпеливая жена, мать и всеобщая нянюшка. Да, да, та самая, на плече которой Ирина до сих пор ревела, больно ударившись о жизнь. Роман одноклассницы и друга быстро обретал полноценность. Им, как водится, хотелось осчастливить ближних, чтобы не любопытствовали, а занимались сами собой. Раз сходили вчетвером в кафе, раз в кино, раз в пустую квартиру тетки друга. Влюбленные целовались, симпатизирующие друг другу танцевали и разговаривали. Ринат явно не собирался гнать лошадей, а Ирина кричать: «Ямщик, быстрее!» Чистые оба были, с идеалами.
Ирина тогда не знала, что, если у молодого мужчины есть настоящие друзья, он сначала покажет свою девушку им, а уж потом родителям. Поэтому к приглашению в гости, где «соберутся наши», отнеслась легкомысленно, как к обычной вечеринке. За ней зашли одноклассница с другом, Ринат и еще два парня, груженные снедью и выпивкой. Был гололедный ноябрь, такой ветреный, что, казалось, дни сдувались с календарных листов. Но как весело компания шагала к метро, как дружно смеялась в поезде, какими чудными анекдотами развлекалась, сокращая путь голыми дворами. Наконец, добрались до панельной высотки, равнодушно озиравшей укоренившиеся вокруг нее приземистые строения.
Хозяином оказался приятный, с большим, хорошо очерченным ртом сын уехавших загорать и купаться в Египет родителей. Пять мужиков, две девушки и баул алкоголя – не очень надежное сочетание.
– Нас не изнасилуют? – шепнула подруге настороженная Ирина.
– Спятила? Не те люди, – тихонько прыснула та.
– Тебе хорошо, ты при своем вроде жены, и все это признают, – не отставала ничья гостья.
– Чего и тебе желаю…
На поверку два одиноких друга оказались старше Рината. Один гордо нес крест принадлежности к какому-то очень малочисленному на Земле народу и с восемнадцати лет неустанно повышал его численность в законном браке. Второй преподавал в университете, любил науку, спал с аспиранткой, а Ирину с подругой держал за двоечниц, изображавших отличниц. Зато с хозяином сладу не было. Под изобретательные комплименты и чувственную музыку он танцевал с Ириной целый час, кружа по двухкомнатным хоромам, даже в ванную ухитрился завлечь. Это называлось «танцэкскурсией по свободной территории». Болтал про театры, которые явно знал на уровне закулисья. Было интересно. Ирина думала, что творческой личности надоело пить за столом, вот и резвится. Потом в голову взбрело, что ее проверяют сладкоречивым мальчиком с развратными губами. Наверное, этот артистичный ловелас определяет устойчивость девиц к случайным связям по просьбе друзей. И самому в кайф, и информация абсолютно достоверная.
Однако проверка затягивалась, хватка становилась все крепче, дыхание все жарче, топтание в пустой комнате возле дивана все навязчивей, а ее нормальной длины свитер оказался вдруг таким коротким, что еле прикрывал голый живот.
– Я пойду курить, – сказала Ирина, отстраняясь.
– Ненадолго… И продолжим, – загадал он, томно прикрыв глаза.
– Жди, мечтатель…
Она зашла в кухню, где болтали и квасили остальные, взяла пачку и зажигалку. Ей спокойно дружески покивали, и тут Ирина разозлилась. Она вылетела на лестницу, сгоряча захлопнув за собой дверь. Минут через пятнадцать выбрались с сигаретами все, кроме хозяина.
– Ты чего одна так долго? – спросила подруга.
